Грани безвременья: Побережье

Мысли Хизер метались из стороны в сторону, и когда Надзиратель отвернулся от скрученного Ника, она кинулась к нему, всё ещё не решив, как поступить. «Что же делать, что делать? Если вытащу антидот из приклада и это заметят — можем лишиться всех лекарств, если буду медлить — он умрёт от болевого шока». Подхватив под руки, она с трудом поволокла его по асфальту. Несмотря на свою худощавость, Ник, всё-таки был довольно тяжёлым.

— Ты только потерпи, не умирай, ладно? Мы почти у цели... — эти слова она шептала под нос, словно уговаривая не столько Ника, сколько себя. Хизер оглянулась по сторонам, и поймала на себе взгляд остолбеневшей Сэм. — Ну, чего стоишь?!

Саманта, будто очнувшись от гипноза, подхватила Ника под одну из рук. Больше помочь никто не решился. Разбуженные трейсеры выглядывали из нескольких окон, устало зевая и наблюдая за происходящим, а на пустынной улице сейчас были только Надзиратели. Как только они преодолели лестницу ко входу, и затащили Ника в холл, Хизер сняла с него автомат. Вытащив из приклада ампулу с противоядием и автоматический шприц, дрожащей рукой она ввела зеленоватую жидкость в вену на сгибе локтя, пока Сэм зажимала руку Ника чуть выше. Заметив, что через несколько секунд его прерывистое дыхание стало выравниваться, она устало прислонилась спиной к холодной стене, положив голову Ника к себе на колени.

— Всё, Сэм, я побуду тут с ним, — она устало выдохнула. От усталости всё тело ломило. — Принеси его косу, пожалуйста, и иди спать.

— Может я останусь с тобой? — Сэм потерла лицо руками.

Хизер отрицательно покачала головой, и Саманта, вернув оружие, удалилась вверх по лестнице. Сквозь проёмы окон в холл проникал теплеющий воздух, и в первых солнечных лучах танцевали частички пыли, поднятые десятками пар ботик, возвращающихся из рейдов отрядов. Иногда к ним кто-то подходил, но увидев, что в бессознательном состоянии лежит на полу Ник, ухмылялись и отмахивались. Хизер уже была не в состоянии злиться на них.

Несмотря на усталость, в общую комнату возвращаться не хотелось — соседи по комнате из других отрядов с ней почти не общались, и пребывание там ей доставляло только неприятные ощущения. Иногда, прихватив с собой тонкое одеяло, она напрашивалась поспать в командирской квартирке Ника, устроившись на продавленном диване. Соседки только хихикали ей в след, будто бы невзначай шипя в спину: «Снова пошла к Нику, мелкая шлюшка».

— Эй, подруга, я ещё не сдох?! — хриплый голос напарника оторвал её от вялых мыслей.

Ник, заметив свое положение на коленях, поспешил сесть, посчитав это проявлением слабости. Он огляделся по сторонам, подтягивая к себе лежащий поодаль автомат, и подбирая использованную ампулу антидота.

— Я тебе сдохну! — Хизер заулыбалась и заключила недоумевающего Ника в объятия. — Давай я помогу подняться в комнату? — она встала и протянула руку.

— Можешь... — Ник будто решал, говорить ей или нет. — Можешь пойти рядом, если вдруг я начну терять сознание или типа того, — он старался не смотреть на напарницу, тем более, произнося такие слова. Ему всегда казалось, что проявить слабость, все равно, что выкопать себе могилу.

Несмотря на сопротивление, она подхватила его под руку и помогла проковылять до пятого этажа. Тащиться по лестницам было тяжело, и он часто останавливался, сдерживая подступающую тошноту и пережидая головокружение. Ник завалился на кровать в одежде и металлическая сетка под ним жалобно заскрипела. Хизер потрепала упавшего лицом вниз командира за плечо и поняла, что он уснул сразу, как только очутился на кровати.

С восходом солнца жизнь Палладиума замирала. В коридорах и комнатах было тихо, лишь эхом раздавались шаги неспящих трейсеров, шумела льющаяся из бочек ледяная вода в душевых, и слышались редкие, тихие разговоры. Не только Палладиум, но и весь Риверкост приостанавливал свою деятельность — жители скрывались от жары в потрепанных временем, дождями и ветром домах, набираясь сил, пока не наступит новый вечер.

Глава 3

Хизер вернулась в комнату Ника с сухим пайком и полной флягой воды уже под вечер. К её удивлению, он не спал – сидел на кровати прислонившись к стене, и старательно перевязывал старые бинты на обожжённых по локоть руках. Повязку на левый глаз не надел. В принципе, мог и не надевать, травмированный глаз всё ещё видел размытые силуэты и единственное, что доставляло неудобства - он нещадно болел от яркого света.

