Горячая точка

Новоиспеченная команда распадалась, а ведь уже возник между ними какой-то контакт. И даже «расстановка фигур» произошла. Собрались, обсудили ситуацию, сделали часть работы, которую так или иначе пришлось бы делать, но другим людям и чуть позже. Теперь же... А что теперь? С минуты на минуту прибудут парни из Антитеррористического центра и начнут устанавливать свои правила. Наверняка и Детяткина, и Третьякова, и иже с ними мягко попросят не мешать. А им снова придется искать свое место в команде, даже не зная наверняка, есть ли оно. Его, Беклемешева, вины в этом нет, но... почему же так погано на душе?

Я подъеду через пару часов, — сказал он, сам не понимая, зачем говорит. То ли извинялся, то ли подбадривал. А зачем подбадривать? На нем что, свет клином сошелся, что ли? Глупо.

Беклемешев поспешно приоткрыл дверь, вышел и, только оказавшись на улице, вдохнул наконец полной грудью. С ним сегодня явно происходило что-то не то. Что-то непонятное и поэтому тревожащее. Он, как зверь, ощущал приближение беды. Различал не слышимый пока никем гул набата.

— Это депрессия, — пробормотал майор тихо. — Пора на отдых. — Все еще продолжавший курить потасканный встрепенулся, каркнул вопросительно:

— Простите?..

— Это я не вам, — ответил Беклемешев. — Это я себе.

— Ах, себе, — будто переспрашивая, произнес потасканный и затянулся торопливо.

– Да.

Майор подумал пару секунд, потом тоже закурил и пошел мимо неподвижных, как статуи, снайперов к оцеплению.

Идти пришлось далеко, оцепление отодвинулось уже к Аргуновской улице. Шестеро милиционеров, возглавляемые тем самым сержантом, что встретил Беклемешева у машины, опрашивали «несостоявшихся экскурсантов» и сотрудников экскурсионного бюро. Толпа собралась весьма внушительная. Впрочем, стоило ли этому удивляться? Люди всегда, во все времена, были жадны до зрелищ. Им наплевать на возможную опасность, когда речь идет о подобных происшествиях. Стоят, охают-ахают, закатывают глаза от ужаса, а все равно не уходят.

— Сержант, — позвал Беклемешев.

Тот оторвался от записей, кивнул и, сказав что-то пожилому мужчине-свидетелю, подошел:

— Здравь желаю, товарищ майор.

— Так виделись ведь уже, — улыбнулся натянуто тот. — Как дела? Есть что-нибудь путное?

— В основном никто террористов не заметил, а если и заметили, то не запомнили. Последних посетителей мы отсеяли сразу, — сержант полистал протоколы опроса. — Кассирша дала хорошие описания. Говорит, террористов было трое. Она бы на них внимания не обратила, но они билеты взяли без посещения ресторана, вот и заметила.

— А при чем здесь ресторан?

— Она сперва решила, что это бандиты. «Шестерки». Но те обязательно билеты берут с посещением ресторана. Шикуют.

— Вон как, — Беклемешев усмехнулся. — Дай-ка мне ее показания.

— Пожалуйста, товарищ майор, — сержант вытащил из стопки листов нужный, протянул.

Беклемешев принялся читать. Судя по протоколу, кассирша была девушкой на редкость внимательной. Описания оказались толковыми, четкими, с сочными деталями.

— Отлично, — прокомментировал Беклемешев.— Она еще не ушла?

— Нет. Мы не стали никого отпускать. Подумали, вдруг вы лично захотите побеседовать.

— Правильно подумали. Где она?

— Во-он. Справа от оцепления. С администратором разговаривает. Видите?

— Вижу, — ответил майор.

Кассирша — невысокая симпатичная девица, похожая на студентку-старшекурсницу, стояла чуть в стороне от остальных служащих, с виноватым видом выслушивая нравоучения чернявого администратора.

Беклемешев направился к ним, поздоровался, представился. Его звание и место работы подействовали на администратора почти шокирующе. Тот как-то сразу сник и пробормотал горестно:

— Ну вот. Что я говорил?

Не обращая внимания на стенания чернявого, Беклемешев повернулся к кассирше:

— Маша, вам придется проехать с нами.

— Зачем? — Девушка побледнела, но держалась твердо.

— Ваши показания отличаются редкой точностью, — объяснил майор. — Мы хотели бы попросить вас помочь в составлении фоторобота.

— Я уже дала описание.

— Описание — одно, а фоторобот — совсем другое, — терпеливо возразил Беклемешев. — У всех ведь разное видение. Не волнуйтесь, это не займет много времени.

— Поезжайте, Машенька, — торопливо пробормотал администратор. — Поезжайте.

Еще немного, и он бы добавил: «От греха подальше. И увозите этого гэбэшника». Впрочем, майор не обижался. На что? Гэбэшник — он гэбэшник и есть.

— Хорошо, — вздохнула обреченно девушка. — Где ваша машина?

— На стоянке, перед башней, — кивнул Беклемешев.

15.34. Конференц-зал радиотелевизионной передающей станции «Останкино»

Гера потихоньку зверел. Поначалу ему было даже интересно, но потом разом навалилась скука, а затем, без ширева, пришло злое напряжение. В самом деле, сидят бараны, даже не вякают. Иногда пошепчутся себе чего-то. Гера широко и нервно зевнул. Эти, внизу, хоть развлекаются. Пострелять можно или еще чего, а они здесь сидят, как два... Может, все-таки ширнуться прямо тут? Так Губа стуканет потом козлу-бригадиру, а тот Толь Толичу. А Толь Толич мужик резкий. Выставят, как пить дать. Десять «лимонов» баксов — это тебе не хрен собачий.

Он повернулся к Губе.

— Слышь, брат, мне надо выйти.

Гера почувствовал, как от нервного напряжения начинает чесаться все тело. Ему захотелось сорвать с себя одежду и скрестись до одури, раздирая ногтями кожу в кровь.

— Че? — Губа, мерно прохаживающийся по залу, остановился.

— Выйти мне надо, — изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу злобу, повторил Гера.

«Какой м...к, — подумал он. — Сволочь, гад, б...ь продажная, стукач х...в. Он же все понимает. Все понимает, только делает вид. Специально, чтобы поиздеваться».

— А-а-а, ну иди, — Губа отошел к стене, поднял автомат. — Кто шевельнется, падлы, мозги вышибу.

А Гера все сидел, унимая неприятную дрожь в руках и ногах. Он понимал: если сейчас встанет, то все увидят, как его колотит. И если на этих козлов ему было плевать, то как быть с Губой? Придурку в его боксе ср...м все мозги отбили. Вякнет кому ненароком — кранты. Толь Толич не терпит ширева. Считает, что ширяющийся за дозу сдаст всех и вся. Вранье. Вот он, Гера, никого еще не сдал. Ни одного человека.

— Ну ты че? — спросил Губа недоуменно. — Идешь?

— Иду, иду.

Напрягшись, неестественно зажато, Гера поднялся со стула. Он был похож на ожившее чучело. Даже Губа это заметил, спросил изумленно:

— Че такое, братан?

— Ничего, — Гера растянул губы в улыбке, такой же естественной, как жар от снега. — Пойду.

Он медленно, контролируя каждое движение, открыл дверь и вышел из конференц-зала. Спустившись на смотровую площадку, глянул вправо, затем влево. Главного армейского долбо...а нет. Хотя один из его выб...ков стоит, смотрит.