Говорить ли президенту?
Шрифт:
В уголовном деле, заведенном на Тони в ФБР, значилось: рост 5 футов 8 дюймов, вес 146 фунтов, сложение среднее, волосы черные, нос прямой, глаза карие, особых примет нет, был арестован по обвинению в связи с ограблением банка; впервые совершенное преступление, два года тюремного заключения. В деле, однако, не значилось, что Тони был первоклассным водителем. Это он доказал вчера, и если бы болван немец не свалял дурака, сейчас бы в комнате их было четверо, а не трое. Говорил ведь он боссу: «Если уж нанимать немца, то только чтоб собрал эту чертову машину, а водитель из него никакой». Но босс его не послушал, и вот теперь немца выудили со дна Потомака. В следующий раз они возьмут двоюродного брата Тони, Марио. По крайней мере в команде будет еще один человек; а рассчитывать на бывшего легаша и япошку, который словно в рот воды набрал, не приходится.
Тони бросил взгляд на Суан Тхо Хака, который говорил только тогда, когда
Япошка сидел неподвижно и смотрел на него. Внешность Суана помогала ему в работе. Глядя на него, трудно было заподозрить, что этот хрупкий человечек, всего пяти футов двух дюймов ростом и ста десяти фунтов весом — первоклассный снайпер. Большинство людей обычно связывают слово «снайпер» с могучими ковбоями или мужественными белыми людьми с квадратными подбородками. Словосочетание «безжалостный убийца» обычно вызывает образ человека, который убивает голыми руками, удавкой, нунчаками или даже ядом. У Суана, единственного из присутствующих, был личный счет к американцам. Когда он был ребенком, во Вьетнаме на его глазах американцы зверски убили его родителей. Они всегда тепло отзывались о янки и поддерживали их, пока в их тела не впились пули. Суана оставили умирать — посчитали, что пулю на него тратить жалко. С этой минуты он, тая скорбь, поклялся отомстить за их гибель. Он бежал в Японию и затаился там на два года после падения Сайгона; работал в китайском ресторане и участвовал в американской правительственной программе помощи вьетнамским беженцам. Потом старые знакомые из вьетнамской разведки, с которыми у Суана были деловые связи, предложили оказать им кое-какую практическую помощь, и он согласился. Однако после сокращения американского военного присутствия в Азии коммунистам потребовались не столько меткие стрелки, сколько адвокаты, и друзья из разводки, извинившись, объяснили, что работы для него не будет. На свой страх и риск Суан стал работать в Японии. В 1981-м он получил японское гражданство, паспорт. Это было началом новой карьеры.
В отличие от Тони, Суан не испытывал никаких чувств по отношению к людям, с которыми работал. Он просто не думал о них. Его наняли выполнить профессиональную работу, работу, за которую хорошо заплатят и которая, хотя бы отчасти, будет долгожданным отмщением за изуродованные тела родителей. Роль остальных в этой операции была второстепенна и ограниченна. При условии, что риск допустить дурацкую оплошность с их стороны сведется к минимуму, он отлично справится с работой и через несколько дней вернется на Восток — в Бангкок или Манилу, а может быть, в Сингапур. Куда именно, Суан еще не решил. Когда все будет кончено, ему понадобится долгий отдых. Он сможет себе это позволить.
Третий человек в комнате, Ральф Матсон, был, пожалуй, самым опасным из этой троицы. Шести футов и двух дюймов ростом, широкоплечий, с большим носом и тяжелым подбородком, он был необычайно умен и потому наиболее опасен. Прослужив пять лет в ФБР специальным агентом, после смерти Гувера он нашел легкий выход из положения — верность шефу и прочая чушь. К тому времени он уже знал достаточно, чтобы с выгодой использовать свое знание криминологии. Начал он с мелочей: шантажировал людей, которые не хотели, чтобы их досье, хранящиеся в ФБР, были обнародованы, но теперь занялся делами посерьезнее. Он никому не доверял — этому его тоже обучили в Бюро, — тем более тупому «макароннику», который под нажимом скорее сломается, чем устоит, или молчаливому узкоглазому желтому наемнику.
Никто по-прежнему не проронил ни слова.
Дверь распахнулась. Трое мужчин, привыкших к опасности и к любым неожиданностям, повернули головы, но, едва увидели двоих вошедших, немедленно успокоились.
Тот из двоих, что был помоложе, курил. Как и подобает председателю, он занял место во главе стола; второй сел рядом с Матсоном, слева от председателя. Они молча кивнули. Тот, что помоложе, значившийся в избирательной карточке как Питер Николсон, а в свидетельстве о рождении — Петром Николаевичем, на всех производил безошибочное впечатление снискавшего уважение директора преуспевающей косметической фирмы. Костюм от Честера Барри, туфли — от Лоэба, галстук — от Теда Лапидуса.
