Городской роман или Школа Карабаса

– Как это Свете удается так лихо выступать? – отметила вслух девочка, вспоминая свои вчерашние наблюдения из гардеробной. Это замечание она высказала тогда, когда Лариса была с посетителем в отдельном кабинете, а Светлана вышла на подиум, сменив там Вику, которая в этот момент усаживалась перед зеркалом. – Ведь она, наверное, музыки совсем не слышит?

– Почему не слышит? – удивилась Вика, вытирая ватным диском пот с лица.

– А разве она – не глухая? Она совсем ничего не говорит.

– Света и год назад не была болтушкой. А после того, как она куда-то на неделю пропала, а потом ее хозяин привез назад – она вовсе замолчала. Что там с ней делали – никто из нас не знает, и я думаю – не узнаем. Только, обрати внимание на бархатный браслет у нее на левой руке. Она его неспроста носит! Он скрывает порезы, которые она сделала у нас в душе, пытаясь вскрыть себе вены.

– Она хотела покончить с собой? – с ужасом уточнила Надя.

– Ну да. Хорошо еще Карабас что-то заподозрил и спас ее от смерти, взломав дверь вместе со Степанычем. После этого случая душ нельзя закрыть на щеколду. А Света замолчала, я думаю, навсегда. Она теперь молчит даже тогда, когда ее лупят. Ей-богу! Даже писка от нее не услышишь.

После этого Вика сама замолчала, а потом все же добавила:

– Но я бы не хотела, чтобы ты еще с кем-нибудь говорила об этом. Хорошо?

– Конечно, – согласилась Надежда.

Девочка уже начинала понимать, что не от хорошей жизни оказались здесь ее новые подруги. Поэтому нечего было ковырять чужие болячки и задавать нелепые вопросы. Если захотят – они сами с ней поделятся своими проблемами. А не захотят, то пусть остается все так, как сейчас.

Второй день ее пребывания здесь подходил к концу. Но Надя продолжила зубрить большей частью непонятный для нее прейскурант выпивок и закусок совсем не для того, чтобы поскорее приступить к работе; а только за тем – чтобы завтра избежать наказания.

Глава 6

Как-то сам собой прошел месяц с тех пор, как Надя начала жить в новой для себя обстановке. Дни – сменявшие в этих стенах друг друга – были однообразны и скучны, несмотря на то, что новая жизнь – диктовала новые порядки; так как поведение людей здесь резко отличалось от привычного.

Если в прежней жизни Надя вставала в полседьмого утра, то теперь она с другими воспитанниками – как их порой называл хозяин – просыпалась в районе десяти часов. И после обязательного утреннего душа девочки уже в гримерной комнате терпеливо накручивали волосы на бигуди, а затем сушили их под феном. При этом аккуратность в завивке волос совмещалась с суетливой торопливостью; ибо опоздание к завтраку зачастую приводило к его отсутствию.

По окончании завтрака дежурный согласно графику – где был и мальчик Антон – убирал: душ, с обязательным мытьем раковин и унитазов, гримерную и жилую комнаты с коридором, где мылись полы, а также собирался мелкий мусор. Пакет с мусором выставлялся к черному ходу; откуда охранники выносили его на уличную помойку.

Не занятые уборкой воспитанники в этот момент были предоставлены сами себе.

Лишь небольшой промежуток времени между завтраком и двумя часами дня дети могли использовать по своему усмотрению, стремясь хотя бы в эти минуты забыться в детских забавах и играх. Однако даже в эти часы никого из них не выпускали на улицу. Впрочем, в той одежде, которая была здесь на них, появлятся на улице было как минимум неприлично. Поэтому скудной городской природой можно было любоваться только из-за больших зарешеченных окон.

В клубе не имелось даже телевизора. Сам хозяин не без основания считал, что такое развлечение, как телевизор – для его заведения совершенно лишнее; ведь посетители приходили сюда отнюдь не для того, чтобы смотреть телевизионные программы. Здесь были лишь мониторы у охранника в комнате и в кабинете хозяина, присоединенные к следящим глазкам. Впрочем, монитор Карабаса был также подключен к компьютеру с принтером; но заглядывать в его пустой кабинет – детям было строго запрещено.

Редкие новости внешнего мира воспитанники узнавали только от молодого охранника Саши, который до прихода посетителей обожал поболтать с девочками и покрасоваться перед ними своими мышцами, принимая то одну, то другую стойку, словно на соревнованиях по бодибилдингу. Впрочем, юноша действительно всерьез готовился к этим новым для страны соревнованиям; он даже глотал какие-то таблетки, рассчитывая занять призовое место, и тем самым заработать немалые деньги. Дежурство охранника Саши длилось с часа дня до полуночи, когда большинство посетителей начинало расходиться по домам, стремясь воспользоваться городским транспортом. Такие условия и режим работы вполне устраивали молодого парня, который любил откликаться на прозвище «Культурист».

