Город, в котором...

— Зойку мне вызови! — Майор повеселел. — Проводить же ее надо.

— Сам провожу, не беспокойся.

— Вот давно бы так! — одобрил, и тут уж Олег с трудом удержался, чтоб не врезать.

Натали ждала на лестничной площадке, мерзла, не уходила. Зубы стучат, и не только от холода. Он взял ее за руку, бережно эту руку поцеловал, повел в квартиру.

Витька, Любаша и Зоя сидели за столом; Витька, уже проголодавшись, ел все без разбору; Любаша аккуратно пила чай, откусывая торт (сама испекла) маленькими кусочками; Зоина чашка стояла нетронутой.

— Что, Новый год уже, кажется, наступил? — усмехнулся Олег. Сам над собой. — Включите телевизор! — Впрочем, сам и включил и уселся смотреть новогоднее представление. Обернулся к Натали спросить, видно ли ей. Заботливый.

Ей было видно. Все причем. Она сидела молчком, смотрела с испугом и не знала, как себя вести.

Концерт что-то не нравился Олегу. Вздыхал, покашливал, ерзал на стуле. Наконец не выдержал:

— А может, черт с ним, с Новым годом, не пора ли спать?

Натали кротко укорила:

— Опять как вчера?

— Опять, — как можно мягче сказал Олег. — Но уже не как вчера.

Натали заволновалась не на шутку:

— Что он тебе сказал?

(Что он наврал тебе?)

— Он сказал правду.

— Какую?

Олег горько улыбнулся:

— Хороший вопрос. Какую. Правд действительно много. Он мне сказал свою.

— Но ведь есть еще и моя! — воскликнула Натали.

— Да, но и моя! — твердо сказал.

И — посмотрел на нее грустным взглядом. Каким прощаются. Каким прощают.

Зоя нервно поднялась из-за стола:

— Ну ладно, братцы, с Новым годом, я домой.

— Подожди! — вдруг сказал Олег. — Я провожу тебя. Только сперва отведем домой Наташу.

Натали вспыхнула, ноздри затрепетали, она опустила голову, чтобы скрыть позор. У Витьки были свои планы:

— Вот и отлично! А мы тут с Любашей подождем, пока ты всех разведешь по домам. Ты не против?

— Удачи вам! — без улыбки сказал Олег.

Витька не удержал счастья:

— Эх, черт, скорей бы кончить школу да жениться! Сиди себе в тепле у телевизора — никуда не надо по морозу тащиться. Хату ни у кого не надо клянчить!

Любаша отчаянно покраснела:

— Витька!!!

— А чего? Я и сейчас под присягой могу подтвердить. Любаша моя будущая жена. Все. А что? Господи, дотерпеть бы!

А Зоя снова села за стол и замерла, не впуская больше в сознание никаких событий, чтоб не потеснили последнюю весть от Олега. Она больше ничего не хотела знать после того, что он сказал.

Но вдруг спохватилась, с большим опозданием очнулась:

— Олег, меня ведь не надо провожать, я привыкла ходить одна, со мной ничего не случается!

Натали благодарно взглянула на подругу.

— И вообще… — Зоя смешалась, покраснела. — Я пойду.

Поднялась, схватила пальто и, не одеваясь, выбежала вон.

* * *

Там, за дверью, идет их последний школьный экзамен. Они томятся, бродят по коридору с обескровленными лицами. Время от времени, вздрогнув, лихорадочно заглянув в учебник, молитвенно возводят глаза к потолку, что-то шепча. Потом ненадолго успокаиваются, чтобы вскоре вздрогнуть опять.

Натали привалилась к стене, напрасно Майор подставляется под ее взгляд, глаза ничего не видят. Наконец он подошел вплотную:

— Наташ, не пойдешь после экзамена купаться?

Она долго вспоминает, кто он и чего ему от нее надо.

— Ну сколько уж можно дуться, наконец? — нетерпеливо вздохнул.

