Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Доменико — гость незнатный, лакеи его не заметили — выбрался из лодки сам, зачерпнул в башмаки, и чулки до колен промокли. Блюдо перед ним оловянное.

— Князь прибедняется, — сказал Фонтана. — Хитрец, каких мало.

Зодчие сидят рядом. Соседи их не поймут, один Скляев, учившийся в Венеции, подмигнул.

— Монарх не делает различии, — сказал Доменико. — Он принимает всех одинаково.

Нахлынула музыка. За спиной, в грозной близости, усатые гвардейцы били в литавры — грохотал разудалый марш.

— Ко мне Кикин прилип, — прокричал Фонтана в ухо. — Строиться решил... Доит Адмиралтейство как корову. Займись-ка!

— А

ты?

— Нет, нет... Подведу под крышу — и до свиданья. А тебе советую... Клиент полезный.

— Полезный?

— Даже очень, в случае перемен... Нож точит на князя. Новость для тебя? Мадонна, как ты наивен, дорогой мой!

— Такой родился, — ответил Доменико, рассердившись. — Если он вор, то наниматься к нему, это... это хуже наивности.

— Конечно, вор, — засмеялся Марио. — Палаццо ведь... На жалованье, что ли? Удивительный ты человек.

— Повесит его царь.

— Кто повесит и кого, неизвестно, — понизил голос Фонтана. — Верёвок в России уйдёт много, помяни моё слово. На изготовление петель.

Губы щекотали ухо, Доменико отшатнулся. Оркестр умолк. В другом конце зала ораторствовал Меншиков. Он выпил и сделался хвастлив:

— Союзники — дрянь. Передо мной на задних лапах... Что саксонский алеат, что датский, что прусский... Я государя молю — гони меня в Померанию! Дозволь, скину шведа в море! Вишь, три короля не управятся!

Войска без него осиротели. Обносились, голодают — царевич не накормит. Не умеет царевич распорядиться, вокруг пальца обведут его.

— Намедни мне что писали? Прибытие вашего сиятельства в армию нам яко солнце, рассеявшее тучи, яко возвращение отца-благодетеля к чадам. Так где же тут лечиться? Девять фунтов крови... Наплевать! На алтарь отечества... Я прошу государя — пусти меня в Померанию, трактовать с королями! Шереметев — хворый, не выдюжит старик, побереги его... Душевно прошу... Рвут короли, что из-под шведа взято, рвут каждый себе — саксонский, прусский, датский...

Толстый офицер-саксонец, один из немногих иностранцев, толкал Доменико в плечо. Выловил лишь одно слово из пьяной скороговорки. О чём это князь?

— Хвалит вашего монарха.

Фонтана снова загудел в ухо:

— Ты нет дурак всё же... Светлейшего заносит. Смешно! Кто поверит? Добрый! Ха-ха! Выживает Шереметева, выживает бессовестно. Старик отдыхает после Риги, так этому не сидится...

Толстяк между тем вскарабкался на стол и, придавив башмаком тарелку, рявкнул:

— Хох! Виват!

Он качался, опрокинул соусник. Доменико мотал головой, освобождаясь от Марио. Хватил лишнего сам. стараясь избежать простуды. Возник Меншиков. Офицер спрыгнул со стола и, не удержав равновесия, распластался на полу. Зодчие вскочили, князь обернулся к ним:

— Братцы швейцарцы! Пить, не дурить! — светлейший тыкал в них чаркой. — Фонтане вот горька наша водка, ох горька! Ариведерчи! Домой хочет... Нам, говорит, вдвоём нечего делать в Петербурге — слышь, Андрей Екимыч!

Так вот она, истинная причина... А что болтал? Верёвки, верёвки на петли... Доменико ощутил как бы удар в сердце.

— Почему нечего? — произнёс Доменико. — Почему? Глупости! Ваша светлость!