На заметке у правоохранительных органов он никогда не был и именно поэтому сидел теперь во главе стола. Себя он считал не преступником, а человеком, который хочет сохранить статус-кво.Он был одним из группки миллионеров с юга, сколотивших состояние на торговле оружием. Возможности в этом бизнесе были поистине бесконечные: согласно второй поправке к конституции, ношение оружия было неотъемлемым правом каждого гражданина США, и правом этим пользовался каждый четвертый американец. Обычный пистолет или револьвер можно было купить всего за сто долларов, но цены на пулеметы и винтовки высшего качества, ставшие для многих патриотов символом престижа, достигали десяти тысяч долларов. Председатель и ему подобные продавали пистолеты и револьверы миллионами, а пулеметы десятками тысяч. Убедить Рональда Рейгана не мешать торговцам оружием не составило труда, но они знали, что добиться того же от Флорентины Кейн невозможно. Законопроект о владении оружием уже был принят — хотя и при отчаянном сопротивлении — палатой представителей, и теперь, если не принять неотложные меры, несомненно, будет одобрен и в сенате. Следовательно, во что бы то ни стало нужно было сохранить статус-кво, — потому председатель и сидел во главе стола.
Заседание он открыл официально, как сделал бы любой председатель, затребовав у своих людей отчеты. Первым был Матсон.
Большой нос качнулся, тяжелая челюсть задвигалась.
— Я подстроился к Первому каналу ФБР. — В период службы ФБР, готовя почву для преступной карьеры, Матсон украл из Бюро специальный портативный передатчик. Он выписал его будто бы для оперативной работы, а потом сообщил о пропаже рации. На него наложили дисциплинарное взыскание, и Матсону пришлось возместить ущерб, но это была скромная плата за право слушать переговоры агентов ФБР. — Я знал, что грек-официант прячется где-то в Вашингтоне. Он был ранен в ногу, и я решил, что в конце концов ему придется обратиться в одну из пяти городских больниц. Возможность того, что он пойдет к частному врачу, я отбросил сразу: это слишком дорого. А потом я услышал на первом канале эту сволочь Стеймза.
— Попрошу без резких выражений, — перебил его председатель.
В бытность Матсона агентом ФБР Стеймз наложил на него четыре взыскания, и смерть бывшего начальника его не огорчила. Матсон снова заговорил.
— Я услышал голос Стеймза по Первому каналу — он ехал в Медицинский центр Вудро Вильсона и по дороге звонил некоему отцу Грегори с просьбой навестить нашего грека. Шансы были невелики, но я решил рискнуть: вспомнил, что сам Стеймз — грек, ну а обнаружить отца Грегори было несложно. Я застал его перед самым уходом. Я сказал ему, что грека выписали из больницы и его услуги больше не понадобятся. Поблагодарил. Теперь, когда Стеймз мертв, эту версию отрабатывать никто не будет, а если и попытаются, это ничего не даст. Потом я отправился в ближайшую греческую православную церковь, украл рясу, куколь и крест и поехал в центр Вудро Вильсона. К тому времени, как я прибыл, Стеймз и Калверт уже уехали. От сестры в регистратуре узнал, что двое людей из ФБР возвращаются к себе в отделение. Подробно я не расспрашивал, чтобы меня не запомнили. Я узнал, в какой палате находится Казефикис, — проникнуть туда незаметно не составляло труда. Я проскользнул в палату. Он крепко спал. Я перерезал ему горло.
Сенатор поморщился.
— Вместе с ним в палате был черномазый. Рисковать было нельзя: он мог услышать и потом описать мою внешность. Поэтому я перерезал глотку и ему.
Сенатора затошнило. Он не желал смерти этим людям. Председатель же не выказал никаких чувств — в этом разница между профессионалом и любителем.
— Потом я позвонил в машину к Тони. Он подъехал к вашингтонскому отделению и увидел, что Стеймз и Калверт вместе выходят из здания. Я связался с вами, босс, и Тони выполнил ваши приказания.
Председатель протянул ему пачку денег: сто стодолларовых банкнот. Все работающие американцы получают жалованье согласно должности и вкладу в дело, и преступный мир здесь не исключение.
— Тони.
— Когда эти двое вышли из старого здания почтамта, мы, как было велено, последовали за ними. Они ехали по Мемориальному мосту. Немец их обогнал и здорово опередил. Как только я понял, что они собираются сворачивать на шоссе Джорджа Вашингтона, как мы и предполагали, я по передатчику сообщил об этом Гербаху. Он выключил фары и стал ждать в засаде под деревьями на средней полосе в миле от нас. Потом включил фары и стал съезжать с вершины холма на двустороннее шоссе, против движения. Как только машина федералов миновала Петлистый мост, он выскочил прямо перед ней. Я прибавил скорость, зашел вперед слева от них и ударил их вскользь на семидесяти милях в час. В это время чертов болван немец ударил им в лоб. Остальное вы знаете, босс. Не дергайся он, — презрительно закончил Тони, — немец был бы сегодня здесь и отчитался бы лично.