Город святых и безумцев
Шрифт:
Но, как я и говорил, это уже должен знать любой предприимчивый (8) начинающий кальмаролог — если не по собственными приключениям, то по любому из слащавых, но всеми любимых кальмаровых комиксов для детей, которыми, полагаю, еще пестрят листы различных амбрских газет и плакатов.
Вот только перепачканный глиной, промокший, влюбленный в беспозвоночных юный головоног, возможно, не вполне сознает определенные аспекты физиологии и поведения королевского кальмара, которые отличают его от прочих головоногов. В этом нет ничего удивительного, учитывая скудость и жалкий характер источников.
Во-первых, взрослый королевский кальмар может достигать 150 футов в длину и весить более 5.000 фунтов (как бы хотелось, чтобы Моль была
Но размеры сами по себе еще не объясняют притягательности королевского кальмара, которая завораживает ученого до конца его дней. Действительно, даже самый уважаемый кальмаролог-любитель не узнал бы обожаемое существо в его младенческой стадии, когда оно походит на личинку какого-нибудь водного насекомого (9). За прошедшие годы это стало причиной нескольких прискорбных ошибок.
Ошибку может совершить даже уже зарекомендовавший себя опубликованными работами кальмаролог-любитель, такой, как мистер Ричард Смайт (коммивояжер из лишенного водоемов города Леандр). По пути в Никею мистер Смайт набрал склянку воды из реки Моль как раз потому, что она была полна, как он полагал, личинками насекомых. Вернувшись домой, он вылил эту воду в аквариум, чтобы накормить своих терпеливых рыб, и поспешно отправился в погоню за слухом о зонтиках, в которых возникла потребность в одной засушливой местности. Когда он вернулся три недели спустя, его встретил разозленный королевский кальмар размером с небольшую собаку, плававший в опустевшем аквариуме. Размахивая руками и щупальцами, изголодавшийся кальмар немедленно бросился на незадачливого мистера Смайта. Только нераспроданные зонтики спасли этого глупца от ожидавшего его в противном случае измельчения (10). Что впоследствии они с кальмаром стали наилучшими друзьями, не меняет двух фундаментальных уроков, которые следует извлечь из этой истории: всегда процеживайте воду для малолетних кальмарчиков и ни в коем случае не доверяйте воде из реки Моль.
Согласно Клайду Алешкичу, которого заблуждающиеся пустозвоны провозгласили «ведущим экспертом» по королевскому кальмару, у этого великана среди головоногих нет естественных врагов. (Что совершенно неверно в случае его ближайшего родича, южного морского сафнатского кальмара, которому приходится отражать коварные атаки шизофренического сафнатского кита, — кита, ставшего, фигурально выражаясь, обрамлением империи.)
Что до диетарных предпочтений королевского кальмара, можно с некоторым основанием утверждать, что он питается разнообразнее тех, кого в установленный час выпускают кормиться в столовых или даже на кухнях. Королевский кальмар — заядлый мясоед, неумолимо охотящийся на добычу, которая варьируется от насекомых, ракообразных, рыб, прочих кальмаров и коров (когда доступны) до содержимого неудачно построенных домов (11). Короче говоря, королевский кальмар съест все, что сможет обернуть своими конечностями, включая смертоносную, но глупую пресноводную акулу. Однако, вопреки утверждениям Джорджа Эджуика в «Исследовании связей между беспозвоночными и отбросами», королевский кальмар благодаря своему исключительно развитому обонянию следует за мусорными баржами не чаще, чем заказывает еду навынос в амбрском кабаке (12).
Если оставить в стороне рассуждения о хищнике и добыче, королевский кальмар, освобожденный из тюрьмы условных рефлексов, проявляет врожденную игривость. Эта склонность к игре обычно проявляется через систему толчков. Для передвижения кальмар использует плавательную воронку, короткий, подобный морде орган, выступающий под головой из мантии (13). Благодаря подвижности мантии воронка кальмара приобретает
удивительную гибкость. Из этого проистекает одна из наиболее удивительных привычек королевского кальмара.А именно, известно, что королевский кальмар окатывает длинными струями воды ничего не подозревающих путников, случайно оказавшихся на тропинках вдоль берега реки. Эти вырывающиеся с большой скоростью струи могут заходить на 80 футов в глубь суши и окатывать прохожих основательной дозой вонючей и илистой воды (14).
