Грабители

— Так что, Сэмми, какой сегодня год по твоей версии?

— Пятьсот пятьдесят девятый от переселения Грегора…

— А по-моему — пятьсот девятнадцатый от переселения Грегора. И все мои ребята — почти семь сотен человек, подтвердят тебе это.

— Пока мы здесь, Джон, нет никакой разницы, какой сейчас год. В этих краях мы вне времени.

— А я все еще надеюсь, Сэм, я надеюсь, что нас перебросит еще и еще раз и, быть может, в конце концов мы окажемся дома. Только что мне теперь там делать?

Они подняли стаканы и выпили. Солдатский ром незаметно скользнул в их желудки, как будто это была обыкновенная вода.

— Что я теперь скажу своим людям, Сэм?

— Не знаю, Джонни. Меня радует уже то, что мы объединились. Вместе даже помирать не так противно.

— Тебе хорошо говорить, ты находишься в своем времени. А я как будто уже мертвец. — Бертольд вздохнул и, покрутив в руках пустой стакан, добавил: — Но я с тобой согласен, вместе лучше.

— И потом… — продолжил Вильямс. — Есть еще маленький шанс, и он находится на искусственном острове — в море. Что это, я не знаю; может быть, секретная инструкция, может, какая-то дыра, в которую можно прыгнуть — и ты сразу дома…

— Ты предлагаешь двинуть к морю?

— Да. У меня даже карта есть. Правда, она зашифрована, но кое-что я там уже понимаю. В любом случае, Джонни, лучше, если есть цель.

— Лучше, — согласился полковник Бертольд. А затем вдруг добавил: — А у меня дома дочка осталась. Лизой зовут… И теперь она моя ровесница.

Бертольд смотрел перед собой замутненными глазами, и было непонятно, в сознании он или нет.

— Главное для нас — вернуться. А что будет потом, это мы решим позже. Еще неизвестно, в какое время мы попадем — может, в прошлое.

— А сержант, говоришь, прожил здесь всю жизнь?

— Да.

— А его полк когда пропал?

— В пятьсот двадцатом.

— Понятно, значит, уже после нас, — угрюмо кивнул Бертольд. — Поэтому я о нем и не слышал.

— О Пятьдесят втором егерском много говорили, а вот о вас ничего не было слышно, — заметил Вильямс.

— Так решили начальники — тут я не сомневаюсь, — пояснил Бертольд. — На Конфине-то, считай, победили вы. Мы ушли оттуда, получив лишь незначительную компенсацию, а потом, значит, пропал мой полк. Ну и понятно, что все притихли. Вслед за поражением потеря полутора тысяч человек. Какой же политик захочет такого позора?

— А ты думал, отчего мы проваливались во все эти дыры, Джон? — спросил Вильямс.

— Отчего же не думал? Думал. Так долго думал, что, наверное, готов согласиться с чем угодно. Все дело в пирамидах. Не нужно нам было ломать чужие могилы — мерзко это.

— Мерзко… — со вздохом согласился Вильямс.

102

На следующее утро весь личный состав полка был извещен о том, что, пока они плутали в неизвестных мирах, у них дома минуло целых сорок лет.

Сообщивший эту новость полковник Бертольд опасался волнений или массового психоза, но ничего такого не случилось. Уцелевшие в жестоких боях солдаты потеряли всякую ориентацию во времени, и им трудно было осознать в полной мере, что же случилось на самом деле.

— Это чего же, моя жена теперь старуха? — спрашивал один пехотинец другого.

— Да она, может, померла уже.

— А сколько же моему Хуберту? Сынишка у меня был годовалый.

— Так он теперь, Холли, на пяток лет постарше тебя будет…

— Да ты чего говоришь?

— А вот то и говорю.

К Саломее подошел капитан Ольсен. Он посмотрел на девушку долгим взглядом и сказал:

— Теперь я понимаю, почему вы ничего не знали о конфликте на Конфине… И вообще, вы еще не родились.

— Увы, капитан, — грустно улыбнулась Саломея. — Вы заранее годитесь мне в дедушки.

— Дедушка Тэдди, — невесело усмехнулся тот.

— Что? — не поняла Саломея.

— Меня зовут Теодор Ольсен. Вот и получается — дедушка Тэдди.

— В колонну! — прокричал лейтенант Келли, самый громкоголосый из офицеров полка.

Солдаты тотчас бросились врассыпную и стали собираться у закрепленных за подразделениями машин. Словно муравьи они карабкались на броню мощных и неповоротливых «лосфиргов», самых популярных танков времен Ликонского конфликта.

Саломея и Бонн забрались в кабины умытых и почищенных механиками «скаутов», и все было готово к началу марша.

Взрывая землю шипастыми гусеницами и отравляя воздух испарениями перегоревшего кобальта, бронированные монстры начала века стали выстраиваться в длинную цепочку. Колонна ползла очень медленно, постепенно вбирая в себя обозные транспорты, ремонтные блоки и мобильную кухню, а с высоты кабины «скаутов» она напоминала серую обожравшуюся змею.

— Теперь-то уж мы точно надерем задницу любому Популару! — крикнула в эфир Бонн. — Каким бы он ни был, Первым или Вторым.

— Согласна! — ответила Саломея. Вид длинной извивающейся колонны вселял в нее уверенность.

Ей было радостно, но не хватало самой малости. Рядом с ней не было лейтенанта Жака Монро. Салли очень хотелось надеяться на чудо, но ее жизненный опыт свидетельствовал, что чудес почти не бывает.

На горизонте разбежались последние облака, и яркое солнце залило всю долину от края и до края.

«Скаут» легко шагал по пружинящей земле, протертые от пыли иллюминаторы давали прекрасный обзор, а заполненные до предела патронные короба внушали ощущение силы и полного контроля над ситуацией.

Правда, механик предупредил — боеприпасы не подходят по стандарту и, хотя пушку не заклинят, будут ложиться не слишком кучно. Но какая разница — кучно или некучно, если в любой момент тебе в короб насыплют их столько, сколько нужно.

— Эй, Хафин, кажется, надвигается буря! — сообщила Бонн, у которой, на зависть Саломее, еще работала вся аппаратура слежения и наведения.

— С чего это ты взяла?

— С запада сплошной черный фронт надвигается!

— На Петуме молния попала в «дефендер» и сожгла проводку, — напомнила Саломея.

— В чем дело, девочки? — вклинился в разговор полковник Вильямс.

— Бонн заметила грозу.

— Да, сэр, — подтвердила Бонн. — С запада накатывается шквал. От горизонта сплошная чернота… Ах, дерьмо! Это не гроза, сэр! Это долбаные дольтшпиры!

— Ну надо же… — произнес полковник, и было слышно, как он что-то кричит коллеге Бертольду.