Город убийц

— Анри, мне только что скинули информацию от Бюро. Мы нашли твоего убийцу.

— И кто он?

— Он мертв. Но мы установим личность. Он пытался пройти через Сад.

— Его убили ваши люди?

— Нет. Он вошел в Сад, как только открыли портал, в районе шести утра, и ему почти сразу стало плохо. Несколько человек тут же бросились на помощь, усадили на скамью, послали за врачом и местным психологом. Там были Марго и Лиз. Лиз, конечно, сказала, что она тоже психолог и подошла совсем близко.

Я отчаянно посмотрел на него.

Глава 26

— Все в порядке, Анри, — быстро сказал он. — Все живы. Ну, кроме этой сволочи!

Я поразился столь немилосердному эпитету. На РЦС считается, что преступник — это больной человек, которого надо лечить, а не ненавидеть. Конечно, и на Тессе и Кратосе — это во многом так, по крайней мере, в среде психологов, но на РЦС доведено до логического конца.

Главное, выловить болезнь до появления таких неприятных и несвойственных человеку симптомов, вроде желания что-нибудь украсть, или не дай Бог, кого-то убить, и вовремя подкорректировать, и будет все совершенно отлично.

— Его убил Сад? — спросил я.

— Ну, что ты! Убить человека можно в одном единственном случае: если он конкретно сейчас собирается убить другого человека и его невозможно остановить никак иначе. Искусственный интеллект Сада об этом знает, наши же психологи программу писали.

Было так. У убийцы была система вроде мини-арбалета, спрятанная в манжете накидки. Он был одет, как гражданин РЦС, ну, знаешь наши широкие манжеты. Он увидел мою жену и решил, что она тоже неплохая цель. В манжете была спрятана отравленная игла. Все устройство пластиковое, игла деревянная, яды входная арка Сада не детектирует — ловит одни железки. И иглу не нашли.

Он начал поднимать руку, чтобы выстрелить в Лиз в упор, и система его отключила. Но, прежде, чем потерять сознание, он успел активировать спусковое устройство: игла вылетела, но попала ему в ногу. Не спасли.

— Он не мог притвориться, что ему плохо?

— Вряд ли. Ведь основной целью был ты. Видимо, подумал, что умирает, и решил выполнить хоть часть задания: навредить мне, — Эли вздохнул. — Я — дурак, надо было идти всем вместе.

— Неважно, — сказал я. — Все обошлось.

Новость уже появилась в топе. «Смерть в Саду Гостеприимства», — гласили заголовки. А через полчаса Дик Моррис уже слабо отбрехивался от журналистов на тему: «Почему это у нас можно пронести яд в Сад, и за что мы вам деньги платим?»

Габриэла оказалась таким же малоэтажным полупоселком, что и Остиум-Мистраль, только совершенно огромным. Она раскинулась по берегам озера у подножия гор. И цена на недвижимость определялась не расстоянием до центра, а расстоянием до озера, и была ему обратно пропорциональна. Особняк Кэри располагался не прямо на берегу, но пешком дойти можно, что свидетельствовало о принадлежности семьи к среднему классу.

Центра у столицы и вовсе не было, по крайней мере, я не нашел, точнее, у нее было много центров, но небоскребов габриэльцы не строили: даже офисы и промышленные предприятия были не выше пяти этажей и разбросаны по всему городу с небольшим увеличением плотности в сторону гор.

Договоры в основном заключались дистанционно, подписывались тоже, так что офисы были не особенно нужны: ну, на любителя. Предприятия, как правило, имели одного или несколько владельцев, которые на них и работали дизайнерами и инженерами: все остальное от штамповки и сборки до бухгалтерии было запрограммировано и механизировано.

И так же было устроено сельское хозяйство: фермер мог неделями не появляться на своих полях, ибо поля прекрасно справлялись без него, а он обсуждал с генетиками новые сорта яблок и пшеницы. Генетики, между прочим, не работали на его ферме, а были владельцами своей генетической фирмы, и он нанимал фирму скопом. Она, впрочем, могла состоять из одного человека.

— Аутсорсинг — выгоднее найма, — вдалбливал мне Эли азы экономики.

Можно было и совсем без сельского хозяйства. Заказываешь в магазине протеиновый брикет, и местный кузинер прямо на кухне за минуты превращает его во вполне приличное жаркое. Стоит копейки, но считается неприличным для среднего класса. Протеиновые брикеты — это для бедных студентов.

— Не ешь всякую гадость, Анри, — распекала меня Лиз. — Еле Эйлиаса отучили.

— Я только попробовать, — оправдывался я.

Так называемая «натуральная еда» была в пять раз дороже, но местное население считало, что в ней сохраняются некие особые ароматы с гор и платило, как милое. Хотя я, хоть вы меня убейте, не чувствовал разницы.

Мне выделили здоровую комнату с эркером и полукруглым балконом, выход на который был непосредственно из эркера. Первую неделю я страдал некоторой балконофобией, но Эли убедил меня, что по оперативным данным, все мои убийцы обезврежены, и я вернулся к вечерним балконным чаепитиям.

Под балконом располагался, понятно, сад, так что до калитки на улицу было еще метров двадцать. Там у забора была наша личная парковка наших личных гравипланов. Их было, собственно два: красный Марго и синий Эли. У Лиз в психологической службе было всего два присутственных дня в неделю, так что она брала любой свободный. А он почему-то всегда был. Я тоже брал любой в основном в выходные, чтобы не разучиться летать.

Я совершенно спокойно мог купить себе отдельный, но на кой?

Эркер в моей комнате был застеклен с пола до потолка и украшен наверху удивительной красоты витражами. Так что я чувствовал себя, как в церкви. Правда, тематика витражей была в основном растительной и пейзажной. Витражи производила фабрика некой Клодель Ли, у которой работали еще две художницы.

— Вон там, на горе, ее дворец, — махнула рукой Лиз куда-то вдаль. — Правда она там больше не живет, отдала под музей витражей. Там не только ее, но и полная коллекция копий всех исторических: от Нотр-дам де Пари до Кельнских. Сходи, не пожалеешь. А сама она к фабрике переехала, — и Лиз указала рукой куда-то на восток. — К местной фабрике, у нее еще по филиалу на каждой планете, она им эскизы посылает. А родители хотели видеть инженером. У нее и генетический код такой. Но оказалась художником, хотя что бы она сделала без инженерных генов?

Странным сочетаниям местных имен я уже не удивлялся. Ну, «Клодель Ли». Бывает и страннее: какой-нибудь «Николай Такамацу». РЦС — не национальная общность, а идеологическая.

Фонд переселенцев подарил мне дом. Он был даже больше моего дома в Лагранже, хотя по местным меркам очень маленький. Но, как говориться, дареному коню… Я уже собрался переезжать, но господа Кэри посмотрели на меня такими несчастными тремя парами глаз, что я сжалился.

— Сдашь, — сказал Эли. — Всегда есть люди, которые хотят жить в столице, но не имеют здесь недвижимости.

— А я имею права его сдавать, он же от фонда?

— Конечно, — удивился Эли. — Тебе же его подарили: как использовать — твое дело.

И я его сдал, хотя совершенно не понимал, на кой мне еще деньги. Мне уже капал базовый доход, как гражданину РЦС, и премия лежала почти не тронутая, и деньги за «Историю Тессы» я перевел на Мистраль.

Но я вспомнил о долгах по искам и понял, зачем деньги. Платить по ним было все равно жутко больно, обломно и обидно, хоть деньги и не были нужны. Но я тяжко вздохнул и перевел очередную порцию: пятьдесят процентов доходов.