Господин Розочка
Шрифт:
В кухне Мориц сел к старому деревянному столу и помогал резать морковку. Тим шлёпал ложкой по манной каше. Мама рассказывала про своего начальника. Он отчитал её при всех за то, что она хотела после Рождества взять несколько свободных дней.
— И теперь, — закончила она свой рассказ, — на ближайшие полгода он отменил нам все отпуска.
Папа посмотрел на неё с ужасом:
— Не может быть, — только и сказал он.
Мориц сглотнул. Они всей семьёй уже несколько месяцев предвкушали поездку на рождественские каникулы. Он хотел покататься с мамой на лыжах, а папа, который на лыжах стоять не умел, собирался кататься с Тимом на санках.
В
— Но это же подло! — воскликнул он. — Какой у тебя дурацкий, дурацкий начальник.
— Я знаю, — ответила мама.
— Но ты ведь обещала! — крикнул Мориц. От злости ему стало жарко.
— Может, перенесём всё на пасхальные каникулы? В конце концов, в марте тоже ещё лежит снег.
— Пасхальных каникул ждать целую вечность!
1
Кайзершмаррн — сладкое мучное блюдо австрийской кухни. — Прим. перев.
За ужином все сидели мрачнее тучи. Мориц ковырялся в своём салате и ещё раз пытался рассказать о прогулке по парку. Но мама таким тоном сказала «хм» и «ага», что охота рассказывать у него быстро пропала.
Когда мама повела Морица спать, она сказала:
— Мне очень жаль, радость моя. Мы непременно как-нибудь ещё покатаемся на лыжах. И я правда постараюсь найти другую работу. Но пока это не так легко. Безработных архитекторов слишком много.
Мориц кивнул, хотя думал о своём.
— Я так и не рассказал тебе про моё сочинение, — напомнил он.
— Завтра расскажешь, — ответила мама и поцеловала его.
Когда Мориц лежал в постели, он слышал, как мама и папа ссорились на кухне. Ругань становилась всё громче. В конце концов папа закричал:
— Да что с тобой говорить! — И Мориц услышал, как хлопнула входная дверь.
Он встал, тихонько выглянул в холл и прокрался в гостиную. Мама сидела в кресле, закрыв лицо ладонями. Её плечи тряслись.
— Мама, — окликнул он и подбежал к ней, — что случилось?
Мама подняла на него глаза, и Мориц увидел, что они покраснели от слёз.
— Папа в ярости, что мы никуда не сможем поехать, — сказала мама. — И я его хорошо понимаю.
Мориц погладил её по спине.
— Но всё равно он не должен был так на тебя кричать.
— Да, не должен был, — согласилась мама и вытерла глаза. Она взяла его за руку и повела обратно в постель. — Мы найдём выход, это точно, — сказала она.
И Мориц очень скоро уснул.
Разумеется, на следующее утро все снова спешили. Мориц быстро выскребал ложечкой йогурт, папа делал ему в школу бутерброд, мама кормила Тима. Всем было не до разговоров. Мориц заметил, что родители всё ещё злились друг на друга. Мама с папой и до этого часто ссорились, но в последнее время ссор стало ещё больше. А главное, они уже не мирились так быстро, как раньше.
Мориц попытался пару раз пошутить, но мама вообще не среагировала, а папа лишь криво усмехнулся.
Мориц испытал облегчение, только когда захлопнул за собой дверь и побежал в школу. Но едва он прибежал туда, прозвенел звонок, и он не успел рассказать Лили и Оле про паркового тигра.
Вторым
уроком у них был немецкий язык. Но вместо того чтобы, как обычно, собрать тетради с домашним заданием, госпожа Майер сказала:— Прежде чем забрать ваши сочинения, я хотела бы послушать три из них — и мы их обсудим. Мне очень интересно, что вы обнаружили в парке.
Мориц почувствовал неприятную дрожь в животе. Только бы она не вызвала его.
— Первой я хотела бы послушать Лену, — сказала госпожа Майер.
Лена, заикаясь, прочла вслух своё сочинение, в котором речь шла о воронах, мышах, зайцах и белках.
— О, как много ты написала, — похвалила госпожа Майер, когда Лена закончила. — А вот послушаем… — Она сделала паузу и обвела глазами учеников, которые дружно опустили головы как можно ниже, — послушаем, что написал Мориц.
И Мориц начал читать. Вскоре остальные захихикали. Когда он дошёл до места про изюм, Штефан Рабентраут и Мартин Ховилер хохотали так громко, что Мориц порой не слышал собственного голоса. Он оторвал взгляд от тетради. Госпожа Майер сидела, нахмурив брови, и задумчиво смотрела в класс, который безудержно веселился.
— Я предлагаю закончить, — сказала она наконец. — Очень хорошо, Мориц, — добавила она, — но вообще-то задано было написать о животных, которые действительно водятся в парке.
— Но я его видел, — сказал Мориц. Одноклассники прямо-таки покатились со смеху.
— После урока подойди, пожалуйста, ко мне, — сказала госпожа Майер. — А остальные успокойтесь и передайте вперёд тетради. Посмотрим, будет ли вам так же весело, когда мы начнём говорить о ваших сочинениях.
Смех стал тише и наконец совсем смолк.
Вскоре прозвенел звонок на большую перемену. Все ринулись из класса, а Мориц медленно приблизился к столу госпожи Майер.
— Мориц, — строго сказала она. — Мне в самом деле очень нравится твоя фантазия. Но ведь я не просила сочинять историю.
— Я ничего не сочинил, — обиженно ответил Мориц. — Если вы ни разу не видели паркового тигра, это ведь не значит, что парковых тигров не бывает.
— Но я же не единственная, кто ни разу не слышал о парковых тиграх. И поэтому их существование кажется мне неправдоподобным.
— Неправдоподобным — да, но невозможным — нет, — сказал Мориц, сам удивляясь, откуда у него взялись такие слова.
— Как бы то ни было, — сказала госпожа Майер, — я хочу, чтобы ты написал сочинение ещё раз, причём там должны упоминаться те животные, которых знает большинство людей. Сдашь его в конце недели.
Мориц чувствовал, когда спор не имеет смысла. Он взял куртку со стула, достал из ранца яблоко и сердитыми шагами потопал вниз по лестнице на школьный двор.
Лили и Оле ждали его на ступеньках.
— Ну, — спросила Лили, — она тебя отругала?
— Отругала, не отругала, а сочинение придётся переписать, — ответил Мориц.
— Хелло, крошка Мориц, — крикнул ему издали Штефан Рабентраут, — а я недавно видел паркового жирафа, он был ростом с мышь, ха-ха!
— И ел только мармеладных медведей, — язвительно добавил Мартин Ховилер.
Мориц скривил рожу и пробормотал: «Дураки». Оба с ликованием убежали.
— А зачем ты придумал эту историю? — спросил Оле.
— Говорю же вам, это правда, — сказал Мориц, чувствуя, как в нём снова вскипает злость. — Мы можем пойти в парк, и я вам его покажу.