Граф Сен-Жермен

Другая дама, оставившая в своих воспоминаниях интересные факты о парижских годах Сен-Жермена, была мадам де Жанлис. Летом 1759 года в числе многочисленных гостей дома господина де ля Пуплиньера, откупщика, постоянно гостившего у него на вилле в Пасси, тогда еще сельском пригороде Парижа, была и графиня дю Крэ и ее тринадцатилетняя дочь Стефани-Фелиситэ дю Крэ (которая впоследствии стала мадам де Жанлис и любовницей Филиппа Эгалитэ).

Стефания-Фелисите дю Крэ родилась 25 января 1746 года, как она пишет в своих мемуарах, «в маленьком поместье в Бургундии, недалеко от города Отен». [62] В возрасте семи лет она была принята каноником в капитул г. Аликса, близ Лиона, и в соответствии с этой должностью приняла титул графини Ланей (ибо ее отец носил титул Бурбон-Ланси). Отроческие годы она провела как в раю: «Утром я играла немного на клавесине и пела. Затем я учила свои роли (в комедиях), были уроки танца и фехтования, затем читала до обеда…». [63] Девочка была очень музыкальна, привыкнув, согласно ее собственным словам, играть на арфе по семь, восемь или даже четырнадцать часов в день, одна в своей комнате. Благодаря прекрасному образованию она сумела занять свое место в Париже после того, как ее отец был разорен вследствие денежных спекуляций.

62

Госпожа де Жанлис. Воспоминания. Париж: изд-во Фирмен-Дидо, 1928. Т. I. С. 3.

63

Госпожа де Жанлис. Воспоминания… Т. I. С. 15.

Ей исполнилось тринадцать лет, когда она приехала вместе с матерью провести лето 1759 года в Пасси, у откупщика господина де ла Пуплиньера: «Это был семидесятилетний старик, крепкого здоровья, с мягким, приятным и вдохновенным лицом». [64] В своих воспоминаниях госпожа де Жанлис добавила откровенно, что «была бы не прочь быть постарше на три или четыре года, ибо он мне так нравился, что я хотела выйти за него замуж». [65] Надо сказать, что откупщик сыграл определенную роль в судьбе своей подопечной, которая впоследствии достигла вершины славы.

64

Там же. С. 19.

65

Там же.

Именно в салоне этого финансиста, где был принят граф Сен-Жермен, и произошла встреча молодой графини, ставшей мадемуазель дю Крэ де Сен-Обен, и «этого удивительнейшего человека, с которым я виделась почти каждый день в течение полугода». [66]

Этот удивительный человек вызвал ее интерес и заинтриговал ее, хотя она и увидела в нем «шарлатана, или по крайней мере человека, экзальтированного владением некоторыми тайнами, которым он был обязан крепким здоровьем и долголетием, превосходящим обычные рамки человеческой жизни», [67] ведь граф в то время выглядел максимум на сорок пять лет, а было ему наверняка больше. Тем не менее она признала, что ее поразил «этот экстраординарный человек, поразил именно своим талантом, широтой познаний, своими вызывающими уважение качествами, благородными и степенными манерами, безупречным поведением, богатством и щедростью». [68]

66

Там же. С. 25.

67

Там же. С. 27. В журнале «Исторические листки», № 1, июль 1913 г., М. А. Маркизэ пишет: «Граф практиковал рациональную гигиену, неизвестную в его время, воздерживался в еде и в плотских наслаждениях и таким образом сумел сохранить молодой вид до преклонного возраста».

68

Госпожа де Жанлис. Воспоминания. Т. I. С. 27. // Прошлое Пиренеизма, записки библиофила. Париж, 1919. С. 37. Луи Беральди пишет, что граф был «удивительно тонким, изысканным человеком, ярким собеседником, пользовавшимся огромным успехом».

Восхищение госпожи дю Крэ подтверждается и в следующих строчках: «Он придерживался самых лучших принципов, выполнял все внешние атрибуты религии, был очень милосердным, и все говорили, что он был безупречного нрава. Ничто в его поведении и речах не противоречило морали». [69]

Будущая госпожа де Жанлис оставила словесный портрет графа: «Ростом он был немного ниже среднего, хорошего сложения, с энергичной походкой. Волосы были черными, кожа очень смуглой, черты лица правильными, а выражение оного — одухотворенным». [70] Все это сходится с описаниями других знавших графа в Париже: господина Гляйхена и госпожи дю Оссет. Портрет следует дополнить словами госпожи дю Оссет, видевшей его несколько раз одетым «скромно, но со вкусом».

69

Там же. С. 26.

70

Там же. С. 26. Один г-н Дюфор де Шеверни, в своих «Воспоминаниях» (Париж: изд-во Плон, 1909. Т. 1. С. 56), считает, что лицо у него было совершенно обыкновенным.

