Град огненный
Шрифт:
За недостаточностью улик? Я хочу сказать, разве недостаточно того, что мои отпечатки найдены в кабинете и на осколках вазы? А образцы крови? А явка с повинной? Я открываю рот, чтобы возразить. А потом закрываю. Зубы смыкаются с громким щелчком. Нет, это щелкает в моей голове, когда кусочек мозаики ложится в положенное ему место.
Потерпевший. Так называли доктора на допросе, и так называет его Майра сейчас. Не убитый и не погибший. Я чертыхаюсь про себя и спрашиваю:
— Он жив?
Майра насмешливо скалится.
— Жив.
Второй удар до основания сотрясает мир моего безумия,
— Где он сейчас?
— В больнице, где же еще? — Майра отодвигает бумаги, наклоняется через стол. — Я знаю, что ты виноват. Несмотря на то, что путался в показаниях. Несмотря на то, что ты псих и крыша у тебя протекла основательно.
— Но все-таки отпускаешь.
Майра кивает, и челка падает на глаза.
— Может, ты и пытал его. И я уверена, что иглы под ногти — твой осиный почерк. Вот только незадача: у Поплавского повреждена правая рука, а не левая. И били его не только вазой по голове, но и головой об стену. А еще ногами в живот.
Я вспоминаю россыпь пятен на обоях и кровь у порога. Если не я, то кто?
— Там был кто-то еще?
Майра пялится на меня из-под челки. Форменная рубашка топорщится на груди, и я вспоминаю, как она жарко целовала меня прямо здесь, в кабинете, а ее тело — натренированное, упругое, — плавилось под моими ладонями. Но огонь в ее глазах теперь разжигает не страсть, а злоба. Между нами — стена, которую возвел я сам. И с каждой минутой она становится все крепче.
— Да, там был кто-то еще, — медленно отвечает инспектор. — Доктор Поплавский…
— Селиверстов, — перебиваю я.
Она нетерпеливо отмахивается рукой.
— Господин Селиверстов официально сменил фамилию восемь месяцев назад. Пытался скрыться от кого-то. Но не преуспел. Его телефон стоял на прослушке, а в кабинете обнаружены «жучки».
Майра замолкает. Молчу и я. Пульс долбит в висок с частотой и силой отбойного молотка.
Кто-то слышал все, о чем мы с доктором говорили в кабинете. Кто-то слышал, как я записывался на прием в тот вечер. Кто-то пришел вслед за мной. И воспользовался моим помешательством, заставив поверить в то, чего я не совершал и совершить не мог.
Кто-то?
Я судорожно сжимаю пальцы в кулаки. И вижу перед собой ухмыляющееся лицо пана Морташа — сытое, ухоженное лицо успешного человека. Нового хозяина васпов.
— Черта с два, — бормочу я, и Майра вскидывает брови.
— Да, их действительно было двое, — вкрадчиво подхватывает она, неверно расслышав мою реплику. — Оба в масках, если верить показаниям потерпевшего. Но ты все-таки в этом замешан, оса?
Инспектор готова вцепиться в меня бульдожьей хваткой. А если вцепится — будет трепать до тех пор, пока не услышит удовлетворяющие ее ответы.
— Нет, — отвечаю ей и встаю со стула. — Я не замешан. Это помутнение рассудка. Побочный эффект. Зря я прекратил принимать таблетки.
— Так начни принимать их снова, — цедит Майра и откидывается в кресле. — И радуйся, что отклонили запрос на проведение психиатрической экспертизы. Иначе тебя сгноили бы в психушке. А теперь проваливай.
Она возвращается к бумагам, давая понять, что разговор окончен.
И я понимаю, что с нашими встречами покончено тоже. Стена между нами растет и крепнет. По ту сторону остается огонь и свет, а по эту — пустота и холод. Становится трудно дышать, и ноет подживающее ребро. Я знаю: это только старая рана. Скоро пройдет.— Последнее, — глухо говорю я, и Майра в раздражении вскидывает голову. Ничего, потерпит. Осталось одно… — Ты получила результаты анализов? Тех образцов со свалки?
Она некоторое время молчит, словно раздумывает, говорить или нет. Наконец решается.
— Да, получила.
— Это васпа?
— Это почти васпа. Но не совсем. Эксперты полагают, что генетическая мутация не дошла до завершающей стадии.
Киваю. Для меня доказательств достаточно.
— Ян! — окликает Майра, и я застываю на пороге. Под сердцем полыхает жаром, будто вспыхивает почти погасшая свеча.
Сейчас она скажет, чтобы я остался. Скажи, чтобы я остался, рыжая…
— Держись от доктора подальше, — говорит она. — От доктора, авторемонтной мастерской, от движения «Контра-васп» и от этого всего. Теперь это дело полиции, не твое.
Тянет сквозняком, и фитиль гаснет. Внутренности вымораживает ознобом.
— Так точно, — мертво отзываюсь я и выхожу за дверь, привычно отсекая себя от огня и света.
Черта с два, рыжая. Это по-прежнему мое дело.
Сразу из полицейского участка иду на работу. Марта смотрит на меня так, будто увидела призрака.
— А ты в бессрочном отпуске, Янушка, — нараспев говорит она. — Могли и уволить. Не знали ведь, через сколько ты выйдешь и выйдешь ли вообще.
Значит, о моем аресте известно. Значит, Торий подписал приказ. Приходил ли он к следователю? Интересовался ли моими делами?
Пожимаю плечами.
— В бессрочный пойдет. Давай продлим его еще на неделю?
Марта лезет за бумагой. Я на скорую руку пишу заявление и кладу в папку на подпись.
— Ты завтра зайди еще, Янушка, — говорит Марта. — Профессора сейчас нет на месте, а завтра с утра будет.
— Некогда, — сухо отвечаю я. — Заявление передай. Если не подпишет, пусть увольняет.
Так ли это важно? Нет. Наверное, нет.
Важно другое. Важны те, кто приходил к доктору после моего бегства. Майра не сказала, в какой больнице находится мой куратор, но узнать не составляет труда. У васпов повсюду глаза и уши.
— Его позавчера перевели из ре-а-ни-мации, — по слогам старательно произносит молодой васпа, одетый в голубую униформу санитара. — Но сейчас не приемные часы.
— Надо сейчас, — твердо говорю я. — Уладишь?
— Так точно, господин преторианец! — ни минуты не сомневаясь, с готовностью отвечает васпа.
Он исчезает в темноте коридора, а я приваливаюсь плечом к стене. И улыбаюсь. Господин пре-то-ри-а-нец. Повторяю, перекатывая на языке каждый слог. Всегда нравилось, как это звучит. Куда лучше, чем «лаборант».
Юнец возвращается и рапортует:
— Все готово. Разрешение получено. Второй этаж. Палата номер двадцать два. Время свидания — тридцать минут. Простите, господин преторианец. Больше не дозволено.