Город

– Можно?
– жалко и просительно промямлил старичок, грязным, корявым пальцем указывая на великолепную белую грудь.

– Во! Видали?! Декадент!
– как торговка на базаре заговорила Венера, обрадовавшись доказательству своих слов.
– Вот так всегда, не успеешь грудя выставить, как уже слетелись, голубчики, словно галчата, и рты свои халявные поразявили... На соси, жалко что ли, - великодушно разрешила Венера.
– От такого сморча, поди, не убудет.

Старичок тут же, не говоря ни слова, присосался к груди. И закряхтел. И засопел. И запричмокивал от удовольствия.

Орлов уже перестал чему-то удивляться. Мечтал лишь об одном - скорее покинуть этот чокнутый автобус с его сумасшедшими пассажирами, где один абсурд громоздился на другой и, казалось, им не будет конца. Но где-то шестым чувством понимал, что даже если он и очень захочет отсюда выбраться, то ничего у него из этого не получиться. Ему предстояло ни только присутствовать при этой трагикомедии, но быть непосредственным её участником. И он приготовился к самому худшему, к любым неожиданностям.

Старичок тем временем, действительно, очень быстро насытился. Достал носовой платок, тщательно вытер им бороду, подхалимски осклабился.

– Ну и молочко у вас, Сильва! Прям, слаще крем-брюле. Честное слово!

– Ладно, канай отсюдова, декадент паршивый. Не мешай нашей светской беседе.

– Ага, ага, - с готовностью ответил тот и, надев очки, удалился.

– А почему он вас Сильвой называет?

– А!
– махнула она рукой.
– Для него все Сильвы. Он ведь жертва неудавшегося эксперимента.

– Как это?
– не понял Григорий.

– Вы ничего про это не слышали?

– Нет.

– Он ведь задумывался как производитель.

– Как кто?!
– в мозгу у Орлова уже что-то начинало поскрипывать и греться от перенапряжения.

– Так. Производитель!
– удивилась она его удивлению.

– Странно, - пробормотал он.

– Ничего странного. Обыкновенно. Так вот, эксперимент был уже почти-что завершен, когда какой-то шпион привез из этой самой Бразильской сильвы...

– Сельвы, - поправил её Орлов.

– Ну да, - кивнула она.
– Пока не привез тот самый вирус и не подлил его в раствор. И вместо производителя получился этот заморыш. Вирус тот в народе прозвали Сильвой. Вот он и шизанулся на этом вирусе, всех им называет.

– Эту историю вам, наверное, родители рассказали?

Она очень удивилась вопросу. С открытым ртом и вылупленными глазами, долго смотрела на него, не мигая, будто её заклинило.

– А, так вы это пошутили?!
– наконец, "догадалась" она.

Он ничего не понимал в происходящем. Абсолютно. Что же её удивило в его вопросе?

– Ну, отчего же, - пробормотал Григорий, вконец сбитый с толку.

– Я ж сама была свидетелем этого эксперимента, - объяснила Венера, не обращая внимания на его бессвязное бормотание.

– Как так - свидетелем?!
– не понял Григорий.
– Ведь он же старик, а вы ещё женщина в самом соку.

– Но ведь он же задумывался как производитель.

– Ну и что?

– А производители живут ни более пятнадцати лет.

– Вы хотите сказать, что ему...

– Ну да, не больше тринадцати-четырнадцати лет.

Вдруг, в мозгу у Орлова что-то щелкнуло, будто открылся какой клапан и оттуда потекли свежие мысли, хоть как-то проливающие, пусть смутный, но все же свет на происходящее.

– Скажите, а сколько у вас этого... Ну, как его...
– указал на её груди.

– Молока?
– простодушно спросила Венера.

– Ну да. Его родимого?

– А шут его знает. Раньше, когда я жила в семье, то хозяйка постоянно два раза доила меня: утром и вечером. Тогда я давала по двенадцать литров. Но, однажды, застукала со своим муженьком в постели и выгнала на улицу. А сейчас сколько эти побирушки выдуют за день, понятия не имею. У меня ведь счетчиков нет.

– Понятно, - пробормотал он потеряно. Хотя, согласитесь, разобраться во всей этой галиматье, ахинее было просто невозможно. Одна надежда, что все это ему снится, или при переходе улицы его сильно шарахнуло автомобилем и сейчас он лежит в травматологии в коме, потому и лезет в голову черт те что.

Блондинка посмотрела на наручные изящные часики, спохватилась:

– Совсем я с вами заболталась! У меня ж кормление. Не желаете овсянной кашки?

– Нет, спасибо.

– Жаль. Некоторым нравится. Со мной как-то даже один статист кушал, с гордостью проговорила она.
– Ну, я пойду. До свидания! Ежели пожелаете со мной встретиться, то сделайте по телефону заказ на пятьдесят второй номер.

– Хорошо. Обязательно сделаю, - пообещал Орлов, только чтобы поскорее избавиться от этой ненормальной Венеры с ядреным, пахнувшим парным молоком телом.

Когда она ушла, то Григорий обнаружил безобразно толстого господина, сидящим напротив через проход. Маленькие, заплывшие жиром глазки толстяка с интересом рассматривали Орлова. В них было сочувствие и понимание.

– Вы с ней поосторожнее, - пропыхтел он, словно паровоз. Слова давались ему с большим напряжением. Видно "кочегар" ещё как следует не растопил топку и его КПД был пока близок к нулевой отметке.

– Отчего же?

– Так как она, кроме своих прямых обязанностей, является ещё осведомителем тайной полиции.
– От такой длинной фразы лоб толстого покрылся испариной. Он достал носовой платок, вытер его.

– А какие же её прямые обязанности?

Мужчина недоуменно взглянул на Орлова.

– Но это знает каждый. Давать молоко и удовлетворять желание мужчин. Вы, вероятно, статист?

– Почему вы так решили?

– Только оторванный от жизни статист, может задать подобный вопрос, объяснил вконец измачаленный разговором толстяк.

– А кто такой - статист?

Теперь лицо его выразило страх и смятение. Вероятно он уже пожалел, что позволил своему любопытству втянуть себя в этот неприятный разговор.

– Статист - это тот, кто фиксирует время и события, - хмуро проговорил толстый.

– Историк по-нашему?

– По-вашему?
– Лицо толстяка теперь было растерянным и несчастным, а маленькие глазки ничего кроме ужаса не выражали. Теперь он клял себя почем зря за то, что завязал разговор с незнакомцем.
– Послушайте, а вы не шпион?
– жутко и таинственно прошептал он.