Горячий 41-й год
Шрифт:
Но как это ни странно, но Курт совершенно не хотел возвращаться в свой полк, да и в другой какой-либо тоже. И не из-за банального страха. Придётся ехать и Зейдель поедет и будет воевать. Воевать честно и добросовестно. Но этот странный русский майор, своим непонятным поступком, с безразличием отпустив Курта к своим, что-то надломил в правильной немецкой душе, немецкого парня.
Вечером, выпив бутылку вина, Курт и Краузе вышли в парк перекурить. Поболтав о том, о сём, Краузе сделал неожиданное предложение: – Курт, мне сегодня врач тоже, как и тебе, сказал о скорой выписке. Честно скажу, что не горю особым желанием возвращаться в часть. Ну…, просто не хочу. И поэтому заранее переговорил со своим дядей. Война через месяц, другой закончится разгромом русских и надо будет создавать администрацию и управлять всеми этими огромными пространствами. Дядя Вилли предложил мне должность начальника отдела СД в одном из городов. В каком, ещё пока не знаю. А если хочешь завтра, переговорю с ним и он и тебя тоже пристроит. Я его попрошу,
Курт даже не сомневался, когда сразу и твёрдо ответил: – Я согласен.
А вечером следующего дня Краузе весело сообщил: – Зейдель с тебя хорошая выпивка. Дядя дал добро. Все необходимые распоряжения насчёт тебя он сделает. Так что о полку забудь. По выписке из госпиталя он ждёт нас обоих у себя.
Вся оставшееся неделя до выписки, прошла в весёлых хлопотах. Как-то сразу выяснилось, что ни у Краузе, ни у Курта не оказалось приличной формы. Да, каждому при эвакуации через медицинский пункт полка дальше в тыл, положили их личные вещи и кое какие документы. Но при близком разглядывании выяснилось, что для ведения боевых действий форма потянет, но вот для деятельности в новом качестве, для представления начальнику управления СД, она не годилась. И тут опять помог всемогущий генерал. Солдат-водитель, ежедневно поставляющий в палату провизию, деловито записал в записную книжку размеры, щёлкнул каблуками и на следующий день в палате два счастливчика, под завистливыми взглядами однопалатников и, заглядывающих через открытую дверь, из соседних палат, примеряли новенькую форму. Дядя прислал полных два комплекта формы на все случаи военной жизни и в записке извинился, что форма со склада, а не из пошивочной мастерской. Но два друга были счастливы и от такого щедрого дара. Но больше всего Курта беспокоил финансовый вопрос, от того что денег в кармане было катастрофически мало. А пирушку по поводу нового назначения нужно было проводить. Это было делом офицерской чести. Сам Краузе был из богатой, аристократической семьи и деньги у него водились всегда. А вот Зейдель из семьи рабочего. Правда, как отец гордо говорил он не просто рабочий и мастер, а он рабочая аристократия. Действительно, отец Курта был высококвалифицированным мастером на крупном заводе и даже во времена кризиса, когда многие рабочие семьи влачили нищее существование, семья Зейделя жила в достатке. Отец из-за этого никогда не поддерживал немецких коммунистов и с удовлетворением принял приход фюрера к власти. И впоследствии оказался горячим сторонником всех его планов и начинаний.
– Курт, ты хороший немецкий парень. И я воспитывал тебя не для работы на заводе, – говаривал частенько отец, размякнув от рюмки шнапса или кружки пива, – сейчас фюрер создал в стране такую власть, когда такие парни, из рабочих семей, смогут вырваться на верх. И тебе, сын, прямая дорога в офицерскую школу и в армии, делать свою карьеру. Только там ты достигнешь того, что не смогли сделать твои родители.
И Курт был благодарен свои родителям, которые откладывая каждый пфенниг, но поддерживали финансово своего сына при обучение в училище. Как бы там не говорил отец, но в офицерской школе большинство было из богатых и обеспеченных семей. А деньги, высылаемые отцом, давали возможность Курту быть на уровне, что впоследствии помогло попасть под нормальное распределение. Курт потом, с офицерского жалования, вернул родителям деньги. Но вот сейчас, положение было хреновое и это очень угнетало. Конечно, можно было занять деньги у того же Краузе и тот дал бы не задумываясь, но гордость не позволяла.
– А ладно, как это русские говорят – «Утро вечера мудренее….», – Курт махнул рукой на эту проблему. – Если ничего не получится с деньгами, займу у Дитриха….
Выписывали их в десять утра. Одетые в новенькую форму, выпив на прощание с остающимися бутылку вина, друзья вышли из госпиталя и сели в присланную дядей машину. Сначала их отвезли в офицерскую гостиницу, а оттуда в управление СД. И сразу же проводили в кабинет генерала, где их радушно встретил Краузе-старший, который сразу же заботливо захлопотал вокруг любимого племянника и его товарища.
– Господа офицеры, прошу вас сюда. На маленький фуршетик по поводу вашего выздоровления. – В уютном углу обширного кабинета, на маленьком столике стояла бутылка коньяка. На тарелочках, нарезанными тоненькими ломтиками, лежала колбаса, розовое русское сало с коричневыми прослойками мяса, лимон.
– Прошу, – генерал сам разлил коньяк по маленьким рюмкам и они выпили за благополучное выздоровление.
Потом выпили ещё, Краузе-старший, расчувствовавшись, обнял племянника и, взъерошив ему волосы, обратился к Зейделю.
– Курт, это мой самый любимый племянник. Надежда нашего рода. В нашем роду раньше все по мужской линии были военными. Да вот незадача, у меня одни дочери, а мой брат гражданский – врач. А из его троих сыновей только Дитрих стал офицером. Он должен, когда я уйду в отставку, перехватить эстафету. И я, фон Краузе Вилли…., сделаю для него всё. Давайте ещё по одной и за дело.
