Горячая верста

Старый артист углубился в чтение, закрылся книгой от Феликса. Но потом отбросил её, продолжал:

— Вы относитесь к категории людей, которые, как только приходят в искусство, так и норовят забежать в красный угол,— так начинал и ваш батюшка! Так он, не зная музыки и не имея от природы никаких данных, стал композитором, и с тех пор, как я его знаю, всегда начальник — то дирижер, то режиссер, а то, как теперь, художественный руководитель!..

— Вы бы отца оставили в покое.

— Не сегодня-завтра, но вы о нем все узнаете — так лучше уж раньше. Да и себя, свою роль поймете быстрее. И мучиться вам придется меньше: не так больно и мучительно расстанетесь с иллюзиями.

— Вам стыдно поносить своего благодетеля!— скривился Феликс. Он подавил в себе поднимавшийся поначалу гнев, решил до конца выслушать болтовню старого артиста, и теперь, уличив, как ему казалось, Хуторкова в черной неблагодарности, бросил ему язвительную реплику.

— Благодетель, — засмеялся Хуторков. — Вы дождитесь конца только одной этой гастрольной поездки и подсчитайте дивиденты от нее — тогда вы будете знать, кто кому благодетель: Бродовы для Хуторкова или Хуторков для Бродовых. Вы, надеюсь, не забыли провести свою персону на две ставки: администратора и конферансье. В бригаде один артист по первому разряду — конферансье, а я по третьему разряду. Так что сумму вы получите кругленькую. Мы, пожалуй, и все вместе такую не получим. А если не слишком хвост задерете, да горькую правду старика Хуторкова научитесь до дна испивать — так вы скоро денежным мешком станете.

Хуторков снова закрылся от Феликса книгой.

Бродов не хотел оставлять отношения с Хуторковым натянутыми. Наоборот, он теперь яснее прежнего понимал, что Хуторков и Лаптев — лестница, по которой он начал желанное восхождение. Нельзя же лестницу выбивать из-под своих ног. Нет, он не так прост, как показался по первости Хуторкову!..

— У вас сегодня дурное настроение, Павел Павлович,— заговорил он тише и спокойнее.— Я вас понимаю и не стану обижаться. Вы только хотели мне прочитать былину. Признаться, мне это интересно.

— В другой раз! Я сейчас спать хочу,— сказал Хуторков, не показывая лица из-за книги. В голосе его Феликс явственно расслышал ледяные, почти враждебные нотки.

— Хорошо, Павел Павлович. Я пойду тоже отдыхать.

Едва он вышел в коридор, как в конце его увидел ватагу ребят и девушек и впереди всех Егора Лаптева. За ним шла Настя с незнакомой девушкой, тут же был бригадир верхолазов-каменщиков: широкоплечий кряжистый парень в черной, куртке. Он шел сзади девушек, как бы прикрывая их, Настя, проходя мимо Феликса, схватила его за руку, увлекла за собой.

— Что это все значит?— спросил Феликс.

— Кататься едем! — объявила Настя—Эй-ей!.. Пал Палыч! Одевайтесь! Ребята нам Волгу хотят показать!..

Они прошли в номер Хуторкова. Предложение «пройтись на катере» всем понравилось, и вскоре Павел Павлович, Егор, Настя, Феликс, а с ними и почти вся Аленкина бригада шли к автобусной остановке, а оттуда покатили на пристань. От пристани к самодельному дощатому причалу шли лесной утоптанной тропинкой. Снег в лесу лежал тонким слоем, пятна незастывших луж, бурые островки лиственного настила и ветер налетал влажный: он дул порывами, точно из-за угла, но вреда не причинял, а лишь приободрял молодых людей.

Катер стоял в небольшом затоне. Низенький дощатый сарай служил для катера укрытием от дождя и снега. Ни дверей, ни замков, ни запоров. Между тем, когда бригадир вывел катер из сарая, Егор, Настя и Павел Павлович удивились его роскошному виду. Когда же вышли на открытую воду, где ленивая волна звучно ударяла о борт, Аленка пригласила вначале гостей, а потом всех остальных пройти в кабину. Все расселись. Бригадир, посовещавшись о чём-то с Леной, тоже нырнул в кабину. Лена прошла к водительскому месту и села к рулю. Егора и Настю это удивило,— они полагали, что поведет катер бригадир или ещё кто-то из ребят, но уж никак не девушка.

