Граф в законе (сборник)

Виктор не стал с ней говорить. Он заставил ее думать.

«Принесла нелегкая… Я ни о чем не думаю… Как от него отделаться?»

«Почему все избегают меня?»

«Почему? Будто сами не знаете. Я ни о чем не думаю. Последние дни только о вас и говорим. Я ни о чем не думаю. Хотите, чтобы все голышом перед вами бегали? А вы б похохатывали и рассказывали другим? Ишь, гусь! Я ни о чем не думаю. Зачем пришли? Чтоб мои мысли выведать? Я ни о чем не думаю… Никогда! Слышите? Никогда! Я ни о чем не думаю… Никто не узнает! Ни за что не узнает! Это мое, святое! Никогда! Я ни о чем…» Виктор повернулся и ушел.

Глава 13 Поединок с учителем, в котором ставка — судьба ученика

Предстоящий концерт стал его сущностью. Он переселился в иную среду, в иной образ. Уже не было сумрачной комнаты с окном, за которым сновали мелко озабоченные людишки. Он жил на залитой светом сцене, в элегантном черном фраке, властвуя над пораженно притихшим залом. Удалились в темные закоулки памяти испуганно рассыпавшаяся группка врачей и те, неподдающиеся пациенты. Даже Верочка отдалилась.

Лишь изредка вспыхивало нечто волнующее из отшумевших чувственных бурь, мягко касалось его, не вызывая отклика.

Теперь он просыпался и ложился спать с горделивым ощущением собственного величия. Не сомневался в успехе, был готов к нему. Отчетливо представлял, как будут аплодировать, как потянутся за автографами дрожащие в руках белые программки, как окружат его липучие поклонницы… А потом… Потом в газетах появятся фотографии… и он начнет слышать за спиной изумленные возгласы: «Это же Санин! Смотри… Сам Санин!..»

В день, когда должно было состояться его первое выступление, Виктор сразу же после завтрака торопливо оделся во все новое: белоснежная рубашка, черные брюки, черный пиджак, черные лакированные ботинки и легкая изящная бабочка. «Зачем чиновники сдавливают шеи галстучными петлями?» Глянул на себя в зеркало, и потянуло на улицу. «Пройдусь, пусть костюмчик узнает, как ему повезло…»

На мягком, податливом от жаркого солнца асфальте Виктор огляделся. Навстречу ему шел высокий мужчина с угрюмо деловым выражением на лице. Виктор хотел было пустить его в перепляс, но не успел. Мужчина склонился над ним, протянул раскрытое удостоверение.

— Майор Кондауров. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Не могли бы вы проехать со мной?

— Проехать? Зачем? — Пугающее недоумение чуть расслабило Виктора, сбило игривый настрой. Но тотчас самолюбивая волна превосходства приподняла его, сделала выше этого сурового гиганта. Веселое озорство отменялось, начиналось забавное приключение. Что ж, принимается! И он ответил с нескрываемым любопытством: — Конечно, могу.

Майор услужливо открыл перед Виктором дверцу черной «Волги». За рулем сидел знакомый белобрысый лейтенант.

«Ах, вот оно что! — догадался Виктор. — Меня, оказывается, решили арестовать! Ну-ну, везите, везите, голубчики. Только придется вам потом извиняться, кланяться мне в пояс. Везите, везите…»

Смех щекотал, колыхался внутри, все хотел вырваться наружу. Бедные, бедные менты, вы даже не подозреваете, кого посадили в машину!

Ехали молча. Впрочем, слово «молча» уже давно утратило для Виктора свой изначальный смысл. Он «слушал» огромного как глыба мужчину.

«Сейчас потолкуем, Гипнотизер. Обо всем потолкуем. Только не нахрапом, поосторожнее. Черт знает, какой фортель может выкинуть этот мерзавчик!..»

«Я арестован, — веселился Виктор, — меня везут в милицию, в святая святых правопорядка. Чудесно! Никогда там не был. Хоть посмотреть разок, как они там живут, как допросы проводят. Это надо испытать, хоть раз в жизни. А надоест, уйду красиво и элегантно. Долго помнить будут. Чудаки, ей-Богу!..»

