Город, стоящий у солнца

— Тс-с-с-с-с! Тише. Ты не следишь за мыслью.

— Нас… — девушка зажала мне рот ладонью.

— Я избавляю своих пациентов от апатии, уныния и разнообразнейших самокопаний простым как мир способом: я заставляю вас ненавидеть. Меня, себя — не важно. Используя два инструмента, которые тут, в нашем уютном аду время от времени используют все, от учителей до политиков: насилие и секс, — она оставила меня и подошла к кушетке, извлекла из ниоткуда объёмную коробку и начала перебирать предметы, назначение которых явственно читалось по их форме.

— Выпусти меня отсюда!

— Это приказ? Ты не в том положении, чтобы приказывать. Может быть, если ты начнёшь меня умолять…

— Я отомщу! Даже если ты меня убьёшь, я просто проснусь дома, а потом найду тебя и…

— Продолжай, — она вернулась ко мне, пряча за спиной что-то достаточно большое (длинное?) и хищно улыбаясь, — может быть, ты подкинешь мне пару свежих идей?

— Да пошла ты!

В ладонях её покоилась странная конструкция из пары кожаных ремешков и крупной фигуры из чёрного силикона или чего-то такого, подозрительно напоминающей член. Кляп? Я закрыл рот и испуганно замотал головой.

— Открой ротик, — почти нежно проворковала моя собеседница, помахивая этой игрушкой перед моим лицом, — открой ротик, всё равно заставлю!

Я продолжил отрицательно мотать головой и ещё сильнее сжал челюсти.

— Ну, как хочешь! — левой рукой девица с силой врезала мне по кадыку. Откуда только берётся такая силища в хрупких девичьих пальчиках?! Задыхаясь, я закашлялся, раскрыл рот, рефлекторно, неосознанно — организм пытался хотя бы так схватить и протолкнуть в лёгкие хоть немного воздуха — и в этот же миг Настя чуть ли не по самые гланды загнала мне в рот ту мерзкую штуковину. Пока я боролся с рвотными позывами, эта сволочь успела обойти меня и затянуть пряжки ремешков-креплений. Сука! Лицемерная мразь!

Лишь мгновение спустя до меня дошло: пока эта здоровая, почти в три пальца толщиной, жёсткая хреновина до боли раздвигает мои челюсти и прижимает ко дну глотки язык, я не смогу ни раскусить, ни раздавить ампулу с ядом. Чёрт! Почему я не вспомнил о яде раньше?! Эта паскуда ведь сама мне прямым текстом о нём напомнила!

— Потому что ты хочешь того, что будет дальше, — услышал я возбуждённый шёпот, — потому что ты думать забудешь о своих маленьких невзгодах, после того, что я с тобой сделаю. Иначе ты бы не пришёл! Иначе мир подкинул бы тебе сотню тысяч поводов не приходить сюда!

Она опять, опять, опять, чёрт возьми, снова захохотала! Кляп безучастно поглотил заготовленную мною гневную тираду и выпустил наружу лишь нечленораздельные звуки. «Настенька» довольно кивнула.

— Такие как ты всё равно страдают от нежелания что-либо решать своим произволом. Так зачем тебе тогда говорить? Я сама всё решу. Захочу — буду ласкать тебя. Страстно, нежно. А что, ты мне ещё на корабле приглянулся, но вы же с Громом да с гитарастом тем и на метр дальше собственного носа не видите! — в голосе девушки зазвучала обида, — да и вообще, суккубы с инкубами старались, мы с Иркой выкладывались как могли, а вы такие потом после всего: «ничего не было! это всё наркотики! это наваждение и иллюзия!» — глумливо изображая голосок Громова, она влепила мне три пощёчины как восклицательные знаки, разделившие реплики. Глаза ведьмы вспыхнули колдовским огнём.

Моя собеседница, демоница, что была когда-то Настей, сбросила докторский плащ и футболку, под которой не было белья, и застыла передо мной, будто позируя топлес для какой-нибудь обложки. В более дружественной обстановке я бы, наверное, насладился зрелищем — классная всё-таки грудь, не поспоришь — но в тот момент мне было немного не до того.

