Графиня Де Шарни
Шрифт:
– Нет, господин Бийо, – наивно отвечал секретарь. – Клянусь честью, не подумал!
– Слышите, господин аббат?! – воскликнул Бийо.
– Богохульник! – вскричал аббат.
– Тише, тише! – зароптали присутствовавшие. Бийо продолжал.
– Вот господин сержант жандармерии; он получает жалованье за то, что наводит порядок там, где этот самый порядок нарушается. Когда господин мэр подумал, что вы можете его нарушить, господин аббат, и приказал господину сержанту прийти ему на помощь, господин сержант не счел себя вправе ответить: «Господин мэр! Как хотите, так и восстанавливайте этот порядок, только без
– Нет, черт возьми! Я выполнял свой долг, вот я и пришел, – просто ответил сержант.
– Слышите, господин аббат?! – воскликнул Бийо. Аббат заскрежетал зубами.
– Погодите! – остановил его Бийо. – Вот наш славный слесарь. Его дело – изготавливать, отпирать и запирать замки. Господин мэр послал за ним, чтобы отпереть вашу дверь. Ему ни на минуту не пришла в голову мысль ответить господину мэру «Я не хочу отпирать дверь господина Фортье». Не правда ли, Пикар? Ведь не было у тебя такой мысли?
– Да нет же! – отвечал слесарь. – Я взял отмычки и вот пришел сюда. Пускай каждый добросовестно делает свое дело, и все будет хорошо.
– Слышите, господин аббат? – вскричал Бийо. Аббат собрался возразить, однако Бийо жестом остановил его – Так почему, скажите на милость, вы, избранный для того, чтобы подавать пример, – продолжал он, – вы один не исполняете свой долг, когда все другие его исполняют?
– Браво, Бийо! Правильно! – единодушно подхватили присутствовавшие.
– И вы не только не исполняете долг, – заметил Бийо, – но и подаете пример к беспорядку и злу.
– Ну вот что! – молвил аббат Фортье, понимая, что настала пора защищаться. – Церковь независима, Церковь никому не подчиняется. Церковь сама знает, что ей делать!
– Зло именно в том и заключается, – заметил Бийо, – что вы пользуетесь властью в стране и в государстве. Вы француз или иноземец? Гражданин вы или нет? Ежели вы не гражданин, не француз, а пруссак, англичанин или австрияк, то пускай вам платят господин Питт, господин Кобург или господин Кауниц. Но если вы считаете себя французом и гражданином, если вам платит народ, извольте народу и подчиняться!
– Да! Да! Так! – подхватили триста голосов.
– В таком случае, – нахмурившись, продолжал Бийо, сверкнув глазами и опустив тяжелую руку аббату на плечо, – именем народа, священник, я требую, чтобы ты выполнил свою миротворческую миссию, призвал Бога в помощь, попросил милости у Провидения, милосердия – у Всевышнего для твоих сограждан и во имя твоей родины. Идем! Идем же!
– Браво, Бийо! Да здравствует Бийо! – закричала толпа. – На престол! На престол, святой отец!
Чувствуя за собой поддержку, фермер мощным рывком вытащил из-под спасительных сводов родного дома возможно последнего французского священника, который столь открыто встал на сторону контрреволюции.
Аббат Фортье понял, что сопротивление бессмысленно.
– Ну что ж, хорошо, – кивнул он. – Я готов к мучениям… Я взываю к мучениям! Я требую пыток!
И он в полный голос запел «Libera nos, Domine!» 19 Это и было то самое странное шествие, направлявшееся к главной площади и сопровождавшееся криками и воплями, которое поразило Питу в ту самую минуту, как он был готов упасть без чувств под влиянием нежных
слов благодарности и рукопожатия Катрин.19.
Избави нас. Господи! (лат.) – католическая заупокойная молитва.
Глава 25.
ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
Питу не раз слышал подобный шум во время уличных беспорядков в Париже; ему почудилось, что приближается шайка разбойников и ему придется защищать какого-нибудь нового Флеселя, Фулона или Бертье. Питу крикнул:
«К бою!» – бросился к своему отряду из тридцати трех человек и возглавил выступление.
В это время толпа расступилась, и он увидел, что Бийо тащит за собой аббата Фортье и что тому не хватает лишь пальмовой ветви для полного сходства с древними христианами, которых толпа волокла за собой в цирк.
Естественным движением Питу было защитить своего бывшего учителя, ведь он еще не знал, в чем была его вина.
– Господин Бийо! – воскликнул он, бросаясь навстречу фермеру.
– Отец! – вскричала Катрин и сделала до такой степени похожее движение вперед, что можно было подумать, будто ею руководит опытный режиссер.
Однако Бийо одним взглядом остановил и Питу и Катрин. В его глазах было нечто и от орла и от льва, он словно воплощал в себе народный дух.
Подойдя к помосту, он выпустил из рук аббата Фортье и, указывая на него пальцем, молвил:
– Вот он, престол, до которого ты никак не снисходишь. А я, Бийо, тебе говорю, что ты недостоин служить здесь обедню. Прежде чем подняться по этим священным ступеням, каждый должен спросить себя, испытывает ли он стремление к свободе, преданность отчизне и любовь к человечеству! Священник! Хочешь ли ты свободы для всего мира? Священник! Предан ли ты своей стране? Священник! Любишь ли ты своего ближнего больше самого себя? Тогда смело можешь подняться на этот престол и воззвать ко Господу. Но если ты, как гражданин, не чувствуешь себя первым среди всех нас, уступи свое место более достойному, а сам уходи.., прочь.., убирайся!..
– Несчастный! – воскликнул аббат, двинувшись прочь и на ходу грозя Бийо пальцем. – Ты сам не знаешь, кому объявляешь войну!
– Да нет, я-то знаю, – возразил Бийо. – Я объявляю войну волкам, лисам и змеям – всем, кто нападает в потемках. Ну что ж, ладно! – прибавил он, с силой ударив себя кулаком в грудь. – Грызите, рвите, кусайте!.. Есть за что!
Наступила тишина. Толпа расступилась перед священником и, сомкнувшись вновь, замерла в почтительном восхищении перед сильной личностью, подставлявшей себя под удары страшной силы, зовущейся духовенством: в те времена почти половина всех жителей еще находилась во власти этой силы.
Не существовало больше ни мэра, ни его помощника, ни муниципального совета. Внимание всех присутствовавших было приковано к Бийо.
К нему подошел г-н де Лонпре.
– А ведь теперь мы остались без священника! – заметил мэр.
– Ну и что? – спросил Бийо.
– Раз у нас нет священника, значит, некому отслужить и обедню!
– Подумаешь, какое горе! – пробормотал Бийо; со времени своего первого причастия он всего два раза заходил в церковь: когда венчался и когда крестил дочь.