Господин следователь

Тонкий такой намек – а папенька уже успел расстараться для сыночка?

Я покачал головой:

– Отец считает, что не имеет морального права ходатайствовать о награждении своего сына. Дождется возвращения его высопревосходительства, тот решит.

Не стал говорить, что папенька, хотя и гордится сыном, но его поведением очень недоволен.

– Жаль, – вздохнул Абрютин. Посмотрев мне в глаза, сказал: – Не обижайтесь, но если бы дело касалось не Егорушкина, то я, возможно, не стал бы писать ходатайство, испрашивать для вас награды. Фрол мне очень дорог.

Я припомнил медаль за русско-турецкую войну на груди у городового, еще разок глянул на медали, украшавшие мундир исправника.

– Вы с ним вместе воевали? – догадался я.

– Именно так, – кивнул исправник. – Нет, вы не подумайте – Егорушкин мне жизнь не спасал, мы вообще служили в разных полках. И я был тогда поручиком, а он ефрейтором. Здесь уже выяснилось, что оба на Шипке сидели. Но, понимаете ли, все равно, Фрол для меня…

Кажется, я понял. Я всего-то в армии год отслужил, а тех парней, с которыми вместе был, до сих пор помню. Что уж говорить о тех, кто рядышком воевал, пусть и не вместе.

Еще мысленно усмехнулся. Ишь, из-за Егорушкина с меня в ресторане не слупили лишнюю двадцатку. А тут, оказывается, из-за него же и ходатайство написали.

– Егорушкин – парень хороший, вот только слишком порывистый, – похвалил я городового.

– Еще он по бабам ходок, – хмыкнул исправник. – Был бы он посерьезнее, я бы его уже на помощника пристава вывел. А там, глядишь, и в приставы бы поставил. С его медалями да послужным списком – прошел бы в коллежские регистраторы без экзамена. Ухтомский-то мне недавно сказал, что еще год отслужит, а там в отставку уйдет. И где я ему замену найду?

О, и тут, как у нас. То есть – как в кино про Анискина. Старый участковый-фронтовик собирается на пенсию, а равноценной замены нет.

– Попробуем уговорить Антона Евлампиевича, – пообещал я. – И вы поуговаривайте, и я попробую. Авось за пару лет он Егорушкина натаскает. А тот, глядишь, станет посерьезнее, вот вам и пристав.

Я уже собрался попрощаться и выйти, но решил спросить совета у исправника.

– Василий Яковлевич, не подскажете, у кого бы мне про Двойнишникова поспрашивать? Мещанин, свою мастерскую имел…

– А вы в архив городской управы заходили?

– В городской управе есть свой архив? – удивился я.

– Конечно. Там разные документы – запросы, ходатайства, справки и все такое со времен царя Гороха. Ну если и не со времен Гороха, – усмехнулся исправник, – то со времен императрицы Екатерины Великой. Как только матушка приказала города уездные создавать, при них архивы и появились. Как же бюрократическим учреждениям без канцелярий? Сто с лишним лет документы копятся. Так что, как выйдете от меня, завернете за угол, там дверца маленькая.

Бородатенький канцелярист, которого правильнее именовать архивариусом, был одет в потертый сюртук, старую рубаху со шнурком, вместо галстука, глазенки прятал под кругленькими очечками с надтреснутым стеклышком.

– Так все-таки, Иван Александрович, что именно вас интересует?

– Михаил Артемович, – начал я объяснение, – вы ведь слышали о смерти Двойнишникова?

– Слышал-слышал, – закивал архивариус. – Город-то у нас небольшой, убийства нечасто случаются. Вон за последнее время аж целых два, прежде-то и за год ничего не происходило.

Архивариус посмотрел на меня укоризненно, мол, пока не приехал новый следователь, ничего не происходило, никого не убивали, а теперь вот целых два. Или мне уже начинает мерещиться?

– Двойнишникова-то я и не знал почти, – сказал канцелярист. – В церкви видались, еще я ему свой самовар как-то лудить носил. Но давно это было, лет двадцать назад, может и больше. Мастерские у него свои были на Старой пристани. Работу хорошо делал, хоть и брал дорого. Помню, что за полуду он с меня пятнадцать копеек взял, это все равно, что нонче рубль.

– В мастерских он один работал? Или еще кто-то с ним был? – оживился я. – Подмастерье какой-нибудь или напарник?

Архивариус, немного подумав, покачал головой:

– Нет, один. Так у него и мастерские-то – клетушка, чтобы инструменты поставить да заказы взять. Верстачок стоял, стол. Там и одному-то работы мало. Пристани-то уже на ладан дышали, заказчиков для слесаря мало.

Ну вот, и тут облом.

– Ищу я, Михаил Артемович, хоть какие-нибудь следы, – сказал я. – Жил себе человек, сорок лет в мастерской проработал, жену имел, а теперь о нем никто ничего не знает. Но так не должно быть, верно? Должен же был Двойнишников оставить хоть какую-нибудь память? Ссора какая-то, спор. Не знаю, с чем это может быть связано. С работой, с имуществом. Хрен его знает, если честно. Вот и ищу какие-нибудь следы.

Кажется, старичок-архивариус меня понял. Спросил деловито:

– Какого касательства следы? – Кивнув на полки, заполненные папками и связками бумаг, канцелярист сказал: – Вон на той полке у нас вся история городская скопилась.

– Здорово! – искренне восхитился я. – Люблю историю. Особенно старые документы.

Михаил Артемович, словно нюхом учуял коллегу. Метнувшись к полкам, ухватил в руки толстенную папку.

– Не хотите копии челобитных почитать, когда купечество наше город отстаивали?

– В каком смысле отстаивали? От кого? – не понял я.

Череповец появился в результате реформы Екатерины, войн до сей поры тут не было. Наполеон до этих мест не дошел, да и отстаивают города не с помощью челобитных. Во времена Смуты поляки сюда приходили, все сожгли, только города еще не было.

– Наш город два дня рождения имеет, – важно сообщил канцелярист. – Первый день, когда матушка императрица свой указ подписала. И было это 4 ноября 1777 года. А во второй раз нас открыли уже при государе Александре Павловиче. В промежутке между матушкой и Александром, когда наш город император Павел закрыть пытался, купечество череповецкое никак не хотело, чтобы город селом сделали.

Вот тут я вспомнил. Император Павел, взойдя на престол, многие реформы своей матери пустил под хвост пушистому зверю. В том числе приказал обратить многие уездные города, учрежденные Екатериной, в «первобытное состояние» – то есть в деревни и села.

– Купечеству-то какая разница – город это или село? – спросил я.

Наверное, историку положено знать такие тонкости, но я не помнил. Я нынче не вспомню, чем купец третьей гильдии от купца первой отличается. Не интересовался.

– Очень даже большая разница, – всплеснул руками архивариус. – Ежели это город, купечеству местному, которое в третью гильдию записалось, по всей губернии торговать можно.