Князь отошёл, не ответив. Зодчий двинулся за ним. Надо помешать, надо объяснить... Марио уедет и будет обвинять его, Доменико, очернит его в Астано, в Лугано, повсюду… Позор, нарушение заповеден ремесла. Срывались бессвязные слова, летели в спину светлейшего. Пробился в толчее

мужчин, плясавших вприсядку, догнал.

Выпученные глаза Меншикова обдали неудовольствием.

— Чего тебе? Не моя воля, царская... Тебя царь любит, радуйся! А ты скулишь чего-то... Юрод ты, что ли? Два медведя в берлоге — знамо, тесно. Радуйся, благодари царское величество!

Милости царя велика, но хотелось принять её иначе, никого не обижая. Князю толковать бесполезно. Доменико побрёл назад, к Марио. Он-то обязан понять. Неужели вспыхнула давняя семенная вражда из-за проклятого виноградника, из-за жалкого клочка...

Наутро Доменико вспоминал — земляк успокаивал его и отшучивался. Казалось — неискренне. Встречались они после новоселья мельком.

Родным в Астано зодчий написал:

«Чужая душа темна. Марио уверяет, что он соскучился по дому, что он опасается перемен в России. Князю он сказал иначе — одному из нас необходимо уйти. Не могу представить, что он будет рассказывать, но, во всяком случае, клянусь вам всем святым, я не вымолвил про него ни одного дурного слова и никаких козней против него не замышлял. Видит мадонна! Царь предпочёл меня, вот и всё. Марио не пожелал быть в положении подчинённого — бог ему судья!»

* * *

Порою он завидовал земляку. Насколько удел Фонтаны легче! Зимой, когда работы замедлились, пожалует в столицу на неделю, на две — и обратно в обжитую, сытую Москву. А он, Доменико, первый архитект, бессменно под рукой царя — милостивой, но и жестокой, справедливой, но и тяжёлой.

Карлсбадскими водами Пётр подлечился, хотя безделье томило страшно. «Честная тюрьма, — писал он Екатерине с ворчливым юмором. — Поят, как лошадей, брюхо раздуло». Рад был вырваться. Екатерина ждала его в Торуни, оттуда вместе — в Петербург. Остановки в Риге, в Ревеле сокращали, дабы Новый год встретить в парадизе.

Ещё гуляли сквозняки в Зимнем дворце, выгоняли ароматы пиршества, — царю понадобился зодчий.

Доменико пришёл с отчётом полным. Никогда ведь не угадаешь, каким вопросом, каким решением ошеломит его величество. Последние месяцы архитект и гезель строили и перестраивали модель собора Петра и Павла.

Царь был в сорочке, вправленной в штаны. Бледен от бессонной ночи, но напорист. Эскизы, планы собора глядел рассеянно, почти равнодушно.

— Котлин управил мне?

Нет, не передумал, не отставил странный своп прожект.

Неужто земли у нас мало? Так, бывало, сетовал доверительно Скляев. Слова жгли язык архитекту.

— Ты человек горный, — сказал Пётр осуждающе, не встретив обычного воодушевления. — А мне тошно в горах. Карловы бани в щели, солнца не видать. Ровно могила... Копошатся христиане, от рождения до смерти. Нет уж, по мне, горе-злосчастье в горах!

Далеко замахнулся царь. На Котлин закидывает столицу, почти в открытое море, — и добро бы обслугу её, гавани, амбары и прочее, так нет, главные её строения! Остров намного крупнее Васильевского, Городового, однако целиком разлинован каналами и улицами — приказ его величества покорнейше выполнен. Земцов трудился, копируя начисто — чертит он и рисует лучше учителя. Тем нелепее этот план, этот рыбий скелет, накрывший Котлин. Из конца в конец — центральный проспект, от него под прямым углом дома, вдоль каналов, на осушенной земле. Вот где могила ещё сотням работных!

Поделиться с друзьями: