Горячая точка
Шрифт:
— Хорошо, дальше?
— Ну, с заложниками двое. На них можно особенно не рассчитывать. Те еще, похоже, вояки. Минай и Моцарт на пятом. У них два автомата и гранатомет. Присматривают за аппаратчиками. На всякий случай.
— Правильно, — одобрил капитан. — Эти парни хоть и «очкарики», а подстраховаться не мешает. Мало ли какая муха их может укусить.
— Я тоже так подумал, товарищ капитан, — улыбнулся сержант.
— Дальше?
— Кокс на шестой площадке, у люка.
Капитан кивнул понимающе. Шестая площадка располагалась на высоте четырехсот семидесяти метров и служила своеобразной зоной отдыха
— Удав наблюдателем сегодня работает. И четверо здесь. Март и Гусь контролируют эту сторону, Волк и Поляк — противоположную. Ну и мы. Всего двадцать один человек. Полный расклад.
— Молодец, сержант, — поощрительно улыбнулся капитан. — Серьезно, молодец. Как с задним двором?
— Давно все готово.
— Превосходно. Смотри-ка, — вдруг пробормотал он, — засуетились наконец. Ну да лучше поздно, чем никогда. — Капитан резко повернулся и крикнул: — Внимание всем! Боевая готовность номер один!
Сержант торопливо поднял рацию.
— Первый вызывает всех. Боевая готовность номер один! Как поняли, прием?
— Второй здесь! — Третий, вас понял! — Четверка, жду указаний!
Капитан, слушая звучащие в эфире голоса, молчал и рассматривал нараставшую у экскурсионного здания суматоху. Он видел море голов — так и не попавших в башню экскурсантов, шустрого человечка в сером костюме — администратора и двоих охранников с автоматами, в бронежилетах, вальяжно-ленивых. «Смотреть противно, — подумал капитан вскользь. — И это солдаты в боевой обстановке. Пятьдесят процентов потерь приходится именно на таких вот, неуязвимых».
Администратор, сорвавшись с места, потрусил к первому КПП. За ним легко, вразвалочку, шествовали «бронированные добры молодцы». А уж следом, точно свита за королем, топотали экскурсанты.
— Шли бы вы от беды, — пробормотал себе под нос капитан.
— Вы что-то сказали, товарищ капитан? — не расслышал сержант.
— Я сказал, снайпера на позицию, — жестко приказал тот.
— Понял, — красавец снова поднял передатчик. — Шестой на линию огня.
— Шестой, вас понял. Я на линии, — отозвалась рация голосом Профессора. — Жду указаний.
— Цель, — сержант тоже посмотрел в толпу, сверху вниз, с недосягаемой, почти божеской высоты.
— Цель? — Толпа нырнула под крышу галереи, и капитан, словно нехотя, повернулся. Пробормотал, будто решая в уме сложнейшую задачу: — Цель...
На мгновение их глаза встретились — командира и подчиненного, — и сержанту вдруг показалось, что капитан ослеп.
— Цель, — повторил тот, глядя прямо перед собой. Он неожиданно усмехнулся и скрипуче добавил: — Снайпер их не видит. Не видит. Третьему. Предупредительный выстрел. — Зажмурился плотно, положил ладонь на висок и повторил: — Предупредительный выстрел. Предупредительный. Поверх голов. Быстрее!
— Понял, товарищ капитан.
— Третьему — поверх голов. Быстрее!!!
— Я понял, товарищ капитан, — ответил сержант и отвернулся.
Ему стало
немного легче. Честно говоря, он побаивался этих «провалов» командира. В такие мгновения капитан переставал быть самим собой. С ним что-то происходило. Именно это ЧТО-ТО и пугало сержанта. Однако он знал, как с ЭТИМ бороться.— Шестой, отставить, — звонко гаркнул сержант в микрофон передатчика. — Третий, предупредительный выстрел поверх голов! Как поняли, прием?
— Шестой, вас понял.
— Я — Третий. Понял тебя, Первый. Даю предупредительный поверх голов.
Это был Пастор.
— Почему Третий?
Сержант вздрогнул. Капитан смотрел на него настороженно, выжидая. Но это уже был капитан.
— Вы сами приказали, товарищ капитан. Третьему — предупредительный над головами. Снайпер не видит цель. Люди под крышей.
— Ах да, верно, — словно нехотя согласился тот.— Верно.
Капитан медленно отошел в сторону, ткнулся лбом в прохладное стекло. С ним снова случилось то, чего он пугался. Чернота. Провал. Беспамятство. Он опять — в который раз? — потерял контроль над телом и, что стократ хуже, над разумом. Но это был не крик. Это гораздо, гораздо опаснее крика. Его слова? Насчет Третьего? Где они спрятались? В каком закоулке жалкого, убогого мозга? Пора с этим покончить. Раз и навсегда. Но только не сейчас. Признаться в собственной слабости в такую минуту... Нет. Он не может бросить своих ребят. Не бросил тогда, не бросит и сейчас. Нельзя. Для них он должен остаться сильным. Должен, значит, останется. «Ты решил это давно? — спросил капитан себя и сам себе ответил: — Да. — Твердо? — Твёрже не бывает. — Хорошо. Главное, чтобы в ту, самую ответственную, секунду ты был способен нажать на курок. Но это потом, потом».
Не шли лифты. И не было на смотровой площадке галдящих, плюющих на приличия школьников. В тишине капитану показалось, что он слышит докатившееся снизу, заглушенное шипение очереди «вала». Безумно далекое, дошедшее из предыдущей жизни. И почувствовал капитан едкий запах тлеющих тряпок и порохового дыма. Он даже знал, что это тлело. Одежда на теле расстрелянного человека.
И, обернувшись, заорал на всю площадку истошно, царапая криком горло:
— Я же приказывал — над головами! Над головами, вашу мать! Над головами!!!
Сержант рванул рацию:
— Первый — Третьему. Пастор, ты что там, охренел совсем?! Сказано ж было: предупредительный поверх голов!
Забубнила рация, а замолчавший капитан стоял, не шевелясь, чувствуя, как непонятный холод проникает в каждую пору кожи, заползает в каждую клетку его тела, стягивает ледяной маской лицо, мешая смотреть.
— Товарищ капитан, — шагнул к нему сержант. — Третий докладывает: никто не пострадал. Он специально на полметра выше взял, чтобы никого не зацепить.
13.56. Лубянская площадь
В коридоре Беклемешева поймал Сытин. Приноровился к шагу, потрусил рядом.
— Зиновий, ты куда?
— В химическую лабораторию.
— Уделишь пять минут? Я тут по слепкам результаты получил...
Беклемешев круто изменил траекторию движения, свернул к своему — как непривычно — кабинету, толкнул дверь:
— Заходи, только в двух словах. Времени в обрез.
Сытин шмыгнул к столу, присел.
— Эксперты закончили со слепками.