Граница вечности

— Могу ли я поговорить с Вальтером Франком?

Валли чуть было не ответил, что его дедушки нет в живых более двадцати лет, но, помолчав, сказал:

— Я Валли.

Звонивший перешел на немецкий.

— Говорит Енох Андерсон из Западного Берлина.

Енох Андерсон был датчанином-бухгалтером, который вел дела на фабрике Валлиного отца. Валли вспомнил лысого человека в очках и с шариковой авторучкой в нагрудном кармане пиджака.

— Что-нибудь произошло?

— С твоей семьей все в порядке, но я должен сообщить новость, которая огорчит тебя. Каролин и Алисе не дали разрешение эмигрировать.

Валли почувствовал себя так, словно его кулаком ударили под дых. Он тяжело опустился на стул.

— Почему? По какой причине?

— Правительство Восточной Германии не сообщает причину своего решения. Однако к ним домой приходил человек из Штази — Ганс Гофман, которого ты знаешь.

— Шакал.

— Он сказал им, что никто из них никогда не получит разрешение эмигрировать или совершить поездку на Запад.

Валли закрыл глаза рукой.

— Никогда?

— Это то, что он сказал. Твой отец просил меня сообщить это тебе. Я очень сожалею.

— Спасибо.

— Нужно ли что-нибудь передать твоей семье? Я по-прежнему езжу в Восточный Берлин раз в неделю.

— Пожалуйста, скажите, что я всех их люблю. — У Валли комок подступил к горлу.

— Очень хорошо.

Валли глотнул.

— И скажите, что когда-нибудь я обязательно увижусь со всеми ними. Я уверен в этом.

— Я все скажу им. До свидания.

— До свидания. — В полном отчаянии Валли повесил трубку.

Через минуту он взял гитару и сыграл небольшой аккорд.

Музыка успокаивала его. Абстрактная музыка: просто ноты и их композиция. Больше не было шпионов, предателей, полиции, стен.

Он запел: «Я скучаю по тебе, Алисия…»

* * *

Дейв был рад снова, что увидится с сестрой. Они встретились у ее агентства «Интернэшнл старз». На ней была темно-красная шляпа-котелок.

— Без тебя дома тоскливо, — сказала она.

— С отцом никто не ссорится? — с улыбкой спросил Дейв.

— Он так занят, после того как лейбористы победили на выборах. Он теперь член кабинета.

— А как ты?

— Снимаюсь в новом фильме.

— Поздравляю!

— Но ты уволил своего антрепренера.

— Эрик считал, что «Плам Нелли» — бабочка-однодневка. Но мы не сдаемся. Нам нужны новые концерты. Все, на что мы пока можем рассчитывать, — это несколько выступлений в «Джамп-клубе», а этого даже не хватит, чтобы заплатить за квартиру.

— Обещаю, что «Интернэшнл старз» пригласят вас, — сказала Иви. — Они согласились переговорить с тобой. Это все.

— Я знаю.

Но агенты не встречались с людьми только для того, чтобы сказать им «нет», полагал Дейв. И, кроме того, агентство хотело быть в хороших отношениях с Иви Уильямс, самой успешной молодой актрисой в Лондоне. Так что он питал радужные надежды.

Они вошли в здание. Атмосфера там была не такой, как в офисе Эрика Чапмана. Секретарь по приему посетителей не жевала жевательную резинку. На стенах в вестибюле висели не благодарственные грамоты, а несколько мастерски написанных акварелей. Выдерживался стиль, хотя не очень рок-н-ролльный.

Им не пришлось ждать. Секретарь по приему посетителей провела их в кабинет Марка Батчелора, высокого молодого человека двадцати с лишним лет в модной рубашке с петлицами на воротнике и вязаном галстуке. Секретарь принесла на подносе кофе.

— Мы любим Иви и хотели бы помочь ее брату, — сказал Батчелор после обмена любезностями. — Но я не уверен, что сможем. «Трясись, греми, крутись» навредила «Плам Нелли».

— Не стану с вами спорить, — согласился Дейв. — Но скажите конкретно, что вы имеете в виду.

— Если откровенно…

— Да, конечно, — сказал Дейв, подумав, насколько этот разговор отличается от беседы с Чапманом.

— Вы производите впечатление средней группы, которой повезло, поскольку ей попала в руки песня Хэнка Ремингтона. Людям нравится песня, а не вы. Мир, в котором мы живем, мал — несколько звукозаписывающих компаний, горстка антрепренеров, два телешоу, — и каждый думает одинаково. Я не могу продать вас никому из них.

Дейв глотнул. Он не ожидал, что Батчелор будет настолько откровенен, и пытался скрыть свое разочарование.

— Да, нам повезло с песней Хэнка Ремингтона, — признал он. — Но мы поп-группа не средней руки. У нас первоклассная ритм-секция и виртуозный ведущий гитарист, да и смотримся мы неплохо.

— Тогда вы должны доказать, что вы не бабочка-однодневка.

— Я знаю. Но без контракта на запись и ангажементов я не представляю, как мы можем сделать это.

— Вам нужна еще одна хорошая песня. Можете ли вы попросить Хэнка Ремингтона сочинить еще одну?

Дейв покачал головой.

— Хэнк не пишет песен для других. Баллада о любви — исключение, потому что «Кордс» не захотели ее записывать.

— Может быть, он напишет еще одну балладу. — Батчелор развел руками, словно говоря: «Кто знает». Я человек не творческий, вот почему я — агент и знаю, что Хэнк гениален.

— Ну что же… — Дейв посмотрел на Иви. — Думаю, я мог бы спросить его.

— Что в этом такого? — беспечно проговорил Батчелор.

— Я не возражаю, — повела плечами Иви.

— Ну, хорошо, — кивнул Дейв.

Батчелор встал, протянул ему руку и сказал:

— Желаю удачи.

Когда они вышли, Дейв спросил у Иви:

— Мы можем сейчас поехать к Хэнку?

— Мне нужно кое-что купить, — ответила она. — Мы с ним договорились увидеться вечером.

— Это в самом деле важно, Иви. Вся моя жизнь летит вверх тормашками.

— Хорошо, — согласилась она. — Моя машина за углом.

Они доехали до Челси на «санбим-альпине» Иви. Дейв кусал губу. Батчелор сделал ему одолжение своей жестокой прямотой. Он не верил в талант «Плам Нелли», но признавал талант Хэнка Ремингтона. Но все равно, если он получит от Хэнка еще одну хорошую песню, она будет снова на коне.

Что он скажет?

«Привет, Хэнк! У тебя есть еще баллады?» — Это слишком развязно.

«Хэнк, я оказался в трудном положении». — Это чересчур вынужденно.

«Наша звукозаписывающая студия сделала большую ошибку, выпустив "Трясись, греми, крутись". Мы могли бы выкрутиться, если бы ты нам немного помог».

Ни один из этих подходов ему не нравился, в основном из-за того, что он терпеть не мог кого-либо просить.

Но он пошел бы на это.

Хэнк занимал квартиру в большом старом доме у реки. Лили и Дейв зашли в подъезд и поднялись на скрипучем лифте. По большей части теперь она ночевала здесь. Она открыла дверь квартиры своим ключом.