Вспомнила. Удивилась:

— Такой простой!.. Купаться… Продал, предал — и купаться!

Майор жалобно забубнил:

— Наташ, ну как продал, почему продал? Я же хотел как лучше! И по справедливости.

— По справедливости? — изумилась Натали. — А в чем тут справедливость?

— Ну как, факты есть факты! Ходили мы с тобой? Ходили. Что, не так? Разве не справедливо считать, что я и ты… Ну…

— Но я же не люблю тебя, Майор…

— Но мы же целовались! Факты есть факты.

Ей даже интересно стало, от любопытства она забыла сердиться:

— Ну как ты не понимаешь, можно целоваться — и не любить. И наоборот: любить и не целоваться.

Этого он действительно не понимал:

— Но зачем?!

— Глупый ты, Майор.

Пусть глупый, он уже тому рад, что она наконец с ним разговаривает.

— А что он тебе тогда сказал, а?

— А ничего, — Натали глубоко вздохнула. Так измучила ее невысказанная тоска, что впору хоть Майору доверяйся, предателю своему. Вздохнула еще раз и неожиданно для себя заговорила: — Проводил тогда домой, бережный такой, ни тени укора. Разговаривал как ни в чем не бывало. Я попыталась что-то объяснить, оправдаться — он мне не дал. Не волнуйся, говорит, я все понимаю, все в порядке. Успокоил. Простился как обычно, у меня даже сомнения рассеялись. Думаю, ну ничего, обошлось. Майор, думаю, может, и не выдал. И на другой день виделись — он такой же, только не прикасается ко мне совсем. На автобус его проводила, уехал — и как в воду канул. Ни звука. Гордый человек. Такой гордый, что даже не выказал гордости. Зойке вон письма пишет. Она мне их не показывает. А я клянчу… Щадит меня. Если бы не экзамены, я бы с ума сошла. Хоть отвлекают…

Майор не знал, что сказать, помолчал и снова за свое:

— Но купаться-то пойдем?

— Не знаю… Если сдам.

— Куда ты денешься? Стоишь у двери вечно бледная, трясешься, а выходишь всегда с пятеркой.

Пожала плечами:

— Сама не понимаю, чего они пятерки ставят. Отвечаю-то совсем ни к черту, в башку ничего не лезет.

Зоя, подходя, услышала последние слова. Объяснила с усмешкой:

— Чего тут не понять, медаль тебе куют.

— За какие заслуги?

— А ради справедливости, — сказала Зоя.

— Не понял, — не понял Майор.

— Чего тут понимать-то? Если сын директора кончает с медалью, а он кончает с медалью; надеюсь, вам не надо объяснять это, нельзя же, чтоб Натали, которая всегда училась лучше, кончила без медали! Разве это было бы справедливо?

Натали начала быстро прозревать:

— Ах вон оно что! Ты это серьезно?

Майор обдумал и признал:

— Пожалуй, да, так оно справедливо.

Зоя тут усмехнулась и произнесла:

— Справедливость! Честность! Правда!.. — каждое слово обливая презрением и наблюдая, как это презрение каплями стекает со слов. Она хотела еще что-то сказать, но подошли Витька с Любашей, Витька прямиком к Зое:

— Ты уже тут, а мы за тобой заходили. Любаша тебе целый веник цветов напластала, как же, день рождения! Сюда уж мы этот веник не потащили, извини, а вот телеграммку прихватили — телеграмма тебе пришла.

Заранее посмеиваясь, достал из кармана и вслух прочитал:

— «Ромашка, будь все такой же. Олег». — Еще не придумав, как бы над всем этим повеселиться, уже начал: — Ромашка, а, Ромашк!

Зоя смутилась ужасно, никто никогда не звал ее Ромашкой, кроме Олега, это был их пароль, и чужому не то что произносить — знать не полагалось это заветное имя, Зоя даже рассердилась: