Граф Платон Зубов

— Ни в чем.

— Посадить его на хлеб и воду. Или того лучше — на одну воду!

— Ваше величество, ой и так отказался от приема всякой пищи.

— Что?! Значит, без Шешковского не обойтись. Пусть везут Новикова сюда, в крепость. Живого. Или мертвого. Это уже не имеет значения.

Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, А. С. Протасова.

— Вот и дожила ты, Анна Степановна, до новой свадебки. Пестовала, пестовала пятерых своих красавиц, пора их и в белый свет выпускать. Рада ли?

— По совести, государыня, сама не знаю.

— Это как тебя, клуша–наседка, понимать? Товар-то у тебя такой на руках: оглянуться не успеешь, вянуть начнет.

— Молода Катюша, куда как молода. Пятнадцать лет — куда тут своим семейством обзаводиться. Да и жених…

— Вот те раз, и жених, оказывается, тетушке не потрафил.

— Так ведь на одиннадцать лет старше.

— Что за беда. Человек умнейший, образованнейший. При Малом дворе даже великокняжескую пару растормошить умеет. Уж Павлу Петровичу угодить — дело немыслимое, а Федору Васильевичу Ростопчину удается. За границей с детства много путешествовал, лекции в Лейденском университете слушал. А уж говорить как умеет!

— Так ведь и Катюша моя мало в Чем ему уступит. Одних языков сколько знает. От книг не оторвешь. Вдвоем говорить начнут — чисто профессора какие.

— Тем более хорошо. Может, Бог даст, друг к другу приладятся на всю жизнь.

— Федор Васильевич рассказывал, как с князем Безбородкой, по вашему, государыня, приказу, в Константинополь на переговоры только что ездил.

— Самой же понравилось — разве нет, Анна Степановна?

— Другое мне, государыня, горько. Не при вашем дворе Катюша будет, а при Гатчинском. Больно мрачно у них, неприютно. Может, есть такая возможность молодоженов-то наших сюда перевести?

— А вот об этом, Королева Лото, говорить не будем. Федор Васильевич мне камергером при цесаревиче надобен.

— Да и с Нелидовой больно он не ладит.

— Чем же плохо? Вишь, какой узелок у нас крепкий там завязывается. А Катерине Петровне твоей нужды нет в их дела мешаться, может и в сторонке оставаться. Фрейлиной она пожалована, но я с нее обязанностей никаких спрашивать не стану.

— Еще я вам, государыня, сказать хотела, может, и пустяк, а так как-то странным мне показался.

— Чего мнешься, Анна Степановна?

— Наш Платон Александрович обеспокоился, чтобы графа Ростопчина в Гатчине навестить, с предстоящей женитьбой поздравить.

— Так в чем дело-то?

— Почему не в Петербурге? К чему ему в Гатчину ехать?

— А ты его, Анна Степановна, в опеку не бери. Пусть для всех любезен будет. Нам-то с Гатчиной на открытых ножах тоже ни к чему все время оставаться. И что Ростопчина поздравит — отлично. Я от него прыти такой никак не ожидала. Молодец!

Стихи неизвестного современного автора на смерть Г. А. Потемкина.

Век счастливо прожив, Потемкин князь скончался,

Роскошествуя жил и дельности чуждался,

Век умницею жил, но был ли он таков -

Судить лишь могут то Фалеев и Попов [секретари князя].

Другие ж от него так Да да НЕТ слыхали,

Иные только рост, походку его знали.

В нем чести, правоты не виделось следа,

Властолюбив и горд, надменен был всегда.

Незнающий был вождь. Непобедимо войско

Доставило ему название геройско.

Везде он крал казну, себя обогащая,

Пол женский развращал, богатством обольщая.

Его уж нет! — Забудем, перестанем говорить,

Дадим наследникам простор имение делить.

Петербург. Зимний дворец. П. А. Зубов, А. С. Протасова, Екатерина II.

— Платон Александрович, ваше сиятельство, думается, вам надо бы поспешить к государыне.

— Что-нибудь случилось, Анетт?

— Ради бога, тише, граф, давайте не будем давать пищу сплетням — их и так за последнее время плодится слишком много. Но идемте, идемте скорее к ее величеству.

— Нездоровье?

— Благодарение Господу, нет, но государыня получила ужасное известие — о кончине князя Таврического.

— Потемкин погиб? В бою? От ран? Но он, кажется, стал избегать участия в военных действиях.

— Какое ранение! Князь скончался. Еще трудно сказать, от чего. Скорее всего, от апоплексического удара.

— Но у ее величества последнее время заметно изменилось отношение к князю. И я знаю, многое в его действиях вызывало раздражение государыни.

— Полноте, какие счеты, когда человек уходит. Навсегда уходит. И не обманывайте себя, граф, Григорий Александрович до последнего немало значил для государыни. Только, пожалуй, никто не догадывался, как дело обстояло в действительности.

— Ее величество расстроена?

— Не то, Платон Александрович! Скажу вам откровенно, я боюсь такого же, как у князя Таврического, удара. Доктор Роджерсон давно опасается такой возможности.

— Государыня знает об этом?

— Упаси, Господь! Государыня не терпит докторов, а всякое их заключение только портит ее настроение. Она никогда не следует их советам. Роджерсон говорил об этом мне. И Марье Саввишне. Ей наказал быть все время начеку. Приготовил как следует лекарства.

— Что же делать, Анна Степановна? Что делать?

— Развлеките государыню. Отвлеките от черных мыслей какими-нибудь разговорами. Вы умеете, Платон Александрович. А ваша забота ее тронет, заставит изменить ход мыслей.

— Я… я постараюсь… но, может быть, все-таки доктор? Какие-нибудь успокоительные. Нюхательные соли…

— Да соберитесь же с силами, Платон Александрович. Ваш растерянный вид совсем расстроит государыню. Подумайте, в государыне вся ваша жизнь. Слова какие-нибудь найдите… Да вот мы и пришли. Я оставлю вас.

— Ваше величество! Какое несчастье! Какое страшное несчастье! Для вас потерять такого верного друга. Истинного соратника.

— Но ты же недолюбливал князя, мой друг?

— Какое это имеет значение перед лицом смерти!