Столь исключительная меткость требует отличного зрения и немалого расчета. Спектакль зачастую сопровождается «фуканьем», которое я считаю смехом, что бы там ни говорил об этих теориях мой сосед Джон. Так называемые эксперты (которых, на мной взгляд, давно пора запереть навечно в карцер) полагают, что это просто звуковой эффект, возникающий при заполнении воронки водой перед новым залпом.
Но прискорбным следствием этой игривости стало то, что чванливые клещи, собирающиеся под вывеской «Амбрской лиги безопасности», составили проект резолюции, выделяющей средства на дрессировку кальмаров в качестве пожарников для тех районов Амбры, в которые есть доступ с воды. Еще меньшего успеха достигла Церковь Кальмаровых Детей, пытавшаяся устраивать бредовые и зачастую фатальные «крещения кальмаром». В ходе этих ритуалов данный культ пытается спровоцировать кальмара совершить «таинство отпущения грехов». Как следовало ожидать от убежденного мясоеда, королевский кальмар редко балует хоть сколько-нибудь цивилизованным поведением.
Между тем продолжают возникать дальнейшие свидетельства развитого интеллекта у королевского кальмара, рябь познавательной способности, наличие которой уже давно было выведено из его физиологии (15). Неужели можно считать совпадением то, что два могучих сердца кальмара гонят кровь не только в его крепкие плавники, но и в большой и сложный мозг? Мозг среднего королевского кальмара получает на три галлона больше крови в день, чем мозг среднего пациента (которому на ленч подают засохшие рыбные тефтели, свернувшийся йогурт и разочаровавшуюся в бытии зеленую фасоль) за неделю. Говорят, что единственное животное с более крупным мозгом, одеккский двухораловый белый кит, кренится на сторону под весом собственного черепа (16).
Королевский кальмар (как и некоторые малые кальмары, но в отличие от страшного судорожного кальмара) также имеет возможность напрямую управлять цветом и узором своей окраски, что как будто также свидетельствует о развитом интеллекте. Фосфоресцирующие картины на реке ночью, возможно, напомнят странные огни, которые видели десять лет назад на развалинах города Олфар и которые приписали неизвестному разуму. (Внимательный читатель уже начинает улавливать суть моих уникальных теорий, изложенных в части IV данной монографии.)
Исходный серебристый окрас королевского кальмара способен моментально измениться на зеленый, голубой, красный, желтый, оранжевый, пурпурный, черный или на любое сочетание вышеназванных цветов. Кальмары умеют замаскироваться под любое окружение, молниеносно меняя окраску (17). Хотя первоначально подобные изменения возникли, возможно, в результате «эволюции» (используя англиканизм, введенный чрезмерно поносимым Ксавье Дэффедом), чтобы избежать внимания хищника и помогать в брачных ритуалах, теперь умение менять цвет превратилось в сложнейшую систему коммуникации, более эффективную, чем звуковой язык или язык жестов щупальцами, который привиделся в бреду Максвеллу Бокуню, когда он погружался на дно речной впадины (18).
Не будь люди по природе своей безумны и не сопротивляйся они так самосовершенствованию или терапии, совместное исследование недооцениваемых Реймонда Вернесса и Паулины Липин уже давно затмило бы клоунады таких смехотворных личностей, как Бокунь.
Первым вдохновенным новаторством Вернесса и Липин стало открытие, как обойти великую Проблему Ила, устроив засидку вроде тех, какие используют для изучения и ловли птиц. Выбрав одинокую мель посреди глубокого участка реки Моль, ученые поставили возле нее на якорь свою баржу, в днище которой был врезан стеклянный купол — образцовое усовершенствование доступных кальмарологу устройств (19).