"Господин мертвец"

– Целься по огневым точкам! – выкрикивал Клейн своим мертвецам, - Бить кучно, короткими! Не перебьем обслугу, так хоть собьем этим недоумкам прицел!..

Где-то позади уже хлопали противотанковые винтовки отделения Херцога. Их голоса, обычно оглушительные, сейчас были едва слышны.

Хаас. Проклятый Хаас. Что же ты натворил, люфтмейстер… Мысль пришлось вырвать вместе с ее колючим корнем. Сейчас были более важные дела. И более насущные проблемы.

«Мейстер!»

Дирк не ожидал ответа, а потому ответ тоттмейстера Бергера застал его врасплох. Привычный ледяной поток воздуха – словно сквозняк из погреба.

«Слушаю, унтер».

«Мейстер… У нас бой. Пехота двести четырнадцатого попала под очень плотный огонь, несет большие потери».

«Мне это известно. Я слежу за полем боя».

Ни удивления, ни злости, только спокойная отстраненность человека, наблюдающего за чужой шахматной партией. Не человека. Тоттмейстера.

«Французы знали о штурме. Знали заранее. Замаскированные пулеметы… Подпустили поближе и стали бить в упор».

«Я вижу, унтер. Приказ остается в силе. Держите свои позиции».

Дирк на секунду закрыл глаза. Хотелось держать их закрытыми дольше. Чтоб милосердная темнота скрыла все происходящее перед ним. Но даже на эту секундную слабость он не имел сейчас права.

«Мейстер, возможно нам стоит выдвинуться? Еще не поздно. Мы можем прикрыть тех, кто сейчас там. Пулеметы нам не помеха. Станем живым щитом, дадим возможность остаткам полка отойти».

«Унтер-офицер Корф, не забывайтесь. Вы выполняете мои приказы и будьте добры сосредоточиться на этом. Управление ротой оставьте мне. Если у вас есть свой взгляд на этот вопрос, возможно, мне стоит подыскать на вашу должность более дисциплинированного мертвеца».

Резкая отповедь заставила Дирка стиснуть зубы до скрипа в висках.

«Извините, мейстер. Мне показалось, что ситуация…»

«Оставаться на месте, держать позицию, - голос тоттмейстера Бергера внезапно смягчился, - Сейчас слишком критический момент, чтоб я обсуждал со своими подчиненными вопросы тактики. И приготовьтесь к обороне. Серьезной обороне».

«Так точно, мейстер».

– Что он говорит? – Крамер правильно истолковал выражение лица Дирка, - Вы ведь говорили с ним, с этим трусливым трупоедом? Что он говорит?

– Ничего из того, что касалось бы ефрейтора!

Но Крамер не отступил. Он и живым был слишком упрям.

– Будут какие-то приказы, господин унтер? – спросил он, - Я… мы ждем ваших приказов.

Он сказал «мы», и это не было ошибкой. Они все сейчас стояли рядом и ждали его слов. Карл-Йохан, Клейн, Тоттлебен. Все мертвецы, оказавшиеся в блиндаже. Его подчиненные, которые привыкли ему доверять, чье доверие он заслужил в боях, чье уважение приобрел ценой сотен схваток. И сейчас они тоже ждали его слов, его приказа. Мертвые, потерявшие прозрачность, глаза, устремленные в упор. Крошечный клочок тишины в адском грохоте боя.

– Мы держим позицию.

– К дьяволу позицию! – выплюнул Крамер, - Если мы не придем на помощь, они все погибнут, Дирк! С этого поля никто не вернется живым! Он это понимает?

– Понимает. Мейстер все понимает. Если он приказывает ждать, это значит, что мы ждем. И если хотите просуществовать еще какое-то время, научитесь ему не перечить.

Он хотел отойти, но Крамер взял его за предплечье. И хватка оказалась достаточно сильной для мертвеца, недавно вернувшегося с того света. По крайней мере, достаточно сильной, чтоб Дирку пришлось обратить на нее внимание.

– Там люди. Они умирают. Их расстреливают, как на полигоне. Живые люди, те, с которыми я служил, которых я знаю в лицо. Если мы сейчас же не придем им на помощь, с ними будет кончено.

– Генрих!..

– Послушайте. Я знаю, что я мертвец, я уже не жив. Да, свыкся. Но мы, мертвецы, должны защищать живых! Разве не в этом предназначение Чумного Легиона? Не в том, что мы спасаем тех, кого еще можно спасти? От собственной участи?

Он ждал ответа. С типично человеческим упрямством. Даже избавившись от горячей крови, он все еще не понял. Не смог свыкнуться.

– Если мы пойдем в атаку, то станем уязвимы. Возможно, это спасет несколько жизней, но мы расплатимся за это потерей позиций. А это недопустимо. Иногда чьей-то смертью приходится покупать точки на карте, вы сами это знаете. И сами водили людей в атаки, из которых возвращались не все.

– Но я никогда не наблюдал хладнокровно за тем, как расстреливают моих солдат!

– У нас есть цель, ефрейтор Крамер. У нас есть приказ. И мы выполняем его. Ради живых.

– Но не тех живых, которые гибнут сейчас на наших глазах, так?

– Так, - холодно сказал Дирк, взглянув Крамеру в глаза, - Если понадобится, так.

– Значит… будем смотреть? Наблюдать? Сидеть в земле и смотреть, как сотни живых людей… превращаются в разбросанную по полю… мертвечину? Получается… Значит, быть мертвецом – это уметь равнодушно смотреть, как… как умирают другие?

Слова Крамера спотыкались, как человек с обрубленными осколками ступнями, который, не замечая увечий, пытается доковылять до укрытия. Надо было заставить Крамера замолчать, его дерзость слишком уж выходила за рамки принятой среди «Висельников» субординации. Кроме того, на них сейчас смотрели остальные ефрейторы. Они не выдавали своего интереса, но они тоже ждали его слов. Уже не приказа, просто слов. Иногда даже мертвецам нужны слова. Но есть ли у него те, которые им подойдут?..

– Слушайте, - Дирк обратился сразу ко всем, - Если бы это зависело от меня, я бы отдал приказ о штурме не колеблясь. Немедленно. И сам пошел бы впереди. А вы пошли бы за мной.

Карл-Йохан понимающе кивнул, подбадривая. Он-то никогда не сомневался в своем командире.

– Но я не могу отдать этот приказ. Вы понимаете, почему. И дело не в том, что так сказал мейстер. Мы не имеем права вступать в бой. Сейчас.

– Гибнут люди, - сказал Тоттлебен. Сказал тихо, ни к кому не обращаясь, глядя на собственные сапоги. И больше ничего не сказал.

– Да. И мы ничего не можем с этим сделать. Это война.

«Мейстер когда-то сказал, что мой главный грех – ужасное человеколюбие. Что ж, он был бы доволен сейчас. Я работаю над своими ошибками».

Прозвучало фальшиво, глупо, беспомощно. Они знали, что это война. Они были ее детьми, и все их существование было войной. Для мертвеца не существует ничего иного, кроме войны. Но они ждали не этих слов.

– Мы не имеем права жертвовать собой, - сказал Дирк жестко, глядя на своих подчиненных, - Вы сами знаете, почему. Мы – имущество, мы не принадлежим даже себе. Но мы – ценное имущество. То, которое когда-нибудь может переломить ход войны…