Грани Обсидиана
Шрифт:
— Нет. С какой стати вдруг?
С той, что тебе, человек, сейчас грозит кое-что пострашнее моих попыток освободиться…
Шорох. Оба непроизвольно повернули головы.
— Что это? — пробормотала Найна.
Колдун досадливо махнул на нее рукой: молчи, мол, — приподнялся… Самое время!
Короткое движение руки, точный удар пальцами — и человек осел на землю. Найна убедилась, что он не задохнется от неловкой позы, небрежно оттащила его к дереву. Хантер мог лишь смотреть на нее — зло и беспомощно. Ни шевельнуться, ни даже заговорить…
— Я тебя просила, —
Она приберегала этот прием на случай, если появятся Пограничники; теперь повторить его не удастся, колдун будет настороже. Найна быстро пробежала пальцами по шарфу, прикрывавшему ошейник: как же не хочется показываться в таком унизительном виде! Помедлила и все-таки, превозмогая себя, забрала у человека волчий бич. Заткнула его за ремень за спину, прикрыла накинутой на плечи курткой.
Нет нужды считать шаги и расстояние — ошейник о них напомнит. Нет нужды прислушиваться и выбирать направление — ее и без того найдут. Так и случилось. Найна не прошла и десяти ярдов, как мрак шевельнулся во мраке. Движение воздуха, негромкий голос за спиной:
— Здравствуй, любимая.
— Долго же ты убаюкивала своего человечка!
Найна машинально оглянулась: Хантер сидел, склонив голову; со стороны и впрямь казалось, что он уснул.
— Кто он такой, а, Найна?
— Просто спутник, сопровождает меня на Черную, — ровно ответила она, не оборачиваясь. — Зачем ты здесь, Ольгер?
Ольгер выступил из-за ее спины. Совсем не изменился с их последней встречи: все та же хищная улыбка, заострившееся красивое лицо… напряжение, дрожащее в каждой жилке… Она почувствовала, как его нервное ожидание передается ей самой, и призвала себя к спокойствию.
Внимательность. Осторожность.
Удивился:
— Как зачем? Я ведь обещал вернуться. Дал тебе время подумать.
— Не стоило. Я ответила тебе еще весной.
— Я надеялся, что ты передумаешь.
— И совершенно зря.
Ольгер, как обычно, не обращал на возражения никакого внимания. Когда-то ей это нравилось.
Очень давно.
— Пойдем со мной, любимая, — продолжал уговаривать он. — Ты ведь никогда не бывала за пределами наших земель! Ты не видела, как велик мир; мы с тобой можем выбрать любое место для жизни или просто странствовать по свету. Что ты видишь здесь? Лишь бесконечные схватки, нищету и человечью неблагодарность!
А ведь всего пару дней назад она подумывала о такой возможности…
— И все это ради чего? Чтобы охранять жалких людишек?
— Нет, не людей, — холодно ответила Найна. — Нашу землю.
— Ты же понимаешь, что нас терпят, лишь пока мы прикрываем их от нашествия! Не будь его, нас бы давно перебили — вместе или поодиночке! Они считают нас чудовищами, полуживотными…
Она инстинктивно покосилась на неподвижного Хантера. Вот он, один из таких людей.
— Все верно, — перебила Найна нетерпеливо. — Но что нам за дело до них и того, кем они нас считают? С каких пор тебя это стало волновать?
— А
ты теперь водишься с людьми! Не ожидал увидеть тебя в такой компании!— О, так это лишь тебе дозволено заводить человечьих подружек и детей от них же! — выпалила Найна и тут же об этом пожалела — губы Ольгера изогнулись в понимающий усмешке.
— До сих пор ревнуешь меня к той девке, любимая?
Ревность? О нет, давно уже нет. Но если б она могла передать чувства девочки — той, которую предали, которая поняла, что ее мужчина, ее любовь — вовсе не тот, за кого себя выдавал… а может, и искренне считал себя таковым… И если бы все это старое, вроде давно забытое, пережитое, не всплывало при одном взгляде на самодовольное красивое лицо…
Найна пожала плечами:
— Ну что ты. Это же логично: распинаться передо мной в презрении к человечьему роду и украдкой любиться с их девицей.
Ольгер ненавидел напоминание о тех днях. Как, впрочем, и Гэвина, своего сына-полукровку. Он мастерски перевел разговор на нее саму:
— Вижу, и ты сменила свое мнение о людях. Это твой новый возлюбленный?
Найна почти рассмеялась.
— И ты мне еще говоришь о ревности!
— Дай-ка я его получше рассмотрю…
Найна шагнула, заступая Ольгеру дорогу. И лишь сейчас заметила, что они давно и бездумно движутся в странном танце поворотов, отступов и шагов; кружатся в водовороте бесконечного, безнадежного разговора…
Так кружат волки перед схваткой.
Ольгер оскалился:
— Ага, волнуешься за своего человечка!
— Беспокоюсь, хоть он и не мой, — согласилась Найна. — Считаешь, у меня нет на это причин?
Ольгер усмехнулся, промолчал. Она ощущала его напряжение и нарастающую ярость. Если он перекинется, она не сумеет его сейчас сдержать. Нет, Найна все еще верила, что Ольгер не выместит свой гнев на ней. Но вот беззащитный человек — слишком лакомая добыча.
…Хотя и поделом бы этому проклятому Хантеру!
— Значит, ты не хочешь уйти со мной только из-за той давней обиды, любимая?
— Не называй меня так! — прошипела Найна, отбрасывая руку, нежно коснувшуюся ее щеки. Не потому, что прикосновение как-то взволновало ее — но вдруг он заметит ошейник? — Не только, Ольгер, не только. Ты когда-то предал меня…
— …и не переставал жалеть об этом и просить прощения…
— …но важнее то, что ты предал своего лорда.
Снова острые, белые влажные зубы, обнаженные в усмешке-оскале.
— Ты называешь предательством то, что я посмел ослушаться Фэрлина?
— Нет. Только то, что ты начал есть людей.
Усмешка не исчезла — наоборот, сделалась шире. Ольгер сказал с притворной тревогой:
— Говори тише. Ты же не хочешь испугать своего… спутника?
Найна вновь оглянулась на оглушенного: кажется или Хантер немного поменял положение? Насколько удар повлиял на его слух и восприятие? Хватит уже вспоминать старые обиды; чем скорее Ольгер поймет, что ее «нет» окончательное, тем с меньшими потерями они распрощаются. Ольгер заговорил раньше нее — тягучим, словно усыпляющим голосом: