Графиня Де Шарни

– Вот она, шпага карающего ангела! – вскричал он. – Она принесет нам победу! Франция бросит клич, и ей ответят все народы; враги свободы будут стерты с лица земли!

Сам Иезекииль не смог бы сказать лучше.

Обнаженная шпага не могла быть вложена в ножны: была объявлена война и гражданская и внешняя.

Шпага республиканца из Невшателя должна была сначала поразить короля Франции, а затем иноземных государей.

Глава 5. МИНИСТР, СОСТРЯПАННЫЙ ГОСПОЖОЙ ДЕ СТАЛЬ

Жильбер не виделся с королевой с того самого дня, когда она, попросив подождать его в кабинете, отправилась дослушать политический план, привезенный г-ном де Бретеем из Вены и составленный в следующих выражениях:

«Сделать из Барнава то же, чем был Мирабо: выиграть время, присягнуть на верность Конституции; выполнить ее буквально, дабы показать, что она невыполнима. Франция остынет, заскучает; французы легкомысленны: на смену свободе придет какая-нибудь новая мода, и о свободе забудут.

Если же нет, то в любом случае будет выигран год, а через год мы будем готовы к войне».

С тех пор прошло полгода; свобода не наскучила, и было очевидно, что иноземные короли хотят исполнить свое обещание и готовятся к войне.

Жильбер был удивлен, увидев однажды утром, что к нему входит камердинер короля.

Однако камердинер его успокоил.

Он доложил, что Жильбера просят пожаловать во дворец.

Жильбер хотел узнать, кто именно его вызывает; однако камердинер, получивший на этот счет, вне всякого сомнения, точное приказание, лишь повторил:

– Вас просят пожаловать во дворец.

Жильбер был искренне привязан к королю; он жалел Марию-Антуанетту скорее как женщину, чем как королеву; она не внушала ему ни любви, ни преданности, он испытывал к ней глубокую жалость.

Он поспешил исполнить приказание.

Его ввели в комнату верхнего этажа, где когда-то королева принимала Барнава.

В кресле ожидала женщина, поднявшаяся при появлении Жильбера.

Доктор узнал в ней принцессу Елизавету.

Он глубоко ее уважал, зная ее ангельскую доброту.

Он поклонился и сейчас же оценил положение.

Ни король, ни королева не посмели послать за ним от своего имени и попросили принцессу Елизавету заменить их.

Первые же слова принцессы Елизаветы убедили доктора в том, что он не ошибся в своих предположениях.

– Господин Жильбер! – молвила она. – Я не знаю, позабыли ли другие о знаках внимания, которое вы проявили по отношению к моему брату во время нашего возвращения из Версаля, а также по отношению к моей сестре во время нашего прибытия из Варенна; однако я о нем помню.

Жильбер отвесил поклон.

– Ваше высочество! – отвечал он. – Бог в своей мудрости щедро оделил вас всеми добродетелями, даже хорошей памятью; это редкое в наши дни достоинство, в особенности у принцев.

– Это не относится к моему брату, не правда ли, господин Жильбер? Мой брат часто говорит мне о вас и высоко вас ценит.

– Как врача? – улыбнулся Жильбер.

– Да, сударь, как врача; правда, он полагает, что ваш опыт может помочь вам вылечить не только короля, но и королевство.

– Король очень добр ко мне, ваше высочество! – отозвался Жильбер. – Ради какой именно из этих двух целей он вызвал меня сегодня?

– Вас вызвал не король, – едва заметно покраснев, проговорила принцесса Елизавета, не умевшая лгать. – Вас пригласила я.

– Вы, ваше высочество? – изумился Жильбер. – Надеюсь, вы не жалуетесь на здоровье: ваша бледность – результат утомления и беспокойства, а не недомогания.

– Вы правы, сударь, я боюсь не за себя, а за брата; он очень меня беспокоит!

– Меня тоже, ваше высочество, – кивнул Жильбер.

– О, мы с вами, по-видимому, беспокоимся о разных вещах, – заметила принцесса Елизавета, – я хочу сказать, что меня волнует его здоровье.

– Король нездоров?

– Не совсем так, – отвечала принцесса Елизавета. – Однако король подавлен, обескуражен… Сегодня уже десятый день, – я, видите ли, считаю дни, – как он ни с кем не сказал ни слова, если не считать меня, когда мы, как обычно, играем в трик-трак, – тут он вынужден произносить требуемые игрой слова-Сегодня одиннадцатый день с тех пор, как он был в Собрании и подписал свое вето… Почему же он не замолчал утром того дня, вместо того чтобы лишиться дара речи на следующий день!

– По-вашему, мой брат должен был санкционировать этот кощунственный декрет? – взволнованно воскликнула принцесса Елизавета.

– По моему мнению, ваше высочество, заслонять королем священников от поднимающейся бури, от надвигающегося урагана – это значит желать, чтобы и король и священники погибли от одного удара!

– А что бы вы, сударь, сделали на месте моего бедного брата?

– Ваше высочество! В настоящее время существует партия, растущая, как джинны в «Тысяче и одной ночи», которые внезапно вырываются из бутылки и за один час достигают высоты в сто локтей.

– Вы говорите о якобинцах, сударь?

Жильбер покачал головой.

– Нет, я имею в виду Жиронду. Якобинцы не хотят войны, ее жаждут жирондисты: война приобретает национальный характер.

– Но война.., с кем война, сударь? С нашим братом императором? С нашим племянником королем Испанским? Наши враги – во Франции, господин Жильбер, а не за ее пределами; а доказательство тому…

Принцесса Елизавета умолкла.

– Продолжайте, ваше высочество, – попросил Жильбер.

– По правде говоря, я не знаю, могу ли я вам об этом сказать, хотя именно за этим я вас и позвала…

– Вы можете сказать мне все, ваше высочество, как человеку преданному, готовому отдать за короля жизнь.

– Сударь, вы верите в противоядие? – спросила принцесса Елизавета.

Жильбер улыбнулся.

:

– От всех на свете ядов? Нет, ваше высочество; однако всякое ядовитое вещество имеет свое противоядие; впрочем, справедливости ради следует заметить, что в большинстве случаев эти противоядия оказываются бессильны.

– О Боже!

– – Прежде всего необходимо знать, с каким ядом имеешь дело: с минеральным или с растительным? Обыкновенно минеральные яды действуют на желудок и кишки; растительные же яды – на нервную систему, причем одни ее расстраивают, другие парализуют. О каком из ядов вам угодно поговорить, ваше высочество?