Горячее сердце

Но Пальчинский дал согласие на ввод Соколова в организацию, значит, надо сделать так, чтобы Соколов трудился в Уралплатине.

Пальчинскому Доменов подчинялся слепо. Это как гипноз какой-то. С юности то и дело он слышал от солидных уважаемых людей: «Вы знаете, как поступил Пальчинский? Вы читали, что изрек Пальчинский? Вам говорили, что отмочил Пальчинский? О, Пальчинский — личность! Да-да, Пальчинский — талант!»

Эта фамилия обрастала легендами и завораживала.

Доменов всегда интересовался прошлым и настоящим человека, именно прошлое и настоящее определяет его будущее. О человеке нельзя судить, не зная его былого, которое сформировало характер, а натура — определяет возможности.

Доменов знал минувшее и настоящее Пальчинского, виднейшего горного инженера, консультанта Госпланов СССР и РСФСР, Уральской комиссии Главметалла. Кроме того, Пальчинский за консультации получал деньги еще во многих крупных трестах и учреждениях.

Потому-то Доменов восхищался Пальчинский, беспрекословно подчинялся и откровенно завидовал ему, ведь Пальчинский всегда ходил в лидерах, он родился верховодом, как рождаются певцами, музыкантами, художниками.

Он всю жизнь делал такие шаги, что оказывался в центре внимания своего горного института, всего Петербурга, всей России. Эти шаги он явно рассчитывал. Но как точно! Невольно позавидуешь.

Доменову рассказывал один из волжан, что еще в двенадцать лет Пальчинский стал специальным корреспондентом отдела «Вести с Волги» в местной газете. Правда, в издании газеты принимала участие матушка Пальчинского, но тем не менее статьи Пальчинского привлекали внимание читателей, будоражили обывателя.

Сотоварищи Пальчинского по учению вспоминали, что он выделялся среди студентов.

Однажды сокурсник принес весть:

— Друзья, слышали? Знаменитый Бехтерев ищет репетитора для своих детей, поступающих в гимназию? Вот бы мне устроиться!

Кто-то резонно возразил:

— Куда тебе! Это место для Пальчинского.

И Пальчинский загорелся, он бросился, то есть размеренным шагом отправился, к своему любимому преподавателю, вхожему в дом Бехтерева:

— Рекомендуйте, если можно…

Бехтереву приглянулся эрудированный молодой репетитор, имевший дерзкие неординарные суждения о положении в государстве, и он ввел Пальчинского в круг прославленных медиков.

Припоминали соученики и другое: появилась возможность студентам поработать на угольных рудниках Франции. Первым вызвался Пальчинский.

Петербургское общество, куда уже был вхож Пальчинский, поразилось: он не побоялся во Франции одеться в робу простого рабочего и попотеть на черной работе.

Зато, когда Пальчинский вернулся и сделал увлекательные социальные доклады о Франции, восхищенное студенчество Петербурга избрало его председателем чуть ли не всех своих обществ.

А после разгрома русского флота, после горестной Цусимы из столицы привезли на Урал подробности о нашумевшем «бое с полицией»:

— Вы знаете, в нем участвовал Пальчинский. Петр Акимович приехал в Петербург отдохнуть с каменноугольных шахт Сибири. А в Петербурге демонстрация. В Павловском парке. Пальчинский с женой присоединились к толпе. Для разгона нагнали солдат — видимо-невидимо! Целый полк или даже два! Но Пальчинский последним, словно гуляя, под ручку с женой покинули парк. Его буквально подталкивали штыками. Но он — и не обернулся!

А еще через некоторое время о Пальчинском дошли вести из Сибири и Европы.

Оказывается, Петр Акимович после петербургского отдыха попал в бурлящий восставший Иркутск. Генерал-губернатор бежал. Вице-губернатор был подстрелен, полицмейстер подал в отставку. Власть перешла в руки смешанного комитета представителей партий, общественных организаций, провозгласивших «Иркутскую республику». Одним из руководителей республики был избран Пальчинский.

После ее падения целый взвод солдат сопровождал Пальчинского в тюрьму.

Будучи уже в ссылке, Пальчинский сумел выхлопотать заграничный паспорт в Новую Зеландию через Владивосток: заговорил зубы приставу рассказами о добыче золота драгами, тот и подмахнул свидетельство.

Через три дня власти спохватились. Прокурор потребовал более строгого наказания всем руководителям «Иркутской республики».

На квартиру к Пальчинскому явился пристав и печально спросил его жену:

— Как вы думаете, ваш муж успел пересечь границу? А то розыск его объявлен. За его голову три тысячи рублей назначили. Для меня они не лишние.

А Пальчинский катил по заграницам: Париж, Лондон, Гамбург, Константинополь, Варна, берег Сирии.

В Италии Пальчинский получил известие: его выделили из «Иркутского дела» за недостаточностью улик. Царь наградил его орденом за организацию выставки российской промышленности в Италии.

— Вы понимаете, — теребил за рукав Доменова его однокашник, — Пальчинский отказался и от царского, и от итальянского орденов! «Мы мастера, — говорит, — и на чай не берем!» Какая смелость! Какая смелость! Не всякий бы смог так поступить!

Доменов подумал, что лично он бы не нашел в себе силы отказаться от наград! Но Пальчинский смотрел далеко вперед: такое поведение ставило его чуть ли не выше царя. По крайней мере, связывало его имя с именем самодержца, а это долгая молва.

И вдруг в семнадцатом году Доменов узнал, что Пальчинский, не признававший никакой власти, пошел в услужение к Керенскому.

Правда, перед этим в среде интеллигенции распространились слова Пальчинского, сказанные им в шестнадцатом году, когда ему предложили войти в группу переворота. Слова, как всегда, были звонкими, запоминающимися: «В переворотах не участвую, приму участие в революции».

Выходило, что Пальчинский пришел на службу не к Временному правительству, а к февральской революции.

Начинал эту службу Пальчинский в Таврическом дворце, в военной комиссии Временного комитета Думы чуть ли не писцом: выдавал пропуска во дворец. Попутно советовал, как, к примеру, обстрелять Адмиралтейство.

Через два часа после этого совета Пальчинский уже имел в своем распоряжении все войска в Петрограде — двадцать тысяч солдат! А после ликвидации наступления Корнилова Пальчинский был назначен генерал-губернатором Петрограда.

Потом, по предложению Гучкова, Пальчинского сделали помощником военного министра и одновременно — главой совета по топливу. За подписью Пальчинского появился закон «Об отделении от поверхности земли и национализации недр».

Когда народ пошел на штурм Зимнего, Пальчинский возглавлял оборону дворца. Потом сокрушался, что его не послушали: если бы расставили пулеметы, как он указал, Зимний остался бы неприступным.

Не так давно сам Пальчинский с гордостью поведал Доменову, как после взятия Зимнего и заключения Временного правительства в трубецкой бастион его выбрали старостой всего арестованного кабинета министров. И министры безоговорочно подчинялись ему. Он один не впал в уныние. Делал зарядку. Потрясал конвой манипуляциями с пудовым ломом при сколке льда.