Грани Обсидиана
Шрифт:
— Одна?
— С братом.
— А где брат?
— Он… еще маленький.
Она отвечала так тихо, что ему пришлось перегнуться через стол. Произношение было странным — и впрямь издалека.
— А ваши родители?
Можно было и не задавать этого вопроса…
— Где вы остановились?
Лисса молчала, глаза у нее были затравленными. Бэрин привык к тому, что пришлые их боятся — как боялась в свое время и Инта. Чаще всего это его забавляло. Но сейчас девчонка, того и гляди, удерет из корчмы, даже не поев. Отступившись на время, он кивнул на тарелки:
— Ешь!
Я осоловела от сытости и тепла,
Итак, Волк меня накормил, как и обещал. Что он потребует взамен? И к чему его вопросы — он что-то заподозрил или просто как хозяин здешних земель должен знать, кто в них появляется?
Я рассматривала его исподтишка. Очень сильный, очень опасный, очень быстрый, пусть сейчас и выглядит таким расслабленным. Тень Волка за его спиной большая и густая, а Сила просто искрит. Я моргнула и поняла, что поступаю неправильно — ведь мне нужно смотреть на него глазами человека. Женщины. Я и попыталась.
…Тонкие черты худощавого лица, быстрые, веселые темно-карие, с зеленоватыми блестками, глаза, ровные брови. Широкие плечи, крепкое тело. Приятный баритон. Можно понять интерес к нему человечьих женщин. Бэрин вскинул глаза: все это время он знал, что я его рассматриваю.
— Лисса, вы остановились в деревне?
— Нет.
— У вас есть где жить?
— Да.
Я бы давно уже бросила расспрашивать отвечающего столь неохотно и скудно.
— Я к тому, что вы с братом могли бы до весны пожить в замке: слуг у нас маловато, а…
— Нет!
Мой ответ был таким резким и громким, что я и сама испугалась. Волк откинулся назад на сиденье, свел четкие брови. Помолчал и сказал:
— Если думаешь, что мы едим людей, то совершенно напрасно. — Он обвел рукой стол: — Как видишь, мяса у нас в избытке, чтобы соблазниться таким худосочным и костлявым созданием, как ты!
Слова его были шутливыми, а голос — сердитым. А вдруг Волк окончательно разозлится? Я осторожно поднялась.
— Уже темнеет, мне еще далеко идти. Благодарю за еду. Можно, я заберу остатки?
Он окинул тарелки недоумевающим взглядом.
— Да тут же одни кости!
Не только. Там есть еще что обгладывать, Рыжик будет доволен. Я быстро смахнула всё в сумку, двинулась к выходу. Волк окликнул меня на самом пороге:
— Подожди-ка!
Прижимая к груди сумку, я испуганно обернулась. Бэрин расплатился с хозяином и сказал, проходя мимо:
— Я тебя подвезу.
Ох, нет! Я беспомощно смотрела, как он выводит из конюшни рослого вороного коня. Бэрин приглашающе повел рукой, я попятилась. Волк сказал серьезно:
— Поверь, вот кто-кто, а кони людей не едят!
— Я… никогда не ездила… на лошади.
— Это не так уж страшно и сложно. Ну хорошо, тогда провожу тебя пешком.
Кажется, мне от него сегодня не отвязаться! Я шла, стараясь держаться самого края утоптанной улицы. Бэрин шагал рядом, ведя коня в поводу, и говорил, поглядывая по сторонам быстрыми глазами:
— В последнее время у нас пошаливают. Может, разбойники, а может… — он махнул рукой с зажатой уздечкой в сторону реки.
Неужели еще кто-то кроме меня сумел пересечь ледяную границу? Волк истолковал мой озадаченный взгляд по-своему, пояснил:
— Зимой это легче сделать…
Я опять вспомнила корчащегося на льду Рыжика. Легче?!
— …весной Обсидиан разливается,
да и летом течение просто так не одолеешь, что вплавь, что на лодке.Летом пойдут травы, ягоды, грибы, проживем и без шастанья на Волчий берег. Да и все одно нужно уходить от Зихарда. Если только он отпустит… И — куда?
— Лисса, послушай. — Волк коснулся моего плеча, но я так шарахнулась в сторону, что он поспешно отдернул руку. — Не знаю, откуда ты пришла и какими сказками тебя там кормили. Но если люди приходят жить под руку нашего лорда, он принимает их под свою защиту. Не надо нас бояться.
Не надо? Я выпалила:
— Даже в полнолуние? — и испугалась.
Бэрин помолчал.
— Посидеть пару-тройку дней дома для собственной же безопасности — не такая уж большая плата за проживание на берегу Обсидиана!
И какой же оброк Волки взимают еще? Говорят, у них мало женщин… Девушками? Но я вспомнила оживление и лукавый блеск глаз деревенских молодок при виде Бэрина. Даже если и так, девушки явно не против. Не околдовывают же их Волки?
— Конечно, жить на границе небезопасно, — продолжал меж тем Бэрин. — Несколько лет назад с той стороны прорвались Звери. Они пошли по тракту и вырезали две деревни целиком — вплоть до последнего младенца и последней кошки, — прежде чем их успели остановить. После этого лорд скомандовал перейти границу, и мы очистили тот берег. Они надолго притихли. Теперь вот опять… — Бэрин повернулся лицом к реке, словно видел на том берегу нас, своих врагов, побережников. — Копятся.
Во рту собралась кислота и горечь — пришлось сплюнуть. Копятся! А он понимает, почему они — мы — «копимся»? Сзади — смерть, впереди — граница, а мы — мошки под готовой прихлопнуть нас громадной ладонью. Но…
Никто из побережников не говорил мне, почему Волки вырезали весь наш берег. Что для этого была какая-то причина… Кто из них лгал? Или каждый говорил правду — но свою?
На мою удачу, Бэрина окликнули на выходе из деревни. Он приостановился, разговаривая со знакомцами, а я свернула в узкий проулок и почти на цыпочках пустилась бежать к реке.
Лисса опять улизнула. Оставалось только покачать головой да сесть в седло. Не загонять же перепуганную девчонку, точно оленя на охоте! Хотя он без труда мог бы взять след.
Он солгал, когда сказал, что у них не хватает слуг. Но у кастелянши Берты доброе сердце, и сирот, явно недоедающую девчонку с мальчишкой-братом, она бы непременно оставила в замке. Досадуя на дурочку, отказавшуюся от помощи из-за нелепого страха перед ними, Бэрин пришпорил коня. Ворон обиделся — и было на что, он ведь и так стремился побыстрей вернуться в родную замковую конюшню.
— Не так уж он и нелеп, этот страх, — сказал Фэрлин, выслушавший раздраженный рассказ брата.
— Что, я бы ее сожрал?! — Он злился и оттого, что из-за бестолковой девицы не увидел сегодня вечером Инту — та рано ушла спать. Хотя, скорее, радоваться надо…
— Ты никогда не задумывался, почему дети, начавшие перекидываться, воспитываются в отдаленных поселках?
Бэрин пожал плечами.
— Обычай?
— Опыт, — поправил Фэрлин. — Чтобы люди нас не боялись, они должны быть уверены, что мы владеем собой в любом обличье. Даже нам с тобой это нелегко, что же тогда говорить о детях? Если разворошить не такие уж давние воспоминания — и наши, и человечьи… Однажды подростки вырезали все стадо. Просто как волки. Потом добрались и до людей. И если б только подростки! Вспомни Ольгера.