Граф Сен-Жермен

Лишь 5 апреля 1760 года, после того как господин д'Аффри несколько раз его вызывал, граф Сен-Жермен согласился побеседовать с ним.

Тем временем герцог Шуазёль выступал перед королевским Советом. И на это выступление проливает свет сообщение барона Гляйхена о триумфе Шуазёля: д’Аффри «…горько упрекнул Шуазёля за предательство старого друга своего отца и подрыв авторитета посла в угоду подписания мирного договора за его спиной. Герцог Шуазёльский немедленно отправил гонца назад с приказом господину д’Аффри потребовать у статс-генерала ареста Сен-Жермена, чтобы затем доставить его, связанного по рукам и ногам, в Бастилию. На следующий день герцог Шуазёльский представил в Совете депешу господина д'Аффри, а затем прочитал свой ответ. Он бросил уничтожающий взгляд на своих коллег и, переведя его на короля и маршала Бель-Иля, добавил:

«Если я не нашел времени для того, чтобы лично исполнить распоряжение короля, то причиной тому моя уверенность в том, что ни один из вас не осмелится, в достаточной степени, проявить желание к подписанию мирного договора без ведома на то королевского министра иностранных дел!»

Ему был ведом принцип, установленный раз и навсегда королем, согласно которому министр одного департамента не должен был вмешиваться в дела другого. Все обернулось так, как он и предвидел. Король, словно провинившийся ребенок, потупил взор. Маршал не осмелился вставить ни слова. Действия герцога Шуазёльского были таким образом одобрены…». [150]

150

Gleichen (Charles Henri, baron de) Souvenir^ Paris, XI, p. 131, 132.

Воодушевленный чувством собственной правоты, герцог Шуазёль тут же отослал г. д'Аффри следующие инструкции:

«Версаль, 11 апреля 1760 г.

… Король приказал мне срочно сообщить Вам, чтобы Вы дезавуировали самым унизительным и выразительным образом, словом и действием, так называемого графа Сен-Жермена, перед всеми, во всех Соединенных Провинциях, кого Вы подозреваете в том, что они знакомы с этим плутом. К тому же Его Величество просит Вас добиться от Генеральных Штатов этого государства, чтобы, из дружбы к Его Величеству этого человека арестовали, дабы его могли препроводить во Францию, где он будет наказан в соответствии с его виной. Царствующие особы и общественное благо заинтересованы в том, чтобы пресекалась наглость подобных мошенников, задумавших решать без на то поручения государственные дела такой страны, как Франция. Я считаю, что подобный случай заслуживает не меньшего внимания, чем требование выдачи любого злоумышленника. В связи с этим король надеется, что после Вашего доклада господина Сен-Жермена арестуют и препроводят с надлежащей охраной в Лилль.

Признаюсь, я прежде думал, что Вы симпатизировали ему и, возможно, поэтому был не слишком осторожен, когда приказал Вам хорошенько отругать его после последней Вашей беседы с ним.

То, что Вы рассказали мне о Шамборе, есть нелепица чистой воды.

Итак, король искренне желает, чтобы этот авантюрист был окончательно дискредитирован в Соединенных Провинциях, а по возможности и наказан, ибо его поступок того заслуживает. Его Величество обязал меня довести до Вашего сведения, что Вы наделяетесь всеми необходимыми полномочиями для выполнения этого поручения.

P.S.Нельзя ли, помимо обращения к штатс-генералу с просьбой об аресте Сен-Жермена, попытаться поместить статейку в датской газете, где можно описать все похождения этого мошенника? Это послужит уроком для самозванцев. Король одобрил мой план, Вам же остается его выполнить, если, конечно же, Вы считаете, что Ваших сил будет для этого достаточно». [151]

Господин д’Аффри тут же последовал инструкциям Шуазёля и оповестил ведущих министров Республики и тех немногих иностранных представителей, которые находились в Гааге, а затем сел писать обращение к Генеральным Штатам Голландии. Сохранился черновик этой обличительной речи:

151

Иностранные дела Голландии, 503, лист 320. Граф д'Аффри получил это срочное сообщение через французского посла в Брюсселе — Мартэна де Лессепса.

«Черновик Представления Общему собранию с обличительными материалами против так называемого графа Сен-Жермена и требованием его ареста и экстрадиции.

Милостивые государи,

Этот человек, величающий себя графом Сен-Жерменом, злоупотребил доверием короля, великодушно предоставившего ему убежище в своем королевстве.

Некоторое время тому назад он появился в Голландии, а совсем недавно в Гааге, где без всяких на то полномочий со стороны Его Величества или же министра иностранных дел этот самонадеянный человек объявил себя посланником короля, которому доверено обсуждение дел, имеющих непосредственное отношение к интересам государства. Король уполномочил меня довести до вашего сведения, милостивые государи, этот факт, дабы никто в ваших владениях не был введен в заблуждение этим самозванцем. Его Величество поручил мне заявить во всеуслышание о том, что он осуждает действия этого авантюриста как человека бесчестного и неблагодарного, который позволил себе, заручившись якобы поддержкой премьер-министра, вмешаться в управление страной со свойственным ему невежеством, нагло и авантюрно, заявляя себя уполномоченным к ведению наиболее важных дел, составляющих чрезвычайный интерес короля Франции.

Его Величество не сомневается в том, что вами, милостивые государи, будет оказана справедливая поддержка его требованиям, которую он ожидает от вас, надеясь на наши дружественные и добрососедские отношения. Его Величество с нетерпением ожидает от вас решений, которые позволили бы добиться ареста так называемого графа Сен-Жермена и препровождения его в Антверпен, откуда он бы был переправлен во Францию.

Искренне надеюсь на то, что вы, милостивые государи, окажете мне честь, приняв мою просьбу к немедленному исполнению».

Этот черновик д'Аффри приложил к своему письму герцогу Шуазёлю, пытаясь оправдаться в том, что не смог выполнить поручение об аресте Сен-Жермена:

«Гаага, 17 апреля 1760 года.

Господин герцог, желая предоставить Вам наиболее полный отчет о предпринятых мною действиях по выполнению распоряжений Его Величества относительно так называемого графа Сен-Жермена, я решил повременить с последним отправлением. Вчера я был у главы правительства и передач все то, что Вы просили меня довести до его сведения по поводу нашего авантюриста. После этого именем Его Величества я потребовал ареста и экстрадиции последнего.

Глава правительства, видимо, был сильно удивлен происшедшим. Однако, как бы то ни было, пообещал мне сделать все, от него зависящее.

Герцог Брауншвейгский сказал мне, что не желал бы открыто фигурировать в этих акциях. Однако он охотно окажет нам косвенное содействие, ибо его желание разоблачить авантюриста вполне совпадает с нашими намерениями.

Секретарь правительства выразил мне свое согласие с тем, что этот человек должен быть выдан Франции. Однако, по его словам, это дело будет рассматриваться в Комитете советников, самой влиятельной структуре в Голландии, а так как его председателем является господин Бентинк, то можно предположить, что Сен-Жермену скорее всего удастся бежать, а впоследствии так оно и вышло.

Вчера вечером я ожидал новостей об этом деле, когда меня посетил с визитом господин Каудербах. С порога он спросил, знаю ли я об отъезде господина Сен-Жермена. Я ответил: «Нет». Тогда он рассказал, что позапрошлым вечером, между семью и восемью часами, господина Бентинка видели входящим в дом авантюриста и покидающим его в девять часов. Затем этот же дом посетил господин Пик ван Цолен. Он, однако, пробыл там недолго. После этого туда снова прибыл господин Бентинк. Было это уже между девятью и десятью часами. Он пробыл там довольно долго и вышел далеко за полночь. Каудербах также рассказал мне, что господин Сен-Жермен, проводив гостей, отправился спать и в пять утра уже пил чай. Вскоре после этого в дом прибыл лакей господина Бентинка, а возле дома уже стоял запряженный четверкой лошадей наемный экипаж, в который и сел этот мошенник. Однако хозяин затрудняется ответить, в какую сторону он уехал. Не может он припомнить и того, отправился ли лакей господина Бентинка с проходимцем или же нет.

Отъезд его был столь спешен, что он оставил в доме хозяина свою шпагу, пояс, множество серебряных и оловянных кубков и несколько пузырьков неведомой жидкости. Я едва сдерживался, чтобы не вылить на господина Каудербаха все свое негодование в связи с поведением господина Бентинка. Я ничего не сказал ему и о моих хлопотах по поводу рекламации и экстрадиции, а только сдержанно спросил его, уверен ли он в этой информации. Он сказал, что подробности ему известны от хозяина-саксонца того дома, где останавливался господин Сен-Жермен. Он предложил привести его. Мы послали за ним, и тот пришел и подтвердил все, что рассказал мне господин Каудербах.