Через пять минут, удобно расположившись в кожаных креслах,
генерал стал их вводить в ситуацию.– Русские практически разгромлены и откатываются всё глубже и глубже в Россию. Ещё месяц, два и всё. Конец войне. И вот этой территорией надо руководить. Качать оттуда ресурсы, продовольствие: то есть всё необходимое для великой Германии и для доблестного вермахта. И это наша задача, в том числе и ваша. Там, на месте, куда скоро выедете, вы должны развернуть администрацию, полицию из местных и бороться с теми, кто будет нам мешать. Это общая задача. Неделю назад нашей армией от большевиков был освобождён районный центр Дубровка. Небольшой городок в двухсот пятидесяти километрах от Минска. Войска пошли дальше, а в Дубровке остались офицеры, которые и стали выполнять те задачи, которые только что озвучил. Но вот беда. В одной из поездок они наткнулись на группу русских окруженцев и погибли. И вот вместо них туда и едете. Ты Дитрих возглавишь местное СД. Я дал распоряжение и вас усилят ещё одним взводом. А ты, Курт будешь военным комендантом, подберёшь людей из надёжных местных на руководящие должности и развернёшь полицию и будешь курировать их работу. Ну, на сегодня всё. Сегодня отдыхайте, а завтра в 9:00 жду вас и представлю вашему начальству, которое и поставит конкретные задачи и более обстоятельно введут в курс дела.
Курт и Дитрих встали, щёлкнули каблуками и пошли к выходу. И уже у самых дверей их остановил голос генерала: – Да, совсем забыл. Зайдите к казначею управления и получите там жалование, как за прошедший месяц в части, так и за месяц вперёд, но уже в СД. С вашими командирами полков я всё решил.
Краузе-старший покровительственно засмеялся: – Я же обещал, что всё сделаю для вас….
Получив деньги и расписавшись в ведомости, Курт почувствовал себя совсем счастливым. Они вышли на обширное, каменное крыльцо управления, остановились, посмотрели друг на друга и рассмеялись беспечным смехом, на какой способны только молодые люди. А что не смеяться? Великая Германия и тут вышла победителем в схватке с русским колосом на глиняных ногах. И тут тоже оказался прав фюрер. Впереди новые возможности, новые впечатления, новая жизнь.
Для начала они зашли в офицерский клуб, прекрасно поели, выпили отчего пришли в ещё более отличное настроение. Прямо из клуба Дитрих связался с госпиталем и договорился со знакомыми медсёстрами насчёт вечера, а Курт на вечер заказал столик и всё остальное, чтобы его отлично провести.
И вечер удался на славу, да и ночь тоже. В шесть утра медсёстры Хельга и Марта убежали в госпиталь, который был недалеко, а спустя тридцать минут вскочили Курт с Дитрихом, быстро привели себя в порядок. Позавтракали и в девять часов докладывали адъютанту генерала, который представил их новому начальству. Дальше время понеслось совсем вскачь. Они прочитали все инструкции и приказы по формированию вспомогательных структур и полиции. Досконально изучили по этому поводу документ изданный главнокомандующим сухопутными войсками фон Браухича от 3 апреля 1941 года и буквально свежее административное распоряжение командующего тылом группы армий «Центр» фон Шенкендорфа о первоочередных задачах военных комендантов по созданию органов местного управления и полиции порядка. Их инструктировали, они опять читали приказы вышестоящих инстанций, опять инструктировали и вводили в местные условия работы. Возили на допросы арестованных местных коммунистов….
В такой суматохе незаметно пролетели отведённые три дня. А в последний вечер, когда они сидели в офицерском клубе, их посетил генерал Краузе.
– Дядя, откуда ты знал, что мы здесь? – Обрадованный Дитрих вскочил из-за стола.
– Эге-ге, племянничек… Забываешь, где я служу. Что ж ты думал, я без присмотра вас оставил? – Добродушно посмеивался старший родственник.
Вечер прошёл в доброжелательной, семейной обстановке. А когда генерал уходил, сказал: – Дитрих, Курт, вы завтра, прежде чем уезжать, ко мне загляните. У меня для вас есть сюрприз.
Да, это был действительно приятный сюрприз. Конечно, он предназначался для Дитриха, но и Курту тоже было приятно.
Перед крыльцом управления стоял зелёного цвета Опель: – Дитрих, мальчик мой, хоть и не по чину, но прими в служебное пользование. Он закреплён за тобой. Ну, а для тебя Курт, из Борисова пригонят Kubelwagen. Там знают. В добрый путь.
Глава вторая
Как бы не спешили, но опоздали и в деревне частей дивизии уже не было. Не было и немцев. Только с ближней окраины доносился неясный гул людских голосов. На него мы и направились узкими и кривыми улочками. Группа вооружённых людей, внезапно появившиеся из проулка, изрядно напугала толпу деревенских жителей, активно делившая колхозное добро. Толпа из многочисленных баб и небольшого количества мужиков вполне ещё воинского призыва замерла, сжалась и застыла в страхе, не ожидая для себя ничего хорошего, особенно мужики.
– Кто старший? – Крикнул решительно в толпу и людское скопище зашевелилось, неразборчиво загудело и через некоторое время выпнула вперёд плюгавенького дедка в замасленном солдатском бушлате. Типа: ты старый и тебе всё равно помирать.
Но дедок не испугался, а хитро прищурившись и слегка наклонив голову в старом треухе в сторону, заговорил, зачастил деревенским говорком: – Сынки, чёй то я не разбиру – чи вы наши, чи ни наши? Одёжа на вас русская, а оружья не русская. А старшим я буду, раз мир меня избрал.