Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Виктор поднял руку, заметив, как во втором ряду вскочила девушка.
— Давайте обсудим все в конце нашей встречи. А сейчас разрешите мне начать с известного опыта, который проводил Вольф Мессинг. Он предлагал сидящим в зале спрятать какой-нибудь предмет. Далее поступал так. Осторожно, как врач, сжимал запястье зрителя там, где наиболее ощутимо бьется пульс, и пристально смотрел ему в глаза. Всегда угадывал. Как? Этого никто не знает.
Я повторю этот опыт, но не буду брать вас за руку, смотреть в глаза. Просто подойду к вам, постою рядом и найду предмет. Понятно? Итак, придумывайте,
Зал возбужденно зашумел, задвигался. А Виктор опустился на первый попавшийся за кулисами стул, сжал виски ладонями. Никак не мог понять, что с ним происходит. С первых секунд, приблизившись к рампе, он ощутил какое-то недоброе дыхание зала. Словно оттуда полетел к нему гудящий тугой ветер, забивался в голову и вихрился там злобно, как в паровом котле, силясь вырваться. И от этого болезненно ныл череп, звенело в ушах, а вены на висках бились в перенапряжении. С ним бывало такое не однажды. Но не так сильно.
Ладони целительно ослабили внутреннее давление. Подумал: «Пора выходить…» С трудом оторвался от стула.
Зал встретил его десятком взметнувшихся рук.
— Я подойду к вам, — сказал он, сбегая по ступенькам вниз.
Приблизился к первому ряду и почувствовал: напряжение в голове усилилось, ветер уже не гудел, а выл остервенело. К нему на адскую оргию хлынула лавина чужих мыслей.
И Виктор, гонимый неслышимым ором, повернул обратно к ступенькам на сцену.
Стало чуть легче. Сделал еще шаг назад к заднику. Еще шаг… Еще… Заметно полегчало. Надо продолжать! Не убегать же?
Поймал боковым зрением встревоженный взгляд директора и заговорил с усилием:
— Простите меня за невольную паузу. Кто готов? Поднимайтесь сюда.
К нему подбежали сразу несколько человек. Но всех опередил смешливый косоглазый паренек.
— Я загадал…
Виктор поднял руку, обращаясь к залу:
— Прошу тишины! Полной тишины!
Через несколько секунд он открыл затаившемуся залу нехитрый замысел паренька:
— Молодой человек хочет, чтобы я нашел его водительскую карточку. Пусть девушка, которая пришла с ним на концерт, откроет свою сумочку. Карточка там под пластмассовой пудреницей.
— Точно! — в изумлении развел руками паренек.
Так он и разводил без конца руками, пока не дошел до девушки, которая с таким смущенно-горделивым видом показывала всем глянцевитую карточку, будто не Виктор Санин, а она сама совершила невиданное.
Зал взорвался аплодисментами. (И на эти мгновения — странно! — прервался ветровой напор…)
Номер, взятый напрокат у Мессинга, шел легко и весело. Виктор старался как можно быстрее отгадывать задуманное, чтобы чаще звучали спасительные аплодисменты. Было очевидно: взрыв эмоций как бы на время парализует рассудок.
На сцену не влетела, а взвилась косматая женщина, грозно поблескивая стеклами очков.
— Уважаемый, — сказала она менторски. — Я кандидат психологических наук. Решила подняться сюда, чтобы удостовериться: вы действительно обладаете невероятными способностями или…
— …Или вы ловкий мошенник, — продолжил ее фразу Виктор.
— Да! — с вызовом подтвердила женщина.
Виктор подошел к ней поближе, внимательно
посмотрел в увеличенные линзами глаза.— Бог ты мой, — сказал ласково, как пациентке, страдающей манией величия, — да вы тоже кое-что задумали! — И, повернувшись к зрительному залу, продолжил: — Друзья мои, эта госпожа, оказывается, пришла на концерт с мужем. Но смогла достать только один билет. Бедный муж сейчас гуляет в парке, ожидая конца нашей встречи. — И обратился к чуть ошалевшей даме: — Как его звать?
— Иван Федорович.
— Давайте обратимся к директору Дома культуры, — предложил Виктор. — Пусть он разыщет Ивана Федоровича и приведет его к нам.
— Момент! Сделаем! — с готовностью откликнулись из-за кулис.
У дамы вырвалось признание:
— Вы чудо! Вы чудо! Я о вас писать буду! — Последняя фраза была произнесена так, как произносят: «Я на вас жаловаться буду!»
Она неожиданно обняла Виктора, неловко поцеловала его в щеку и крупно зашагала по сцене к ступенькам.
Этот маленький эпизод вызвал ликование зрителей. Ивана Федоровича встречали восторженно и бурно, как полководца, вернувшегося с долгожданной победой. А потом минуты три, не меньше, аплодировали Виктору. Он готов был стоять на сцене и скромно кланяться им всю свою оставшуюся жизнь, только бы спала воющая боль.
На время антракта директор затащил его в свой кабинет, к столу с минеральной водой и фруктами.
— Триумф! — запальчиво тараторил он. — Кто бы мог подумать! Триумф! Завтра вся пресса всполошится. В нашем Доме культуры такое!..
Виктор прервал его:
— Водки или чего-нибудь крепкого.
— Момент! Сделаем!
— Не надо! — Директор преданно вытянулся перед ним. — Оставьте меня одного. Уйдите!
Он снова сдавил ладонями голову, зашептал умоляюще: «Боль уходит, отступает. Мне становится легче. Легче. Сейчас все пройдет. Я встану со свежей ясной головой и продолжу работу…»
Но она не отступала, не уходила. Засела, как кость в горле, вызывая сухость во рту, гадливое предательское подташнивание.
Второе отделение он начал, как лунатик, слепо выполнял заданную себе программу. Но зал ничего не замечал, он алчно и фанатично жаждал новых чудес от этого сверхчеловека, уже ставшего для них великим. И получал эти чудеса, и проглатывал их с крокодильей жадностью, и опять открывал свою зубасто-прожорливую пасть в ожидании новой непознанной пищи.
Завершал выступление Виктор самым сложным для себя экспериментом.
На сцену приглашались трое. Виктор ставил их спиной к залу, а счастливый директор Дома культуры проходил по краю рампы, показывая зрителям написанное на листе ватмана очередное задание.
Первый лист гласил: «Появились тучи комаров». И три смельчака, уверявшие всех, что не поддаются никакому внушению, начинали извиваться, отмахиваться, шлепать себя по щекам, по шее, по лбу. Один из них снял пиджак и закрыл им голову.
Зал ржал, восхищенный.
— Все, — говорил Виктор, — комары улетели! Вы не выдержали испытания. Займите свои места. Приглашаю других.
— А что, и вправду не было комаров? — спросил один из них, проходя мимо Виктора.
Зал снова грохотал хохотом.