Она ходила по комнате как тигр в клетке и истерично выстреливала в мою сторону порции обрывистых фраз.

— Эй! Мне не нравится, как ты на меня смотришь!

Мою щёку обожгла очередная пощёчина.

— Думаешь, я как киношный злодей перед тобой тут распинаюсь? Смеёшься надо мной, да?! А я думаю, что пошёл ты на хрен! Страдалец нашёлся…

Демоница расхохоталась снова, но резко осеклась.

— А это и впрямь большое удовольствие — строить из себя злодея и делиться коварными планами. Знаешь, я ведь когда сюда попала долго не могла разрешить один нелепый внутренний конфликт… Личностный кризис у психолога, прикинь, да?!

Очередная порция моих нецензурных мыслей осталась лишь мыслями, погибнув в глубине кляпа, до боли распирающего затекающие уже челюсти.

— Я никак не могла решить, чего я хочу больше: помогать людям, утешать их, успокаивать или же причинять им боль, унижать, тешить своих маленьких личных демонов за их счёт?

Удар в низ живота заставил меня согнуться и шумно выдохнуть от неожиданной боли, а Настя, на секунду обратила руки в когтистые лапы и сорвала с меня штаны, оставив глубокие царапины-порезы на бёдрах. Миг — и когти снова исчезли, а её пальцы опять стали хрупкими, девичьими.

— Знаешь, как наша драгоценнейшая, — в голосе мучительницы зазвенела со стальными нотками холодная ненависть, — драгоценнейшая госпожа куратор и её подстилка-Громов избавили меня от сомнений?

Я замотал головой из стороны в сторону, мыча что-то глубоко отрицательное, и даже не покривил душой при этом — о чужих историях мне практически ничего не было известно, да я и не интересовался никогда дорогами «товарищей по кораблю».

— Ну, не знаешь — так не знаешь! — Настя грустно улыбнулась и замолчала. Откуда-то в руках её появился подозрительного вида флакон, гелем из которого она начала меланхолично покрывать пальцы правой руки, — всё очень и очень просто, — она подошла ко мне и задержалась рядом, с упоением прислушиваясь к участившимся от страха ударам моего сердца.

— Всё очень и очень просто… — прошептала она наконец, — эти двое пытали и насиловали меня несколько дней! — С этими словами она левой рукой схватила меня за волосы, наматывая их на кулак, а правой…

Когда первый палец вошёл внутрь, я чуть не лишился чувств. Боль, страх, глоток воздуха, комом вставший в горле и не дающий вдохнуть… Мои ноги подкосились, но демоница не выпускала меня из лап, да и кандалы на руках, приковывающие меня к столбам фальшивых датчиков не дали бы мне упасть. В глазах начало темнеть… Холодно. Холод и судороги пробежали по всей спине и ногам. Боль! Тяжело дышать. Темно… Этот металлический привкус во рту, который невозможно ни с чем спутать… Это чужеродное во мне… Я сжал зубы, и буквально почувствовал, как они врезаются в кляп, но до ампулы с ядом так и не смог дотянуться.

— Знаешь, — дождавшись, когда я снова смогу нормально дышать, она задвигала рукой вперёд-назад, причиняя мне новые мучения, — я благодарна им за это. Эти двое и впрямь избавили меня от сомнений. Я выбрала для себя правильный путь, понимаешь? Я мучаю, пытаю, насилую людей, которых глубоко презираю, а они платят мне за это и находят благодаря мне смысл своей жизни, хотя бы и в попытках отомстить. Вот ты же будешь мне мстить? — лукаво поинтересовалась Настенька, ввела следом за указательным средний палец и залилась смехом, глядя, как отображается на моём перекошенном лице унижение, страх и боль. Я бессильно стонал, сжимая зубами кляп, пытался сдвинуться, «сняться», но безрезультатно.