Таинственное и грозное здание на Петровке почему-то напомнило Виктору виденное в каком-то альбоме изображение запретного китайского города, где за столетия накопилось множество секретов, недоступных простым смертным. Он и пошел вслед за майором с чувством избранника, которому доверили узнать нечто сокровенное, таящееся внутри.

Но дальше все было холодно и чопорно. Лоснящиеся от важности скучные коридоры с понурым, совсем тюремным строем дверей. А кабинет Кондаурова еще больше остудил его ожидания: прямо-таки каземат Петропавловской крепости.

Майор предложил Виктору сесть на стул, прижатый к стене, а сам, опустившись за письменный стол, начал неторопливо перебирать листы в толстой папке. Белобрысый лейтенант прилип к дверному косяку.

Они явно кого-то ждали, и это ожидание, нарушаемое лишь бумажным шелестом, звучало для Виктора интригующей увертюрой. Увертюра прервалась, казалось, на самой чарующей ноте. Всего чего угодно готов был ожидать здесь Виктор, но только не этого.

В кабинет мелкими шажками вошел его любимый профессор, сам Матвей Самуилович Шеленбаум. Никак не соединялись в сознании два полярных понятия: «милиция» и «Шеленбаум». Как черный эшафот и ласковый котенок, как всепожирающая лава вулкана и лесное озеро, как лакированный гроб и букетик фиалок, как…

Матвей Самуилович поздоровался с Кондауровым и, повернувшись к Виктору, всполошенно взмахнул руками:

— Бог ты мой, кого я вижу у своего старого приятеля! Как вы оказались в чреве МУРа, Санин? Не отвечайте, не отвечайте. Уверен, что случайно. Я прав? — повернулся он к Кондаурову, — Отвечайте, прав я или нет?

— Случайно, — подтвердил Кондауров. — Нам просто надо побеседовать кое о чем.

— Ну очень, очень хорошо! — Профессор присел рядом с Кондауровым, закинув ногу на ногу. — В Санина я верю. Он не способен на дурные поступки. Прекрасно мыслящий студент, да какой там студент, почти сложившийся ученый. Я давно решил: оставлю-ка его на своей кафедре. Таким людям, как он, надо заниматься наукой, исследовательской работой.

Виктор с удивлением смотрел на своего профессора. Шеленбаум никогда не отличался болтливостью. Всегда сдержан, корректен, немногословен. Странным было и то, что он обращался к Кондаурову, а твердый неподвижный взгляд его был направлен на Виктора. Во всем этом было что-то неестественное, наигранное.

Ноги скрещены, одна покачивается на другой. Пальцы рук сцеплены в замок. Плечи, спина непривычно расправлены (куда подевалась его сутулость?). Он словно копировал сидящего напротив него Виктора.

«Подстройка к позе?!» — пронесся в голове знакомый стереотип. Неужели профессора пригласили сюда специально? Неужели Шеленбаум начал гипнотический сеанс? Удивление перешло в настороженность, граничащую с легким испугом. Поединок со своим учителем, блестящим мастером гипноза? Нет-нет, такого быть не может…

Но тут Виктор уловил очень-очень важное: их ноги уже покачиваются в едином такте, все чаще начинает совпадать ритм дыхания… Подстройка завершается! Профессор начинает вторгаться в его сознание!..

Виктор мгновенно вспомнил автора этого метода. Милтон Эриксон! Эриксонский гипноз! Что делать? Как вести себя? Это уже не приключение, это уже опасное состязание, которое может завершиться реальным арестом. Что делать? Что делать? Есть же какие-то способы. Минуточку! А не сам ли Шеленбаум говорил на лекции: «Если вы не хотите поддаваться гипнозу, то анализируйте технику, методы его проведения рассудочно и придирчиво, как оппонент проводимого опыта…» Попробуем? Попробуем! Принимаем вызов профессора? Принимаем! Не падать же перепуганным ягненком на жертвенный алтарь!