Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Он обвел равнодушным взглядом, кабинет Кондаурова, несколько раз вдохнул-выдохнул глубоко и замедленно. Затем мысленно отстранил от себя, как бы отвел на стену летящий словесный поток. И начал спокойно, с профессиональным интересом вылавливать из словесного потока только то, что предусмотренно несло в себе замаскированное внушение.
— Вы будете моим аспирантом, будете. Это как раз то, что вы хотите. Невероятно увлекательна и загадочна наша психологическая наука. Я бы сравнил ее с погружением на морское дно, где на каждом метре открытие. Представьте себя плывущим с аквалангом
Виктор с восхищением оценил гипнотическую силу воздействия Шеленбаума. Его плавные, настойчиво усыпляющие переливы голоса, цепкий парализующий взгляд и этот искусный речевой экспромт, простой до примитива, но талантливо переплетенный закодированными ловушками, могли в считанные мгновения навести транс на любого. Даже он, Виктор, заставивший себя отстраниться от его магического влияния, чувствовал некое оцепенение. Расслабься он на секунду-другую, поддайся чарам профессора — и реальность уплыла бы из его сознания. Но он был настороже. Казалось, из последних сил. Даже холодный пот проступил на лбу. В какой-то момент он подумал: «Не переиграть бы, пора убедить его, что я готов для гипнотических откровений…»
Он устало закрыл глаза, расслабленно опустил плечи, медленно, как бы обессиленно, расцепил пальцы.
Шеленбаум ненадолго замолчал, видимо, оценивая состояние Виктора. Спросил громко:
— Вы меня слышите?
— Да, слышу, — ответил Виктор полусонно.
— На каком курсе вы учитесь?
— На четвертом.
— Почему вы не посещали занятия после выхода из больницы?
— Уезжал к товарищу. Во Владимирскую область. Отдохнуть.
— Но вас после больницы видели возле Сбербанка, в березовой рощице…
— Не может быть. Меня не было в Москве.
— А Сбербанк вы помните?
— Нет. Я никогда не бывал в Сбербанках.
— И ту рощицу не помните, возле Сбербанка, где сидели на скамейке?
— Рощица? Сбербанк? Скамейка? Нет, не припоминаю.
— Осторожно, оса над вами.
Виктор понял — проверка. Начал суматошно махать руками над головой.
— Улетела, — сказал удовлетворенно профессор. — А для кого вы покупали продукты в палатках у метро «Новослободская»?
— Продукты? У «Новослободской»? Нет, я давно не был у «Новослободской».
— Как же не были? Вы потом взяли такси и поехали домой.
— На такси? Не помню. Откуда ж у меня деньги на такси?
С полминуты Шеленбаум о чем-то шептался с Кондауровым, потом снова спросил Виктора:
— Значит, вы во Владимирской области отдыхали? У кого?
«О черт, сам избрал эту опасную тропу! Надо сворачивать…»
— Не знаю. Это была дача знакомых моего приятеля.
— Приятель с вами учится?
— Нет, он работает. Это мой школьный приятель.
— Как его зовут?
— Миша.
— Фамилия?
— Петров, — сказал он первое, что пришло в голову, и с облегчением подумал: «Хорошо, что не сказал „Иванов“, а то бы вспомнили роспись в магазине».
Опять короткое шептание.
— У вас правая рука
совсем онемела, — снова заговорил Шеленбаум. — Чувствуете?— Да… Вроде онемела.
Виктор напрягся, чего-то ожидая. Острая боль! Ткнули иголкой. Он с трудом сдержался. Не дрогнул.
— Почувствовали боль?
— Боль? Где?
— В руке.
— Да. Что-то было. Но мне показалось, не в руке.
Тихая-тихая реплика, но на этот раз Виктор услышал: «Нет, я не ошибаюсь. По-моему, вы ошибаетесь…» В ответ Кондауров: «Я уверен как никогда, уверен. Может, он знает все ваши гипнотизерские штучки? И сидит сейчас, посмеивается над нами?» Опять Шеленбаум: «Исключено. Все признаки гипноза. Я это вижу…» Кондауров раздраженно: «Все равно не отпущу его. Давайте еще попробуем. Вот, по моим вопросам…»
Еще долго — у Виктора даже пропало от напряжения и усталости ощущение бегущего времени — продолжался изнурительный допрос. Поэтому неожиданным освобождением прозвучали шеленбаумские слова:
— Сейчас вы проснетесь… На счет «три». Раз. Два. Три.
Открыв глаза, Виктор сонно заморгал.
— Что со мной? Я был под гипнозом? Зачем?
Шеленбаум виновато повел плечами.
— Простите, Санин… Но это вам объяснит майор.
— Позже, чуть позже, — поспешно добавил Кондауров. — А сейчас вас проводят в другую комнату. Прошу немного подождать.
Он подозвал к себе белобрысого лейтенанта, сказал очень тихо, но Виктор услышал: «Головой отвечаешь. Глаз с него не своди».
В коридоре, оставшись один на один с лейтенантом, Виктор почувствовал вдруг прилив возбужденной радости, будто упали наконец крепко стягивавшие его путы. Вернулась пригасшая под влиянием Шеленбаума уверенность, и он, уже улыбаясь, снисходительно осмотрел жалкую фигуру лейтенантика.
«Майор приказал проводить меня до выхода и попросить прощения за беспокойство… Проводить до выхода… Потом ты забудешь мое лицо, мою внешность… Ты ведешь меня к выходу… Вернешься, доложишь майору…»
Минуты через три в кабинете Кондаурова появился белобрысый лейтенант.
— Ваше задание выполнено, товарищ майор!
— Какое задание? — поднял на него глаза Кондауров.
— Я проводил Санина. Извинился перед ним.
— Что?! — рявкнул Кондауров.
— Как вы приказывали… — сжался лейтенант.
— Кто? Я? — Кондауров с надеждой глянул на Шеленбаума.
Профессор растерянно произнес:
— При мне вы такого приказа не давали.
— Как не давали? — Лейтенант сморщил лицо, словно готов был расплакаться.
— Вот что, дорогуша, — вновь обрел спокойствие Кондауров. — Срочно догони его. Верни сюда. Выполняй!
Страдальческое выражение лица лейтенанта преобразилось в отчаянное. Он по-прежнему стоял у дверей, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты что, не понял? Это приказ!
Лейтенант мучительно выдавил из себя:
— Но я… Я забыл, как он выглядит.
— Что? — снова рассвирепел Кондауров. — Видите, Матвей Самуилович, с кем приходится работать.
Но и с Шеленбаумом произошло что-то непонятное. Он осел, сгорбился, прикусил губу, точно сдерживая боль.
— Знаете, уважаемый, и я забыл.