Мадемуазель дю Крэ имела долгие разговоры с графом Сен-Жерменом. Он «отлично говорил по-французски без какого-либо акцента» и был обворожительным собеседником. Согласно мадемуазель дю Крэ беседы с ним были «поучительными и развлекательными. Сен-Жермен много путешествовал, знал современную историю вплоть до удивительных деталей, что привело к слухам, будто он лично разговаривал с героями прошлых эпох. Однако никогда я от него ничего подобного не слышала». [71] Как бы желая поспорить с писаками, молодая графиня подтверждает абсолютную корректность графа следующими словами: «За первые четыре месяца нашего общения он ни разу себе не позволил ничего не только экстравагантного, но вообще ни одного экстраординарного высказывания. В нем было даже так много степенного и почтенного, что мать стеснялась спрашивать его о странностях, которые ему приписывали». [72]

71

Там же. С. 27.

72

Госпожа де Жанлис. Воспоминания… Т. I. С. 27.

Как мы помним, граф был отличным музыкантом, и графиня дю Крэ это подчеркивает: «Он был замечательным музыкантом. Он импровизировал на клавесине аккомпанемент ко всему, что бы ни пели, и при этом так замечательно, что даже Филидор удивлялся, так же как и его наигрышам». [73]

Музыка была не единственным талантом графа. «Он был хорошим физиком и очень хорошим химиком, без конца давал мне какие-то вкуснейшие конфеты в виде фруктов, о которых он утверждал, что делал их сам. Это его дарование я ценила ничуть не меньше других его талантов. Он также подарил мне бонбоньерку с удивительной крышкой, которую сам смастерил: большая шкатулка была из черной черепахи, верх ее был украшен агатом, меньшим, чем сама крышка. Если подержать бонбоньерку около огня, то спустя несколько мгновений агат становился невидимым, и на его месте появлялась миниатюра, изображающая пастушку с корзиной цветов. Изображение оставалось, пока шкатулку снова не нагревали. После нагрева вновь появлялся агат, который скрывал изображение». [74]

73

Там же. С. 26.

74

Там же. С. 28–29.

Граф был и искусным художником. «Рисовал он маслом, не мастерски, как говорили, но приятно. Он владел секретом совершенно удивительных цветов, благодаря которым его полотна были совершенно необычными. Рисовал он исторические сюжеты и всегда изображал женщин в украшениях из камней. Для изумрудов, сапфиров, рубинов и т. п. он использовал свои краски, и тогда они сияли, переливались и блестели как настоящие. Разные художники, в том числе Латур и Ванлоо, приходили смотреть его картины и восхищались красками, из-за которых, однако, сами изображения блекли, теряли в правдоподобности. Зато для украшений можно было бы использовать секрет этих удивительных красок, тайну которых господин де Сен-Жермен так никогда и не выдал». [75]

75

Госпожа де Жанлис. Воспоминания… Т. I. С. 26.

Мемуары мадам де Жанлис, опубликованные только после бурных времен Великой французской революции и эпохи Наполеона, у серьезных историков вызывают некоторое подозрение. Тем не менее в этих мемуарах есть еще один любопытный эпизод:

«Однажды вечером, после того как я спела много итальянских арий под аккомпанемент графа, он сказал:

— Через четыре-пять лету Вас будет прекрасный голос, который сохранится у Вас надолго. Чтобы усовершенствовать свое очарование, Вам предстоит научиться сохранять свою красоту Судьба улыбнется Вам в год Вашего совершеннолетия.

— Но, граф, — ответила я, скользя своими пальцами по нотам, — это, по-видимому, превышает возможности человека.

— Вне всякого сомнения, — охотно признался граф. — Однако, согласитесь, было бы неплохо вечно оставаться юной?

— Да, это было бы прелестно.

— Хорошо, я обещаю Вам такую возможность.

И Сен-Жермен непринужденно перевел разговор на другую тему.

Вдохновленная дружеским расположением этого удивительного человека, моя мать осмелилась спросить, не является ли Германия его родиной?

— Мадам, — ответил он, глубоко вздохнув, — есть вещи, о которых никто не вправе говорить. Достаточно сказать, что семи лет от роду я прятался в лесах с моим гувернером, и за мою голову была назначена награда.

Эти слова заставили меня вздрогнуть, так как я не сомневалась в искренности его признания.

Граф продолжал:

— Накануне моего бегства моя мать, с которой я прощался навсегда, надела мне на руку браслет со своим портретом.

— О Господи! — воскликнула я.

При этом восклицании Сен-Жермен взглянул на меня, и казалось, растрогался, увидев, что глаза мои полны слез.

— Я покажу Вам его, — сказал граф.

С этими словами он отогнул манжету и показал дамам великолепный миниатюрный эмалевый портрет невероятно красивой женщины, одетой в странного вида костюм. Я разглядывала его с неизъяснимым волнением.

— Интересно, в какую эпоху носили подобные наряды? — спросила графиня.

Оставив без внимания этот вопрос, граф опустил рукав и заговорил о совершенно других вещах.