Говорящая с книгами

— Вип. Здесь намного удобнее, — ответил Игорь и приземлился рядом.

Дернулась и опустила встроенный подлокотник между нами. На что мужчина коротко хмыкнул и, не моргнув глазом, вернул его обратно.

— Оставь мне немного личного пространства, — снова опустила и с вызовом посмотрела на босса. Хитрый смеющийся серый взгляд — он будет бороться до конца. Но и я не сдамся.

— Оставь мне немного твоего личного пространства, — с нагловатой улыбочкой убрал преграду.

— Игорь! — опустила.

— Эля! — поднял.

Оставшиеся пятнадцать минут до сеанса мы дурачились, как дети. Едва не начали перекидываться поп-корном. Игорь решил, что раз я первый раз в кинотеатре, то кола и хруст поп-корна входят в обязательную часть программы.

Теплый свет дернулся и тихо погас. Игра закончилась. Я вскрикнула и сама прильнула к нему, позволила себе успокоиться в надежных руках.

— Смотри фильм, трусишка. Так будет еще безопаснее, — нагло перетащил меня к себе на колени. Я не была против. Окруженная его теплом, как невидимым защитным коконом, чувствовал себя хорошо и спокойно.

На какое-то время мне удалось погрузиться в происходящее на экране. Юная девушка, вредный мужчина, служебный роман — незатейливый сюжет и приключения героев заставляли смеяться раз за разом. Игорь сначала предлагал зрелищное кино, но потом передумал. Монстров я ждала из темноты, не хватало их еще и на большом экране.

Оба ошиблись. В какой-то момент коварный сценарист решил вставить в сюжет похищение, банду плохих парней и пару сцен в стиле хоррор. И тут все смешалось. Тихий шепот на экране, тихий шепот в темноте…

— Ты должна его бросить, иначе… — кто-то пугающе шептал героине в телефонную трубку.

— Нарисуй меня. Нарисуй меня, Элли, иначе Том умрет…

— Нет, — шептали мои губы. Им вторила героиня на экране. — Нет…

Испуганно дернулась и проснулась. Растерянно посмотрела на чуть улыбающегося Игоря. Я глупо уснула у него на руках, это просто кошмар. Но что-то внутри грызло, не давало покоя. В прошлый раз с Ирвином тоже был сон, вот только чертовский реалистичный.

— Ты дрожишь, — мгновенно почувствовал мое состояние Романов, — плохой сон?

— Кажется, — облегченно выдохнула. — Кажется, только сон.

Поняла, что невольно теснее прижимаюсь к Игорю. Пытаюсь спрятаться от страхов, подозрений и совсем не обращаю внимания на фильм. Походы в кино — это не моё, определенно.

Чуть шершавая ладонь коснулась лица.

— Все будет хорошо, Элли. Я рядом, — глядя мне в глаза, проскальзывая шепотом в уши, пробираясь к испуганно бьющемуся сердцу. — Сейчас я снова потороплю время.

Представления не имею, что происходило в фильме дальше, потому что оставшиеся полчаса меня успокаивали. Губами. До головокружения нежно, до дрожи настойчиво и без малейшего шанса вырваться. Я и не пыталась, растворяясь в нем без остатка. Не в придуманной иллюзии, а в реальном человеке, который был со мной искренен, хоть и снова торопил время…

Теперь мы делали это вместе. Куда-то отчаянно спешили. Он со своей любовью, я с непонятным желанием узнать настоящего человека, принять его таким, какой он есть. Вместе с замашками тирана, привычкой переть, как танк, и бескомпромиссностью.

Легко любить фантазию, идеальный образ. Другое дело искренне любить в человеке всё: от сложного характера до прыщика на шее.

Сцена 105

У неё были странные руки: изящные и тонкие, но изуродованные язвами. Том внимательно наблюдал за молчаливой горбуньей, лицо которой скрывал капюшон побитого временем и пылью плаща. Расплескав воду, она небрежно поставила ведро рядом с ним.

В длинных пальцах серая тряпка. Как в замедленной съемке Том видел, как горбунья приседает к ведру — слишком грациозно для старухи. Плеск воды, снова блестящие серебряные капли летят в стороны.

— Снимай тряпье! — проскрипел старческий голос. — Тебя нужно вымыть, иначе сдохнешь здесь, как собака.

Морщась от боли, принялся стягивать с себя лохмотья, оставшиеся от рубашки и штанов. В темнице холодно и влажно, Том мгновенно покрылся гусиной кожей и поежился.

— Замерзнешь ты здесь, тщедушный, — проскрипела горбунья и, бросив тряпку, вышла из камеры. Педантично закрыв за собой дверь, в чем не было нужды, к этому железу Том не мог прикоснуться.

Вернулась она через пару минут, таща за собой нечто отдаленно напоминающее матрас. Очень старый и побитый жизнью, грязью и в паре мест погрызенный крысами. Но лучше, чем лежать на холодном полу.

— Садись ровно. Буду лечить, — скомандовала горбунья.

Тому вновь пришлось повиноваться. Сил оставалось все меньше, помощи ждать не откуда. В такой ситуации только одна первоочередная задача — выжить. Тогда мысли станут четче, силы начнут возвращаться и, возможно, получится сбежать.

* * *

Пытка холодной водой и тряпкой продолжалась несколько часов. Горбунья скрупулезно обрабатывала каждую рану, словно наслаждалась его мучениями. Больно безумно. Холодно — не меньше. Том искусал губы в кровь, но ничего, кроме шипения, стены темницы не услышали.

Но даже боль не могла затмить странное чувство. Слишком нежные прикосновения, слишком аккуратные и, можно сказать, деликатные. Подобное совсем не свойственно черновым рабочим, особенно тюремным служащим. И эти странные покалывания, чувство стянутой кожи. Как будто раны затягивались сразу и довольно быстро.

Догадка подтвердилась, когда горбунья оказалась напротив, и принялась промывать раны на груди. Ожоги мгновенно бледнели, кожа стягивалась.

— Что это? — Том нахмурился. С тонкой руки женщины отвалилась криво препленная короста, под ней оказалась бледная, совершенно чистая кожа. — Кто ты такая?

Сцена 106

— Позвони ей, — требовательный голос Максимилиана в голове. Ирэн устало потерла виски. Общение забирало слишком много сил у них обоих. Она не была говорящей, но слышала свое властное самоуверенное создание, которое упорно стремилось общаться даже ценой неимоверных энергетических затрат.

Сам Виллар объяснял это красиво. “Ты для меня больше, чем автор. Я люблю тебя” — разумеется, первое время Ирэн думала, что сходит с ума. Грешила на переутомление и даже ходила к психиатру, но после выхода последней книги, количество читателей резко увеличилось и Максимиллиан предстал перед ней во всей красе.

Высокий, сильный, сочетающий в себе манеры аристократа и темперамент воина. Темные глаза, заглянув в которые, теряешь волю, как героиня твоего же романа. Шепчешь слова, которые не говорила никому раньше. Отдаешься удивительным прикосновениям, не похожим ни на что, испытанное раньше.