Говоруны: Везучие сукины дети

В стороне догорал «Призрак», но сейчас его это не беспокоило. Перед глазами развернулась голографическая карта. До нужного места было максимум полтора часа ходьбы. Он на глазок определил направление и заковылял по шоссе.

— Один, посреди чертовой пустыни, и в голове только желание убивать, — сказал он. — Счастье, что оружие закончилось, а то я бы им весь городок вырезал, не хуже Клэма, или кто у нас там специалист по адресному геноциду.

Город-минус-один пересекало под прямым углом два основных шоссе — одно называлось Интерстейт 60 и вело из мира живых в рай, другое носила имя Интерстейт 66 и направляло всех желающих в ад. Бад сейчас был в той части, которая удалялась от преисподней. Его это немного успокаивало.

— Ничего страшного, — сказал он. — Бывали ситуации значительно хуже. Черт, да хотя бы то, что я жив, является предметом зависти для как минимум трех квадриллионов мертвых душ! Что уж говорить о прочих достоинствах!

Из-под армейских ботинок струилась легкая и мелкая пыль, асфальт казался горячим и вроде бы чуть пружинил под ногами.

— С другой стороны, где-то в коробке из-под холодильника под мостом сейчас наверняка сидит грязный вонючий бомж и мечтает: «Эх, сейчас бы впендюрить Эмилии Кларк!» С этой стороны я вряд ли могу считаться предметом мечтаний именно для него. Хотя если так посмотреть, через информ-сеть я имею данные о всех наклонностях всех когда-либо живших или живущих душах на Земле и не только. И это не очень приятное знание, верьте мне.

Он помолчал, восстанавливая дыхание. Хорошо, что хотя бы стервятников в воздухе не было, эта часть реальности их не поддерживала. Но как тогда выходило летать у беспилотников? Еще одна загадка.

— Никакое знание не бывает абсолютным, — поучительно сказал он песчаным вихрям, гуляющим по обочине шоссе. — Взять хотя бы тех девчонок, обнимающихся в подвале, я до сих пор не знаю, кем была по меньшей мере одна из них. Азиатка! В моем собственном баре! Где она сейчас? Наверняка пьет кумыс и живет в степях, а также скачет на лошадках на работу и с.

На шоссе повсюду валялись задавленные машинами животные. Сначала кошка, полосатая как тигр — красивая, похоже, была кошка — потом попугайчик, кролик, белка, забавный, похожий на бочонок корги с выражением дикого ужаса на расплющенной морде… «Все псы попадают в рай», — вспомнилось ему. Да, конечно. Это осталось у него с войны — теперь он больше замечал мертвых, испытывая при этом не отвращение, а интерес — как они расстались с жизнью. Он шел мимо трупиков прямо посреди шоссе, работая одновременно разделительной полосой и отбойником, его майка уже была желтоватой от пыли, короткий ежик на голове и подбородке торчал во все стороны воинственными мокрыми иглами.

— Нет у тебя лошадей, вот и бесишься.

— Просвещенному разуму не нужны эти органические атавизмы, — разъяснил он со снисходительной ухмылкой. — У меня есть «Призрак», у Клэма — разные хитрые телепорты с обратным билетом, а у Лейтенанта, я слышал, имеется велосипед. Это экологично и современно, плюс профилактика простатита.

Он споткнулся на ровном месте.

— Погоди, с кем я сейчас разговариваю? Сам с собой?

— Верно, — согласился он, подумав. — Сам с собой.

Он хохотнул звуком, похожим на всхлип.

— Теперь я понимаю, почему по этому шоссе никто не проезжает на небеса. Все дело в свободе. Никто не бывает полностью свободен, кроме как до рождения и после смерти. Да и насчет этих условий я не до конца уверен.

Он покачал головой, сокрушаясь о множестве потерянных душ, не уразумевших эту простую истину.

— Зачем говорить прячься? — задумчиво спросил он, минуя барханы песка, словно курящиеся маленькими вулканчиками пыли на макушках. Все они блестели тем отвратительным желто-оранжевым светом, какой бывает у покрывал в дешевых меблированных комнатках Стэкстона, где дешевые шлюхи подставляют свои отполированные зады извращенцам в застегнутых на все пуговицы клетчатых рубашках. Что ж, не стоит тогда удивляться, что у этих парней в руках оказывается вовсе не страпон, а тесак.

Бад наморщил лоб и скорчил гримасу, призванную обозначать крайнюю степень дискомфорта.

— В-четвертых, это не настоящий тесак. Это пластилиновый тесак. — Становилось жарковато. Солнце выбивало чечетку на его покрытом потом затылке.

— Просто не разрушай мой внутренний мир, — сказал он просительно. — Не нужно. Я же не называю себя… ну, скажем, Бэтменом, хотя и мог бы. Я всего-навсего грустный клоун с опухшими от крови руками, мне этого вполне достаточно.

Через час, когда он уже едва передвигал ноги, а язык во рту походил на разваренную сардельку, он увидел здание.

***

Здание было приземистым, тускло-розовым, будто его когда-то снизу доверху обляпали фруктовым мороженым, но не щедро, а дозировано и экономно, больше для вида. Розовый цвет припал грязью, потом его омыли дожди и туманы, и в результате получилось что-то дряхлое и довольно-таки неаппетитное с виду. Но ему было без разницы, он и не собирался здесь завтракать.

Он миновал двор, заставленный древними скелетами автомобилей — длинные «бьюики», «форды-фэйрлайн» с задними фарами, похожими на опрокинутые колонны, «де сото» с откидным верхом. У кого-то здесь было очень много денег и столько же терпения. Когда-то давным-давно.

Подволакивая ноги, словно зомби с планеты Паразит-девять, где черви прорастают в теле человека таким образом, что сначала убивают мозг, а затем заменяют собой мышцы, он подошел ко входу в здание. Сбоку крутился жестяной флюгер, справа во дворе высилась водонапорная башня, рядом гордо стоял враскоряку седельный тягач с цистерной машинного масла. Он единственный выглядел здесь новым.