Готика Белого Отребья

Неудивительно, что под ней лежал труп. Взгляд Писателя замер на нем. Покойник был женщиной, при этом весьма привлекательной. У неё были длинные гладкие ноги, полные груди, нежный розовый лобок, окаймленный светлыми волосками.

– Видишь?
– cказала Сноуи.
– Она неплохо выглядит, а? Просто… не смотри на её лицо.

Но Писатель посмотрел, ее лицо превратилось в обугленную, потрескавшуюся маску. Оно было сожженным. Как и ее волосы.

– Сноуи, это та женщина, которую те четверо братьев изнасиловали и подожгли возле магазина!

Сноуи закатила глаза.

– Да, это она. Но, как я уже сказала, она получила по заслугам. Ненавижу нарколыг.

Писатель перевёл взгляд на Дон, словно умоляя её.

– Я выложу всё чёрным по белому, мистер. Нам нужно, чтобы ты трахнул эту дохлую телку. Сейчас. А мы снимем это на видео.

Писатель мог только смотреть, это единственное казалось разумным.

Потом Дон сказала странную вещь.

– Эй, Сноуи, ты…

– У-гу, - очень медленно ответила Сноуи.

– Ты просто гений!
– a потом они снова обнялись и поцеловались.

Между тем тяжесть этого возмутительного обстоятельства начала сказываться… сознание Писателя померкло, и в то же время он почувствовал себя очень, очень хорошо. Он провёл рукой по промежности и заметил, что его член становился эрегированным.

Вау!

Ему и в голову не приходило, что его накачали наркотиками, пока обе женщины не оказались рядом с ним, медленно опуская его на пол.

– Смотри, чтобы он не “упал”, - предупредила Дон, - мы же не хотим, чтобы бедняга двинулся головой…

Писатель смотрел в потолок широко раскрытыми глазами и находил это интригующим. Обе женщины снова были на ногах. Они смотрели на него сверху вниз, как две плакальщицы, смотрящие в могилу.

Затем Дон сказала:

– Cними с него штаны. Я принесу камеру…

Сознание Писателя счастливо уплыло во тьму.

* * *

Он бесцельно бродил по густому лесу и сразу же вспомнил о Роберте Фросте^[25]. Что это за лес? Кажется, я знаю…– его шаги несли его по ковру из веток, листьев и мусора, при том совершенно беззвучно, и тогда он понял, что не было никакого звука вообще, нигде. Как такое могло случиться?

Ну конечно, это был сон.

И он пошёл дальше в этом приятном и совершенно безмолвном забвении. Ему пришло в голову, что ни одно дерево в этом лесу никогда не ощущало лезвия топора, и ни один человек ещё не вступал в это пространство. Затем он подумал о Генри Дэвиде Торо^[26], живущем на земле Ральфа Уолдо Эмерсона и пишущем “У Уолденскoго прудa”. Какая роскошь в истинном трансцендентализме! Писатель задумался: а нет ли другого названия? ”Жизнь в лесу”? О, как Писатель принял бы такую жизнь… без людей. Никаких машин. Никакого лицемерия и… и… и…

Никаких мобильников!

* * *

Но тут утешительные размышления прекратились, потому что внезапно раздался звук, а вместе с ним и сильный аромат.

Звук: размеренные, неторопливые шаги, явно человеческие.

Aромат: мускус человеческой женщины.

Писатель облокотился на дерево, вдруг его охватила дрожь, потом у него перехватило дыхание. И он почувствовал неимоверный ужас… Похоже, оно собирается пройти мимо меня,– но тут у него перехватило дыхание. Почему он инстинктивно подумал "оно", а не "она"?

И откуда такой ужас?

Шаги становились всё громче, раздражающий хруст по лесной почве приближался. Писатель боялся, что его зубы могут сильно громко стучать, или как в рассказе По, что его сердцебиение может быть достаточно громким, чтобы быть услышанным…

Незнакомка, как и ожидалось, прошла мимо него, но - хвала небесам!– oна его не заметила. Но почему он её так боится?

Один взгляд на неё убедил его, что его страх был более чем обоснован: она была обнажена, у неё были длинные стройные ноги, пышные ягодицы, тело - настоящее произведение искусства, но в каждой руке она держала по оторванной голове, в то время как её собственная голова была не человеческой, а рогатой… у неё была голова быка…

Существо мгновенно исчезло среди деревьев. Как Минотавр в сказке о Тесее, спасающем Аттику, только это была женщина. Не Mинотавр.

А Минотавра…

Новые шаги пригвоздили его к дереву; они были более быстрыми и неуклюжими. Будет ли это самец, преследующей свою невесту?– подумал Писатель.

Но нет, не будет.

Несмотря на весь ужас, Писатель зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться. На этот раз мимо него прошёл гигантский пенис на двух слоновьих ногах. Большой кусок плоти и два яйца размером с баскетбольный мяч болтались из стороны в сторону, когда он проходил мимо.

Писатель вздохнул. Когда снова послышался шорох, на этот раз он не испугался. Приближался ещё один лесной зверь, и у Писателя возникло чувство, что он будет не страшный, а смешной.

И он был таким.

Писатель нахмурился и покачал головой, когда мимо него пропрыгал кролик цвета ирисок. Он был размером с сенбернара.

Я бы сказал, что сегодня я определенно наткнулся не на ту кроличью нору…

Испытывая отвращение к бессмысленной трате времени, которую причинял ему спящий мозг, он продолжал свои беспорядочные блуждания, почти не обращая внимания на красоту окружающего его леса. НАХУЙ Роберта Фроста, и НАХУЙ Торо!– подумал он с нескрываемым гневом.
– Чёртов Торо каждый вечер ужинал в доме у Эмерсона. Это не жизнь за счёт земли! “Пруд Уолдена” - полная хрень!

Всё, чего он хотел сейчас - это проснуться из этого сна… в каком-то смысле так оно и было.

Словно из ниоткуда он появился перед кромкой воды озера больших размеров. Деревенский рок-н-ролл звенел из “Бумбокса”: «Я собираюсь купить себе собственное кладбище, убить всех, кто когда-либо делал мне плохо…», рядом стоял переносной холодильник с пивом.

Мысль о пиве оживила его… пока он не увидел десятки раздавленных банок, лежащих вокруг. Фу! “Keystone Light”. Поворот головы показал ему дело куда более неприятное, чем мусор на берегу. Он мгновенно стал свидетелем непостижимой сцены и неописуемых событий.

Тем не менее, они будут описаны…

У кромки воды стоял сверкающий угольно-чёрный ”Шевроле “Эль Камино” 1969 года выпуска, с откинутым верхом. На лакированном капоте покоилась отрубленная голова белокурой женщины, с открытым ртом и открытыми глазами, перед которой стоял дородный молодой человек с короткой стрижкой. Его джинсы были спущены до колен, и он яростно мастурбировал, периодически облизывая свои губы. Писатель сразу понял, кто этот человек: Дикки Кодилл.

Ещё один мужчина в джинсах, тяжело дыша, опустился на колени и занялся кое-чем похуже занятия Дикки. Это был длинноволосый жилистый мужчина с козлиной бородкой.