В отличие от молодого охранника, Степаныч держал себя на значительном отдалении от воспитанников клуба. Выполняя чаще всего роль привратника, он позволял себе вольность только по отношению к Марго; но даже с ней на людях вел себя достаточно осторожно – не допуская того, чтобы кто-нибудь был свидетелем их откровенных отношений. И хотя об этих самых отношениях здесь знали все, но открыто объявить о них никто не решался.

Как правило, к двум часам дня к фасадному входу клуба на своем «VOLVO» подъезжал Вадим Петрович, и почти тут же начинались тренировки. Со стороны они напоминали игру. Культурист Саша принимал одну из поз бодибилдинга, а девочки отвечали ему мостиком или шпагатом; в то время как Карабас индивидуально занимался с кем-нибудь из девочек, большей частью в отдельном кабинете. Но, несмотря на то, что тренировки перед молодым охранником были добровольными – девочки относились к ним весьма серьезно, из-за опасения выглядеть лентяйками в доносах Лариски; что порой приводило к увеличению очередного наказания.

Однако даже наказания поясками – носимыми здесь всеми воспитанниками без исключения – уже не вызывало у Нади никаких эмоций, кроме постоянной щемящей тревоги, которую трудно было назвать страхом. Ибо страх – чувство сильное, но проходящее; а эта тревога была постоянной – не отпускающей ни на минуту.

Сопровождая свои обучения наказаниями, Карабас стремился выработать у воспитанников особую кокетливую манеру поведения. Своей муштрой он доводил все наклоны, повороты, ужимки, походку и прочие движения до автоматизма, неукоснительно требуя именно так вести себя перед всеми посетителями. И все это делалось ради того, чтобы клиент пожелал пригласить девочку в отдельный кабинет.

Обучение и тренировки, как правило, заканчивались к половине пятого – когда наступало время обеда; после которого воспитанники ежедневно самым тщательным образом ярко, почти вульгарно, красили свои глаза, щеки и губы перед зеркалом – подготавливая их к вечерней работе. После того, как макияж был нанесен, они проходили окончательный строгий контроль внешности перед Маргаритой.

А в шесть часов вечера для воспитанников начиналась обычная работа.

В пару динамиков, висящих на колоннах, врубали громкую ритмичную музыку, как правило, что-то из области рок-н-ролла, и начинали собираться посетители. В дверях они оплачивали Степанычу входные взносы и размещались в общем зале – кто, где хотел.

Три самые опытные в выступлениях у шеста девочки – Вика, Света и Лариса – сменяли друг друга каждые двадцать минут, эффектно снимая в танце перед публикой различные пестрые наряды.

Ира и Юля, одетые под официанток лишь в белые фартуки, которые толком не прятали их тел, обслуживали посетителей за стойкой бара. Обе обязаны были встречать вновь прибывших. Но если Юля выходила к ним навстречу и, предлагая что-либо приобрести, перегибалась через стойку – кокетливо выставляя свой зад, прикрытый лишь бантом от фартука – что частенько заканчивалось приглашением в отдельный кабинет; то Ира предпочитала находиться за стойкой. Однако все же случались моменты, когда и Юля, и Ира покидали с клиентами бар; но тогда за стойку тут же становилась Марго, чтобы не было простоя в продаже различной закуски и выпивки.

Надя с Антошкой пока не посещали с клиентами отдельные кабинеты. Зато эта парочка – ходя с подносами между столиков – прилагала немалые усилия, стремясь ничего не разбить; ибо посетители размахивали руками, совершенно не заботясь о том – заденут они кого-то при этом или нет. А разбитая посуда считалась порчей имущества, что неизбежно приводило к наказанию – которое хоть и было болезненным, но считалось легким; ибо детей не оставляли в спортзале на целую ночь.

Старательно отработав свое нахождение здесь – в общем зале и отдельных кабинетах – воспитанники, если не были наказаны на ночь – получали возможность отдохнуть в жилом помещении только с двух часов ночи до десяти утра. При этом их коридор тщательно запирался на ключ охранником Степанычем. Порой вместе с воспитанниками он мог запереть и Маргариту, которая обязана была следить за дисциплиной у молодежи; но, чаще всего – по обоюдному согласию – охранник просто оставлял женщину ночевать в своей комнате.