Город

Правитель встал и вышел из комнаты. В холле его ждал Поперечный, делая вид, что ничего не видел и ничего не слышал.

– В тюрягу её на хлеб и воду!
– в бешенстве сказал Пантокрин.
– И не миндальничать!

– Слушаюсь.

– Да, срочно вызови ко мне этого... Ну как его?... Нашего главного ученого?

– Хворостинского?

– Вот именно. Срочно.

Через полчаса в кабинете правителя появился запыхавшийся Адам Хворостинский, бывший ассистент Березина, а ныне главный ученый города.

– Слушаю, Наисветлейший!
– раболепно поклонившись, проговорил чуть слышно Хворостинский помертвевшими губами. Он всегда очень робел перед правителем.

– Ты что сипишь там у порога?!
– закричал правитель.
– Голос что ли со своими куклявками совсем пропил? Бардаки там, понимаете ли, устраиваете, совсем работать не хотите. Проходи, садись вот, - он указал рукой на кресло за приставным столом.

Шатаясь от страха, Хворостинский доплелся до стола, сел, сказал, чуть не плача:

– Пошто обижаете, Ваша Гениальность! Я вам можно сказать не щадя живота... Я вам верой и правдой... Я госзаказ по куклявым на сто двадцать процентов...

Но правитель не стал выслушивать до конца его оправдательную речь, перебил:

– Ты мне лучше скажи - можешь из человека сделать куклявого?

– Увы, это нам недоступно, - развел руками главный ученый.

– А на кой тогда вы мне нужны, когда такую малость сделать не можете?!
– вновь заорал правитель.

– Вы ведь знаете, Наисветлейший, если бы мы это могли, то уже давно бы этим воспользовались.

– А кто может?

– Если кто и может это сделать, то только Березин. Только он. Мы ведь только используем его труды. Сами-то мы ни на что не способны, в смысле творчества.

– Значит, он может?

– Если постарается, то сможет. Он все сможет.

– Хорошо. Иди.

Но Хворостинский продолжал сидеть, вжав голову в плечи и, предано по собачьи заглядывая правителю в глаза.

– Что у тебя еще?
– спросил Пантокрин.

– Министр финансов грозит сократить нам финансирование.

– Это ещё почему?

– У нас была проверка, выявили нарушения.

– Ну и что жа они там выявили?

– Что взятки ни по должности берем, машины слишком шикарные да дорогие покупаем, дачи слишком большие строим.

– А зачем жа, нарушаете? Ты жа знаешь, что у нас нынче борьба с этой самой... Ну как ее?

– С коррупцией, - подсказал Хворостинский.

– Вот именно.

– Но ведь сами же несут, Ваша Гениальность. У нас же куклявые на потоке. А им, видите ли, надо непременно по индивидуальному заказу. Особенно нечистым. Тех грудь не утраивает, этих бедра. У них же денег куры не клюют, вот и навяливают. Как же не брать, если навяливают?

– Это конечно, - согласился правитель.
– Когда навяливают, грех не брать.

– Ну вот, а министр финансов грозится финансирование сократить. Это никак нельзя. Мы ж основное производство. Мы ж ваше задание выполняем.

– Хорошо-хорошо, что-нибудь сделаем, - успокоил его Пантокрин.
– Я лично переговорю с министром. Все будет в порядке. Есть ещё какие просьбы?

– Нет-нет, спасибо, Наисветлейший!
– Хворостинский вскочил и пятясь вышел из кабинета.

Правитель тотчас вызвал референта.

– Найдете Кулинашенского, пусть срочно доставят ко мне этого... Ну как его?... Ученый у нас был, который сейчас в психушке?

– Березин?
– догадалась референт, кого имеет в виду шеф.

– Вот именно. Так вот, этого сукиного сына срочно ко мне. Ясно?

– Будет исполнено, Ваша Гениальность.

Когда референт вышла, правитель вскочил из-за стола, стал в возбуждении бегать по кабинету. Мысль о девушке не давала ему покоя, жгла изнутри, будто там находились горячие угли. Она ему отказала! Она?! Ему?! Немыслимо! До сих пор в это с трудом верилось. Ну ладно отказать, так она ещё и по мордам хлестать! Нет, так это ей не сойдет. Она все равно будет его. Он ещё никогда не отступал от задуманного, всегда добивался своего. Она будет его пусть даже в качестве куклявки. Так даже лучше. А то что она куклявка никто и не узнает. Березина, как сделает свое дело, надо спокойно убрать. И все будет шито-крыто.

И он вновь удивился своему хитрому и изворотливому уму. И остался этим очень доволен. Очень.

8. Смена лидера.

Григорий ожидал увидеть в сумасшедшем доме исключительно нормальных и исключительно порядочных людей, но его поджидало разочарование. Когда стражники, проведя не менее чем через дюжину стальных дверей с автоматическими запорами, втолкнули его в дверь низкого и мрачного барака, то Орлов увидел множество совершенно глупых, заросших бородами и грязных физиономий, злобно и подозрительно его рассматривающих. Из толпы вышел низкорослый крепыш и, подойдя к нему, выпучив глаза и хищно оскалившись, заорал:

– Свободу Луису Карвалану!

"Так вон где тебя еще, товарищ, носит?" - подумал Григорий, с сочувствием глядя на него. Сжав кулак и выставив его вперед, он также закричал:

– Но пасаран, комрад!

И тут же был принят за своего. Крепыш подошел к нему вплотную, дружески улыбнулся, протянул руку, дыхнул в лицо гнилью своего рта:

– Ветров Семен.

Поборов отвращение, Григорий также улыбнулся в ответ, пожал руку.

– Орлов Григорий.
– Рука у Ветрова была сухая и сильная.

– Как там на свободе, Орлов Григорий?

По этому вопросу Орлов, грешным делом, подумал, что Ветров до этого лишь работал под психа. Ответил шутливо:

– Как у негра в этой самой. Сплошной мрак!

– Ты негров не трожь, товарищ!
– строго сказал Семен.

И Григорий понял, что шутить здесь очень даже опасно.

– Хорошо, товарищ, не буду!
– серьезно заверил Орлов.

– Все управляет сатрап, предатель мировой революции?

Теперь, Григорий так понял, что Ветрова занесло уже в начало тридцатых годов, когда вожди пролетариата вели непримиримую борьбу за власть и влияние в партии, а у простых холопов чубы трещали, да и не только чубы.

– Нет, сатрапа мы давно разоблачили, товарищ! Но пока вы тут сидели, Орлов обвел строгим взглядом собравшихся. Теперь все слушали его с неподдельным вниманием. И он увеличил накал своего голоса, придав ему больше "революционной" страсти и пыла: - Пока вы здесь протирали штаны и нажирали животы, свора ренегатов захватила власть и реставрировала старые порядки! Вы, товарищи, не революционеры! Нет! Вы черт знает что такое, товарищи! Вы черное пятно на непорочном теле мировой революции. Вот кто вы такие. Революция, можно сказать, в опасности, а вы тут бока пролеживаете. Это как надо понимать, я вас спрашиваю? Иначе, как предательство интересов мирового пролетариата, я это понять не могу. Да-с!