– Я вижу, тебе полегче!
– Хизер обрадовалась, что напарник выглядел лучше, чем несколько часов назад. – Я принесла тебе кое-что, – она протянула ему еду и флягу.

– Ага, спасибо, – он сделал несколько больших глотков, но есть не стал.

– Скажи, Ник… Вот зачем ты полез к тому Надзирателю? Чтобы помучаться? Чем он в тебя выстрелил?

– Судя по всему, третьей категорией, грёбаный садист. Мог бы просто оглушить… - он слабо усмехнулся и стал рассматривать результаты своей перевязки.

– Смешно ему! Это не смешно - ты же мог умереть от шока или остаться овощем!
– возмущению Хизер не было предела, она повысила голос и встала напротив него. – Отвечай, зачем ты так поступаешь? Хочешь умереть? Ну, хоть не умирай тогда у меня на руках! Ты сам напрашиваешься постоянно! – она продолжала кричать и яростно жестикулировать. – Ради чего, скажи мне? Ради абстрактной мести непонятно за что?!

Ник смотрел на покрасневшее от переизбытка эмоций лицо Хизер.

– Ради тебя.

– Что?
– Хизер прервала свою тираду и застыла, будто не понимая слов, которые только что услышала.

– Ради тебя. Ради отряда. Ради того, чтобы вы могли выжить, если будете ранены… Я спрашивал, почему они перестали привозить медикаменты и антидоты, – неприятное чувство мгновенно зародилось где-то в солнечном сплетении.
– Иди. Сегодня приезжают новобранцы, встретимся у входа в Палладиум, – он замолчал и отвернулся к проёму окна, дав напарнице понять, что разговор окончен.

Ник лениво наблюдал, как по летнему небу плывут облака. «Дождь будет. Сегодня или завтра ночью», - он старался отвлечься от неприятного послевкусия ссоры с Хизер, которое всё ещё горьковатым осадком стояло в горле. «Хуев садист со своей химией. Ненавижу эти чертовы капсулы, лучше бы подстрелил обычной пулей, было бы не так хреново», - думал Ник, разглядывая свое жилище на предмет оружия, которое можно прихватить с собой и показать торговцу Хэнку.

Боль, наносимая переоборудованным под капсулы с отравляющей химией автоматами, пистолетами и винтовками не всегда была одинаковой. Вообще, Надзиратели, трейсеры и все те, кто носил оружие, знали о четырёх категориях вещества для боевого применения. Первая категория, бледно-жёлтого цвета, только оглушала противника на несколько часов. Зачастую от этих капсул человек терял сознание или не мог двигаться. Вторая категория, насыщенного жёлтого цвета, применялась Надзирателями чаще всего – она вызывала болевой синдром, дезориентировала, но не причиняла серьезного вреда здоровью. Такими химикатами Надзиратели пользовались тогда, когда им нужно было увезти людей, при этом не сильно навредив им, будто просто оглушить было недостаточно. Третья категория, которую он, собственно, и получил в бедро сегодня утром, вызывала невыносимую боль, судороги и даже внутренние кровотечения. Пережить капсулу оранжевого оттенка мог далеко не каждый – мучительная смерть от кровотечений или болевого шока была не редкостью. Последняя, чётвертая категория - капсула с ядовито-красным веществом, условно называлась «Красным Милосердием» - ни одного антидота против него не существовало. «Милосердием» вещество назвали потому, что он убивал свою жертву только через несколько минут, не причиняя боли.

Ник тяжело поднялся с кровати – голова ещё кружилась. Он подошёл поближе к пыльному, треснувшему зеркалу, стоявшему у двери, изучая последствия пережитых ощущений.

– Ну, ты и красавчик, не то слово! – он оттянул вниз бледную кожу под глазом большим пальцем, рассматривая синяк. После химии под глазами всегда проступали тёмные пятна, а кожа казалась синюшной. Эффект скоро пройдёт, но выглядит всё равно - так себе.

Ник выпрямился, всё ещё устало смотря в своё отражение. На самом деле, ему до сих пор было плохо после такой ночи. Высокий, худощавый, но с развитыми мышцами - он выглядел выносливым, и намного моложе своих тридцати, но... По всему телу расползалась паутина шрамов - старых и свежих, полученных в боях, рейдах и стычках, а руки от кистей до самого локтя были обожжены химикатами. На одном из рейдов ему пришлось по локоть залезть в отравленный водоём, чтобы достать оборудование, за потерю которого могли казнить. Ценой прибора стала кожа на руках, которая теперь выглядела очень плохо и стала настолько чувствительной, что Нику приходилось постоянно забинтовывать руки, чтобы не получать раны каждый раз берясь за оружие.