Городок

И скажем даже почему. Так вот, жительницы бараков потихоньку, спрятав подальше драгоценности (единственное колечко), цыганку приглашали.

Мариэлла зорко оглядывала комнатёнку. С фикусом, конечно, и с котом.

Но тут же понимала (нация-то древняя, всё чувствует сразу – и бедность, и нужду, и даже богатство, которое в бараках уж точно не встречается).

И говорит так задушевно, певуче, проникновенно:

– Зря ты, молодушка, меня позвала. Всё у тебя хорошо будет. Вон ты уже беременна. Мальчонка родится отчаянный. Да и парень твой, мужик, пить бросит совсем. И сразу начнёте вы строгать девочку.

Хозяйка, красная, пунцовая, вспотевшая, тихонько оправдывается, что она, мол, ещё и не беременная даже.

– Как же, как же. Жизни ты, молодая, не знаешь. Сегодня ночью с мужиком ведь кувыркалась. Да не красней. Я – не ваш поп. Я – цыганский.

Вот ты уже и на сносях. Ха-ха-ха…

Верка, Валька, Нюрка или Глафира, что решилась позвать цыганку на свою голову, красная и, что уж говорить, потная до самых до подмышек, заветный рубль отдавала.

Цыганку провожала и вздыхала с облегчением:

– Хм, тоже мне, «беременная». Вот прохиндейка. Да у меня сегодня с Натолием ничего и не было. Дрых да похрапывал.

Каково же изумление нашей жительницы барака, таки да, оказалась беременная. Что подтверждено близкой подругой, раз, потом Агриппой, бабкой-соседкой, два, и, наконец, фершалем. Он «окормлял» бараки и был для всех просто Склифосовский. Но никто в городке этого медицинского бога не знал. Поэтому просто Федот Лукич, фершал, подтвердил. Мол, да, девушка, беременная. Все признаки. В виде поедания капусты квашеной, солёных огурцов, чрезмерного приставания к мужу и традиционных «задержек».

И последняя инстанция стоит два рубля – гинеколог города Соломон Израилевич (или просто – Изралич) Голомшток (просто – Шток). Их в Городке, Голомштоков, целый клан. Есть даже зубнюки.

– Таки да. Поздравляю, голубушка, всё прекрасно. С таким тазом, как у вас, рожать – не перерожать, душа моя, – так распевал Изралич свой вердикт, моя руки, пока красная Верка, Валька, Нюрка или Глафира натягивала штаны и всё шептала:

– Вот уж не думала. Вот уж не гадала. Да как же, гадала у цыганки – вот и получилось.

Не верь после этого древнейшему племени, которое посещало Городок регулярно.

И как видим – с пользой. Для себя – рубли за гадания получались постоянно. И табор был доволен.

И что удивительно, по законам диалектики и теории Маркса – Энгельса и примкнувших к ним Ленина – Сталина, таки гадание попадает в точку. Женщины Городка беременели немедленно. Мужики, согласно гаданиям, пить почти прекращали, а лошадки – да, продавались. Чё делать – селянин умный, осторожный, его уболтать можно.

А Городок жил своей, не только «цыганской» жизнью. Жизнь неслась вперёд. Все бараки стали оснащёнными водопроводом. Появились даже туалеты.

Вот душ до бараков не добрался. Потому что в городе была баня. Звалась «Бани Клямкина». И в них было здорово. Всё: лоханки, конечно, тёплая и холодная водичка. Парная – ух и ай!

В общем, город, вернее, отцы города решили: «Ежели баракам сделаем помывочные устройства, то заведение Клямкина понесёт убыток. Значит, налог в город не придёт. Что плохо для города».

Подозреваем, что Клямкин кое-кого из городского руководства «подогревал». И, верно, неплохо. Так как городской голова на просьбы населения бараков о помывке сказал твёрдо и жёстко: «Бани Клямкина работают и даже в женские дни – со всей регулярностью. Так что не усложняйте городскую жизнь. Нам вон ещё трамвай проводить».

Народ замолкал.

В целом народонаселение Городка жило дружно, трудолюбиво и за жизнь держалось. А Городок был неплохой. Выглядел уютно, спокойно, добротно.

Может, даже счастливо.

В центре Городка находилась площадь. С фонтанчиком, из которого поили лошадей. Как называлась площадь, не следует говорить, потому что с каждой «пертурбацией» название менялось. От королей и князей до генеральных секретарей. А так было очень красиво, потому что площадь была давно покрыта брусками (брусчатка) и во время дождя да вечером просто сверкала вся.

Кстати, коням по брусчатке передвигаться было плохо. Поэтому с боков площади сделали удобную дорожку и, помнят старожилы, в добрые времена по дорожке этой вечерком верхом проезжался городской голова. Почему-то в цилиндре, белых штанах и жёлтых полусапожках. Вид – обалденный! Кстати, такие сапожки производил в городке только Арон-сапожник со своей артелью.

Народ этот променад руководителя города любил, умилялись дамы и шептали: «Ах, ах, наш-то – душечка. Чистый гусар». Хотя гусар отродясь не видели, и только романы Брешко-Брешковской давали разгуляться фантазиям наших дам.

Вечером какой-нибудь продвинутый в интеллекте муж тихонько напевал жене, перебирая струны старенькой гитары:

…А там, чуть подняв рубашонку,Рукой опершись ей на грудь,Гусар обнимает девчонку,Не давая ей даже вздохнуть…

– Ах ты мой гусар, – шептала разомлевшая супруга и гасила свет.

Недалеко от центра находился театр, он же – кинотеатр, почта и, чуть поодаль, больница.

От площади же бежали в разные стороны узкие улочки и переулки с одноэтажными в основном домами. И, конечно, с небольшой землёй, где всё сажалось, росло, крякало, кудахтало и яростно вопил петух, не трогая хорошей упитанности дождевого червя. Он созывал кур.

Были и достаточно серьёзные предприятия: винзавод, маслозавод, хлебопекарни, лесопилка, кирпичный завод. Глина была отменная, и кирпич Городка с клеймом был востребован даже в Москве.

Конечно, была почта. И детский дом, который стольких приютил, что хочется и его сотрудникам, и стенам сказать самые тёплые слова благодарности.

Как и во всех городах мира, в Городке были культовые строения. Самые древние – польский костёл и аж три еврейские синагоги.

Когда еврея спрашивали, почему три, – он отвечал, как профессиональный одессит:

– В ту, что у вокзала, я хожу. А в остальные две – ни ногой.

Конечно, после 1917 года культовые дома Городка велено было закрыть. В костёле расположился городской архив. И это – благо. Ксёндз хоть и надел мирское платье, но каждый день благодарил Деву Марию, что не разрушили костёл, а почти сохранили. Архив – да это и прекрасно. Всегда новой власти можно оказать помощь. Ведь городское хозяйство сложное, а преемственность нужна.