Графиня Де Шарни

Однако нетрудно было заметить, что Бийо страстно хотел узнать, простая ли случайность привела к нему на ферму Питу или в этом был какой-то расчет.

И потому в то время, когда уносили блюдо с говядиной и салом, чтобы заменить его жарким из барашка, на которое Питу поглядывал с видимым удовольствием, фермер неожиданно сбросил маску и прямо обратился к молодому человеку:

– А теперь, дорогой Питу, когда ты убедился в том, что ты на ферме – всегда желанный гость, можно ли узнать, каким ветром тебя сюда занесло?

Питу улыбнулся, обвел вокруг себя взглядом, чтобы убедиться в том, что его не видят и не слышат чужие глаза и уши, и дотронулся левой рукой до правого рукава.

– Вот, папаша Бийо, – молвил он, указывая на два десятка проволочных силков, намотанных в виде браслета вокруг запястья.

– Ага! Ты, стало быть, переловил всю дичь в лесничествах Лонпре и Тай-Фонтен, а теперь перекинулся сюда? – заметил палаша Бийо.

– Не совсем так, господин Бийо, – доверчиво отвечал Питу. – С тех пор как я имею дело с этими чертовыми кроликами, мне кажется, они стали узнавать мои силки и обходить их стороной. Вот я и решил этой ночью побеседовать с кроликами папаши Лаженеса: они не такие смекалистые, зато мясо у них нежнее, потому что они питаются вереском и тимьяном.

– Ах, дьявольщина! – воскликнул фермер. – Что-то я раньше не замечал, что ты лакомка, мэтр Питу.

– Да я не для себя стараюсь, – отвечал Питу, – я хотел угостить мадмуазель Катрин. Ведь она недавно болела, ей нужно есть хорошее мясо…

– Да, – перебил его Бийо, – ты прав: видишь, к ней еще не вернулся аппетит.

Он указал пальцем на чистую тарелку Катрин; съев несколько ложек супу, она не притронулась ни к говядине, ни к салу.

– Я не голодна, отец, – покраснев, отвечала Катрин, словно застигнутая врасплох. – Я выпила большую чашку молока с хлебом незадолго до того, как господин Питу проходил мимо моего окна, а я его окликнула.

– Я не спрашиваю, почему ты хочешь или не хочешь есть, – заметил Бийо. – Я констатирую факт, только и всего.

Взглянув в окно и окинув взглядом двор, он прибавил, поднявшись из-за стола:

– А-а, ко мне кое-кто пришел.

Питу почувствовал, как Катрин наступила ему на ногу. Он повернулся к ней лицом и увидел, что она смертельно побледнела, указывая глазами на выходившее во двор окно.

Он проследил за взглядом Катрин и узнал своего старого друга папашу Клуи, проходившего мимо окна с перекинутой через плечо двустволкой Бийо.

Ружье фермера отличалось от других серебряными спусковыми крючками.

– Глядите-ка: папаша Клуи! – молвил Питу, не видя в том ничего страшного. – Он принес вам ружье, господин Бийо.

– Да, – кивнул Бийо, садясь на место, – пусть поужинает с нами, если еще не ел. Жена! Отвори папаше Клуи, – приказал он.

Тетушка Бийо встала и пошла к двери. Не сводя глаз с Катрин, Питу спрашивал себя, что могло заставить ее так сильно побледнеть.

Вошел папаша Клуи: вместе с ружьем фермера он придерживал той же рукой зайца, подстреленного, по-видимому, из этого ружья.

Читатель помнит, что папаша Клуи получил от герцога Орлеанского разрешение убивать в день по одному кролику или зайцу.

В этот день была, очевидно, очередь зайца.

Он поднес свободную руку к меховому колпаку, который он носил, не снимая; колпак совершенно вытерся, потому что папаша Клуи лазил в нем сквозь заросли, словно кабан, не замечая колючек.

– Имею честь приветствовать господина Бийо и всю честную компанию, – молвил он.

– Здорово, папаша Клуи! – отвечал Бийо. – А вы – человек слова, спасибо.

– Раз договорились – значит договорились, господин Бийо. Вы меня встретили нынче утром и сказали так: «Папаша Клуи! Вы отличный стрелок; подберите-ка мне дюжину пуль к моему ружью, этим вы мне окажете большую услугу». На что я вам ответил: «А когда вам это нужно, господин Бийо?» Вы мне сказали: «Нынче вечером, обязательно!» Тогда я ответил: «Хорошо, они у вас будут». И вот пожалуйста!

– Спасибо, папаша Клуи. Поужинаете с нами?

– Вы очень добры, господин Бийо, мне ничего не нужно.

Папаша Клуи полагал, что невежливо отказываться, если тебе предлагают сесть, когда ты не устал, и приглашают тебя отужинать, когда ты не голоден.

Бийо это было известно.

– Ничего, ничего, все равно садитесь за стол. У нас есть и еда и вино, ежели вы не хотите поесть, так выпейте.

Тем временем мамаша Бийо, не проронив ни слова, уже поставила на стол тарелку, положила приборы и салфетку.

Затем она придвинула стул.

– О Господи! Ну раз вы так настаиваете… – молвил папаша Клуи.

Он отнес ружье в угол, положил зайца на выступ буфета и сел за стол.

Он оказался как раз напротив Катрин, смотревшей на него с нескрываемым ужасом.

Ласковый и безмятежный взгляд старика-лесничего не должен был, казалось, внушать подобное чувство, и потому Питу никак не мог взять в толк, отчего Катрин не только изменилась в лице, но и дрожала всем телом.

А Бийо налил старику вина, положил в тарелку закуску, и тот, вопреки своим заявлениям, жадно набросился на еду.

– Прекрасное вино, господин Бийо, – заметил он, отдавая должное угощению, – и барашек отличный! Похоже, вы живете по пословице: «Овцу ешь молодой, а вино пей старым».

Никто не ответил на шутку папаши Клуи. Видя, что разговор не клеится, он счел своим долгом его оживить.

– Так я подумал: «Могу поклясться, что именно сегодня очередь зайца, а уж в какой части леса я его подстрелю – неважно. Пойду-ка я за зайцем в лесничество папаши Лаженеса. А заодно погляжу, как стреляет инкрустированное серебром ружье». Итак, вместо двенадцати я отлил тринадцать пуль. Ах, черт возьми! Отличное у вас: ружьецо!

– Да, знаю, – кивнул Бийо. – Ружье и впрямь неплохое.

– Ого! Дюжина пуль! – заметил Питу. – Уж не ожидаются ли где-нибудь состязания по стрельбе, господин, Бийо?

– Нет, – коротко отвечал Бийо.

– Ведь оно мне знакомо, это «серебряное ружье», как его называют в округе, – продолжал Питу. – Я видел его за работой на празднике в Бурсоне два года тому назад. Ведь именно оно выиграло серебряный прибор, на котором вы едите, госпожа Бийо, и кубок, из которого вы пьете, мадмуазель Катрин… Ох, что с вами, мадмуазель? – в испуге воскликнул Питу.