Госпожа поневоле или раб на халяву

Совершенно по-детски надув губы она развернулась и гордо утопала в мастерскую, хлопнув дверью напоследок.

Недоуменно проводив ее взглядом (Вот значит, как со стороны это выглядит? Забавно… Понятно теперь, почему, когда я возмущенно убегал к себе в комнату, мышь на меня не реагировала…), я вопросительно уставился на бабульку:

— Владис, не обращайте внимания, — улыбнулась она мне. — Анжельена терпеть не может свое имя, и только я, старая калоша, позволяю себе так ее называть. И то не всегда. На всех остальных она рычит и обижается, а на меня ей ругаться мой возраст не позволяет. Вот в вас может и кинуть тем, что под руку подвернется, так что уж будьте осторожнее, пожалуйста.

Я растерянно кивнул. Хорошо, что сначала спросил, а не сразу скандал устроил.

— А что за маркиза ангелов, в честь которой ее, — я кивнул в сторону мастерской, — назвали?

— Ну, вам простительно не знать, — усмехнулась старушка. — Вы еще слишком молоды… мать Анжельены в юности очень увлекалась модной на тот момент любовной историей некой французской аристократки. Было выпущено несколько книг и даже фильмов, многие сходили с ума по этой литературной героине. И звали ее Анжелика. Маркиза ангелов — это, если я не ошибаюсь, прозвище, как-то связанное с тем, что девушка стала любовницей главаря парижских карманников и бандитов, сами себя называющими ангелами. Если я, конечно, ничего не путаю… каюсь, в те годы я тоже не избежала всеобщего увлечения, но это было так давно… Анжеликой, подобно сотням других поклонниц, мать девочку не назвала, решила быть оригинальной. В результате Анжельена саботирует собственное имя примерно с момента, как научилась его выговаривать. И даже родителям иначе как на "Алену" не откликалась с младенчества.

Хаискорт! Фильм, где бандиты называют себя ангелами, а любовница их главаря носит тоже имя, что и мышь… надо было посмотреть обязательно. Но раз в этом мирке это просто имя, к тому же довольно распространенное, от обвинений в обмане меня, любимого, мышь оправдана… Но вместо того, чтобы кормить меня, голодного, она смылась в свою мастерскую!

— А вы знаете Алену с младенчества? — я направился в сторону кухни, и, как ожидалось, бабулька пошла следом за мной. Теперь оставалось воззвать к ее совести и соблазнить приготовить мне что-нибудь поесть.

— Нет, молодой человек. Только со старших классов, где я преподавала химию ее двоюродному брату. На тот момент Анжельена была уже совершеннолетней и вполне самостоятельной. Алексей жил с ней два года, потому что его родители работали за границей, и девочка поневоле выполняла все их функции. Справлялась, надо сказать, на удивление хорошо. За два года Алексей из балбеса, не умеющего задуматься о чем-то сложнее компьютерной игрушки или банки пива, превратился в вполне разумного и самостоятельного молодого человека. Кстати, в данный момент он уже заканчивает аспирантуру и живет в другом городе.

Тут старушка вдруг замолчала, и глянула на меня пронзительно.

— Хотите совет, Владис?

Пока она говорила, я включил плиту, поставил сковороду на конфорку, потянулся за яйцами, но пожилая леди протянула мне бутылку с маслом. Задумчиво крутя эту бутылку в руках и поглядывая на раскаляющуюся сковородку, я кивнул:

— Конечно, хочу.

— Если вам небезразлично отношение Анжельены, на десять минут забудьте о своем голоде. Поверьте, этот подвиг вам вполне по силам, не смотря на то, что мужчина и его желудок — братья по оружию и отношению к жизни. Пойдите к ней, и скажите, что не хотели ее задеть или обидеть, просто очень удивились. Вот увидите, результат вам понравится, — бабуля отобрала у меня масло и яйца и подтолкнула к двери, добавив напоследок: — Справитесь с этим архисложным и архиважным делом, и добро пожаловать ужинать. А уж покормить голодного мужчину я в состоянии. Идите.

Глава 10

Алена:

Я сидела и дулась. Нет, не так. СИДЕЛА и ДУЛАСЬ!