Настя на мгновение прижалась щекой к плечу Лены, казалось, она хотела ей сказать: «А ну-ка, Ленка, покажи им, на что наше девичье племя способно!» Лена склонилась над педалью, что-то поправляя внизу. Было видно, что на катере она хозяйка, что водить катер — дело для нее обыкновенное и тут нет причин для восторгов.

Бригадир пояснил:

— Катер построила наша бригада — из сэкономленных материалов. Водить его все умеют. Сегодня— её очередь.

Он кивнул на Аленку.

Двигатель взревел, и гости вздрогнули. Настя отшатнулась от Ленки, прижалась к Егору. А Егор и сам в первую минуту опешил — уж очень сильно и в одно мгновение взревел двигатель — взревел так, будто взорвался под катером, вздыбив фонтаном воду. И не сразу гости заметили ход катера; он заскользил по водной глади плавно, без толчков и тряски. Было только видно, как стороной по берегу побежали назад деревья. Двигатель ещё взревел, ещё раз, а потом присмирел, и сзади установился ровный и могучий гул. Теперь гости слышали, как неведомая сила тянет их назад; и ещё они чувствовали, как длинное стреловидное тело катера поднимается над водой и скользит будто не по волнам, а по крошеву стекла, и стеклянные крупинки с силой ударяются о борт. Лес по берегу теперь не бежал, а тянулся сплошной синей полосой; блестевшая в солнечных лучах Волга будто вздыбилась и, казалось, вот-вот накроет гигантским шлейфом ничтожный катерок.

— Смотри на спидометр! — услышал Егор над ухом. Повернулся. Феликс кивал головой на приборную доску.

— Спидометр — видишь?

Егор посмотрел на дрожащую стрелку большого круглого прибора и не сразу различил цифру, над которой трепетно билась красная, как язычок огня, стрелка: 100! Да, да,— сто километров! Взглянул на Аленку в профиль и подумал: «Ну, девка!. А ведь с виду — так себе, ничего особенного». И потом, продолжая глядеть на Аленку, думал: «И эта, как Настя,— высоко летает».

— Егор, смотри, лес какой!— крикнула на ухо Лаптеву Настя. И спряталась от ветра за его могучую спину.— Красота-то какая!.. А?.. Егор!..

Катер выносился за глубоко вдавшийся в Волгу крутояр, и за ним открывалась ровная, как стрела, широченная лента реки. По правую сторону на высоком берегу дружной ватагой сбегали к берегу нарядные домики села.

Аленка сбавила ход, повернулась к Насте:

—Видишь село? Светлогорье. Село капитанов!..

Когда поравнялись с селом, на берегу, на взгорье, как курочки на нашесте, сидели на лавочке люди в морской форме. Один из них встал и помахал рукой. Аленка включила сирену, и вся её бригада встала, подняв в приветствии руки. И речники встали, подняли фуражки над головой. И так стояли, пока катер не ушел от них на почтительное расстояние.

— Вы их знаете? — спросила Настя.

— Нет,— покачала головой Аленка.— Это старые капитаны, те, что не плавают, а уж на покое. Светлогорье — село капитанов. Речная профессия у них из рода в род переходит. И днем ли идет пароход мимо села, ночью ли — загудит протяжно. Традиция!..

Настю взволновал рассказ Аленки; она долго смотрела в ту сторону, где сидели на лавочках старые капитаны. И представилось ей, как идут и идут мимо Светлогорья пароходы. И как протяжно и торжественно ревут сирены, гудки. А капитаны стоят на берегу, и волжский ветер нежно шевелит их седые волосы.

Прошла их молодость! Уходят в синюю даль пароходы.

Справа у крутого берега показался небольшой причал. Лена сбавила ход. И когда катер пришвартовался, ребята, подхватив провизию и посуду, устремились вверх на крутой берег.

— Мы здесь иногда бываем,— как бы извиняясь перед гостями и предлагая им идти за бригадиром, сказала Лена.

Поднялись на вершину обрыва, посмотрели вокруг. День был тихий, светлый. По синему зимнему небу, точно чайки, летели белые облака.

— Вон там деревушка,— вон, вон, между двумя холмиками, — показала Лена на тот берег — Говорят, здесь рисовал Саврасов картину «Грачи прилетели».