Город

– Такого Города, как ты описываешь, никогда не было. – Индаро замотала головой. – Разве что в книжках для детей или в чьих-то мечтах!

– Возможно, ты и права. – Он пожал плечами, уступая. – Но того, что Город в упадке, ты не будешь ведь отрицать? А упадок будет продолжаться, пока жив Ареон.

Индаро подалась вперед и сказала, как выплюнула:

– Причина упадка Города – это вы, наши враги, синекожие! А Бессмертный только и хочет мира для своего народа!

– Тогда зачем же он начал войну? – Мэйсон тонко улыбнулся.

– Война длится веками. Императора никак нельзя винить за нее!

– А давно ли он правит?

– Не знаю. Очень давно. Он уже был императором, когда я родилась. Я однажды видела его в отцовском доме…

– И сколько лет ему было тогда?

– Ну… лет тридцать… – Она задумалась. – Или сорок… Я совсем ребенком была, откуда мне знать!

– А в ту недавнюю вашу встречу?

– Лет пятьдесят с небольшим, так я бы сказала, – проговорила она, вспомнив золотой – а может, серебряный? – блеск волос императора, когда он забирался в черную карету. – Ну… шестьдесят…

– Однако ты сама мне сказала, что это был единственный император, которого знал твой отец. Сколько лет твоему отцу?

Индаро не была уверена, что в самом деле говорила такое… ну да не в том суть. Ее отец был очень стар. Она, пожалуй, никого и не знала из его ровесников. А вот точнее… Ей не хотелось сознаваться, что она даже не знала, сколько лет отцу.

– Он старик, – сказал Мэйсон. – У него была жена прежде твоей матери?

– Да.

– И небось, не одна?

– Да.

– И дети?

– Да.

– Ты с ними знакома? С его детьми от других жен?

– Насколько мне известно, они все умерли.

Она уже не испытывала прежней уверенности. Император должен быть старше ее отца, но человек, которого она видела, выглядел вполовину моложе. Ей поневоле вспомнилась поговорка, популярная у кухарок: когда Бессмертный еще пешком под стол ходил. Означало это – давным-давно, в незапамятные времена. Но нельзя же каждую фигуру речи в расчет принимать…

Потом она вспомнила один разговор с Феллом. И сказала Мэйсону, стараясь говорить веско:

– У императора полным-полно двойников. Может статься, я и не его самого видела.

– Речь не о том. Твоему батюшке, небось, уже за восемьдесят? Императору должно быть еще больше. Так почему он моложавых двойников выставляет? Политику запутывания ведет?

– Может, ему не чуждо тщеславие и он хочет в глазах народа выглядеть помоложе? – упрямо ответила Индаро. – Будь иначе, я весьма удивилась бы. У каждого свои маленькие слабости есть!

– Если это правда, он вообще не может позволить себе показываться народу, ведь он в преклонных годах, а его двойники – мужчины в расцвете сил!

– Не исключено, что так оно и есть, – сказала Индаро.

Ей было не по себе. Она в который раз спросила себя, зачем этот Мэйсон каждый день является к ней и ведет бесконечные разговоры, пытаясь поколебать ее мнение о Городе и его императоре. Какая ему разница, во что она верит?

– Ты к чему клонишь? – спросила она. – Хочешь сказать, что Бессмертный просидел на троне, сколько люди вообще не живут? – Она улыбнулась и пошутила: – А вдруг он правда бессмертный?

Мэйсон не ответил, лишь поднял брови.

– Только недоумки и суеверные полагают, что он никогда не умрет, – добавила она. – Это все сказки. Он обычный человек вроде тебя.

– Нет, Индаро, – заверил Мэйсон. – Я вовсе не утверждаю, что император бессмертен. Но и обычным человеком вроде меня он не является!

* * *

Камера Фелла была сложена из холодного камня. Зарешеченное оконце выходило в центральный внутренний дворик Цитадели и находилось прямо на уровне земли. Когда шел сильный дождь, а такое в Старой Горе случалось постоянно, вода затекала внутрь, разливалась по полу и убегала в щель под тяжелой деревянной дверью. Для троих солдат комната была маловата, и, по мере того как дни делались все прохладнее, сырой холод пробирал до костей. Гаррета уже донимал мучительный кашель. Ловчий не торопился выздоравливать после операции, как на то надеялся Фелл; северянин целыми днями лежал, устремив взгляд в потолок. Каждому предоставили тощий тюфяк, постланный на топчан, чтобы не промокал на вечно мокром полу. Еды давали мало, зато регулярно.

Никто с пленными не разговаривал. В двери был устроен выдвижной лоток. С его помощью внутрь переправляли еду, а наружу – ведро с нечистотами. Когда начались осенние холода, тем же способом передали дополнительные одеяла. Раздавая их товарищам, Фелл решил про себя, что зима им предстояла длинная…

На другой же день после этого дверь камеры распахнулась и вошли двое вооруженных стражей. Один ткнул пальцем в Фелла и указал на выход. Фелл посмотрел мимо него: там стояли еще воины с оружием. Он вышел, провожаемый безмолвными взглядами сокамерников.

Шагая в окружении стражи, Фелл испытывал смешанные чувства. Он был рад, что окончилось долгое ожидание, надеялся разузнать, что там с Индаро и зачем их вообще здесь держат. Допроса с пристрастием он не боялся. Просидев в плену битых три месяца, он все равно ничего не мог рассказать врагам ни о расположении войск, ни о замыслах командования. Если на то пошло, он и прежде был не слишком об этом осведомлен. С другой стороны, он был человеком предусмотрительным и осторожным, а потому не мог не задумываться об участи, ожидавшей его и других пленных в руках вооруженного врага.

Его провели через широкую мощеную площадь перед Цитаделью. Он посмотрел вверх. Башня была сложена из громадных камней, очень тщательно подогнанных, так чтобы держались без строительного раствора. Кладка была зеленой от мха и лишайника, что позволяло судить о почтенном возрасте здания. Окон с этой стороны он не приметил – над ним высилась безликая стена с единственной дверью, высокой, но узкой. К ней вели крутые ступени.

Перед самым входом Фелл чуть помедлил, как бы для того, чтобы бросить взгляд вокруг. Стражник, шедший сзади, налетел на него, выругался на своем языке и втолкнул пленника внутрь. А выучка-то хромает, с пробудившимся интересом сообразил Фелл. Здоровенные бородачи, увешанные оружием, а о том, что от пленника надо бы держаться на расстоянии, и не подозревают! Он легко убить мог в тот момент. Да и еще одного-двух в придачу… На душе сразу стало легче, в голове в первый раз за много недель начали оформляться какие-то планы.

Его вынудили подняться на несколько пролетов, и он оказался в комнате с голыми стенами, где всю обстановку составляли стол и два жестких стула. За столом сидел гладко выбритый человек.

– Садись, пожалуйста, – вежливо сказал этот человек. – Меня зовут Мэйсон.

– Фелл Эрон Ли. – Пленник кивнул и проявил ответную вежливость.

– И ты командуешь, вернее, командовал отрядом в Третьей Приморской? Вы себя называли Дикими Котами?

Фелл кивнул.

– Под началом полководца Флавия Ранделла Керра?