Знаю, что глупо. Знаю, что по-детски. Ну и… идите все к ангелам! Достали… и вообще. Вот. И нечего было на меня с такой злостью смотреть, как будто я его нарочно обманула, предала и подставила, и… а сам! Имя ему не понравилось! Как будто я от него в восторге, блин!

Уфффф… нет, так не пойдет. То есть пойдет, но куда-то не туда. Надо поработать, вот. Сразу станет легче, проверено.

Я вылезла из-за обжиговой печки, в уголке за которой старательно дулась на жизнь в целом и рогатых гадов в частности, и задумчиво обозрела рабочий стол. Что бы мне тут… поработать?

Только нацелилась на лилово-сиреневый, загадочно-полупрозрачный и восхитительно неправильный обломок аметистового кристалла… Перед глазами замелькали картинки одна интереснее другой, в кончиках пальцев появилась знакомая сладкая дрожь, обиды, глупости, имена, черти, мир… все отступило на второй план, и… и тут раздался стук в дверь.

— Ага! — отозвалась я, нежно перебирая пальцами по неподражаемому излому на лиловой грани.

В мастерскую тихо просочился представитель второго плана, и нагло устроился на первом, вернее, на заднем — практически у меня за спиной:

— Я свое длинное имя тоже не очень люблю, — сообщил он мне, нахально протянув руку и взяв кристалл. — Красивый. А что ты с ним делать будешь?

— Не знаю пока, — я улыбнулась. Аметисту, или Владису, непонятно. — Не называй меня так, пожалуйста. Оно… противное. Имя. Знаешь, как карамелька, провалявшаяся в буфете лет тридцать. Она пропахла пылью, одеколоном и мышами, у нее полинявший замусоленный фантик с остатками блескучей позолоты. Тебя угощает какая-нибудь пожилая родственница, и отказаться нельзя, и съесть это невозможно. Брррр! — меня передернуло, как всегда при звуках моего имени. Только Эмма Львовна умела произносить его так, что это не вызывало ощущения тошноты и приторности. Только она. И только ей я это позволяла. А чертенок…

— И знаешь… мне было обидно, что ты взглянул на меня, как на этого своего… действительно обидно, — я обернулась и посмотрела ему в глаза.

Владис медленно, не отводя взгляда, положил аметист на стол.

— Извини, — в глазах чертенка отразилась моя улыбка, но до губ не дошла. — Я не буду тебя так называть. Меня самого ассоциации не радуют… Мир? — и он вопросительно посмотрел на меня.

— Мир, — я потянулась и погладила его по высокой скуле, почти с тем же восторгом перед совершенством природы, с которым только что касалась кристалла. — Я тут… поработаю. Поужинай без меня, ладно?

— Не ладно, — тонкие длинные пальцы накрыли мою руку. Глаза на секунду зажмурились. А потом Владис посмотрел на меня очень серьезно и строго: — Ты тоже не ела нормально целый день, так что пошли… покукарекаем. Давай, давай, а то на руках отнесу. То-то Эмма Львовна обрадуется.

— Блин, вот кого тут кому в рабство продали, я еще раз вас спрашиваю?! — потолок в ответ на мое почти настоящее негодование скромно промолчал. — Чертенок, у меня вдохновение! Это важнее яичницы!

Ехидная улыбка — и я на руках у Темного, а у меня в руках вожделенный аметист. Спрашивается, когда это он успел слямзить его со стола?

— Будешь есть яичницу и вдохновляться. Я тут прочитал про язву желудка, мне не понравилось. Вы такие хрупкие…

Эмма Львовна встретила нас довольным взглядом и офигительно вкусными запахами. На столе уже стояло три тарелки, нарезанный хлеб, вазочка с салатом…

— Владис, я рада, что не ошиблась в вас, — Эмма Львовна приглашающе указала на стул в торце накрытого стола. — Она ведь уже вцепилась в очередной камушек? Ну конечно. В этом вся Анжельена. Что бы ни случилось, она первым делом хватается за камни, и гори все синим пламенем. Молодой человек, считайте, что мы с вами союзники, — и она обменялась с чертенком непонятными какими-то взглядами!