Граница

Гарретт вытащил аптечку, в которой показались болеутоляющие таблетки, антисептик для рук, рулон эластичных бинтов, ножницы и ватные тампоны. Инопланетянин покачал головой — нет, он не хотел глотать химикаты, — но женщина и мужчина убедили его, и он проглотил две таблетки, запив их стаканом воды. Уинслетт попросил пару, хотя не было похоже, чтобы он пострадал, но Гарретт поднес ему таблетки. Когда он спросил президента, требуется ли ему какая-нибудь помощь, от лишь отмахнулся:

— Черт, нет. Просто довезите нас до этой гребаной зоны.

Гарретт решил, что лучше сейчас сосредоточиться на помощи мальчику — кому-то, похожему на мальчика — и начал разматывать эластичные бинты. Он не знал, поможет ли это инопланетянину испытывать меньше дискомфорта... он даже не знал, чувствует ли Миротворец боль так, как люди, но, поразмыслив, решил, что так сломанная рука хотя бы не будет болтаться.

— Давайте попробуем зафиксировать, — сказал он, обращаясь к мужчине в бейсболке. — Поможете мне? Только осторожнее с его рукой... осторожнее, осторожнее.

Они аккуратно продели руку Итана в петлю перевязи. Дыхание со шипением вырывалось через стиснутые зубы мальчика. Боль была ужасной, но он знал, что справится с нею. Он готов был терпеть, пока сознание не покинуло его. В момент, когда терпеть стало почти невозможно, Итан вдруг подумал, что боль является неотъемлемой частью человеческой жизни. Она была частью их существования, будь то боль физическая или душевная. Они были сильными, раз мирились с существованием в таких хрупких телах и постоянно сосуществовали в сопряжении с болью. Духом они были намного сильнее, чем телом. Их воля могла быть практически безграничной. Вот, почему его привлекло это тело: потому что мальчик так упорно боролся за жизнь. Однако Итан был совершенно уверен, что сейчас нанесенный этому телу ущерб был существенным, и у него могло не хватить времени. Он мог заставлять поврежденное сердце качать кровь, травмированные легкие работать... он мог заставить любые системы своего тела функционировать на последнем издыхании, но он не мог восстановить переломы. Теперь левая рука была бесполезной.

И было еще кое-что, что тревожило его.

— Они снова придут, — сказал он всем, кто его слушал.

— Сколько? — спросил Дейв.

— Еще четыре корабля. И... корабли Горгонов тоже приближаются. Очень быстро. Сайферы будут здесь через... они здесь, — сказал он. — По два с каждой стороны.

С ужасом Джефферсон отдернул занавеску, чтобы посмотреть. В темноте не было никакого движения, никаких огней, ничего. Вертолет продолжал двигаться на юго-запад.

— Отпустите меня! — резко сказал Итан Дейву и пилоту. — Дайте мне подойти к окну! Они собираются открыть...

Военные корабли открыли огонь.

Но это были не Сайферы, это были Горгоны, и их целями были корабли их межзвездных врагов. Внезапно из облаков появились сотни горящих синих энергетических полос, которые ударили по Сайферам, замершим по обеим сторонам вертолета. Синие взрывы и вспышки мерцающего пламени взлетели вверх. Спустя мгновение сотни красных полос обозначили обратный путь до горгонских кораблей. Две инопланетные расы сражались друг с другом, а Борт №1 замер прямо посреди их поля битвы.

Синие и красные огни пересекали небо. В ночи грохотали беззвучные взрывы, и небо уже совсем не казалось темным. В сине-красной подсветке показались устрашающие черные корабли Сайферов, Горгоны же находились дальше, скрытые в облаках. Нильсен заставлял «Пустельгу» танцевать смертельный танец в турбулентности инопланетного дождя. Через окно, от которого отдернул штору Джефферсон, Итан увидел красную сферу, пропустившую свою первоначальную цель и идущую теперь прямо на вертолет. Этот энергетический снаряд должен был разорвать их на две половины. У Итана было всего мгновение, чтобы отреагировать, и он успел разбить оконное стекло с помощью прикосновения указательного пальца и поворотом руки отбросил сферу в сторону, так, чтобы она пронеслась чуть выше хвостового ротора вертолета.

— Садись! Садись! — кричал Дерриман, но садиться здесь было негде.

Некоторые энергетические снаряды врезались в землю прямо под ними, выбрасывая в воздух песчаные вихри или выбивая из скал куски камня размером со средний грузовик. Холмы и скалы дрожали, некоторые из них в считанные мгновения обращались в пыль. Несмотря на ужас, Джефферсон испытывал невольный трепет перед мощью инопланетных захватчиков. В их битве была своя ужасающая красота — она напоминала самый яркий, торжественный и пугающий фейерверк, краше и масштабнее любого, какой когда-либо гремел над Новым Эдемом. Вид того, как один из кораблей Сайферов срывается вниз под огнем Горгонов, несколько развеивал завороженность Джефферсона, и все же до конца его восторг не исчезал.

Внезапно три оставшихся корабля Сайферов поднялись высоко в облака, двигаясь тихо, и развивая такую скорость, какую не мог бы достичь ни один земной самолет. Битва продолжались, то и дело в небе вспыхивали синие и красные огни, но, по крайней мере, искалеченный вертолет ушел с линии огня. Нильсен выпустил шасси и направил «Пустельгу» к земле. Их место назначения находилось всего в нескольких милях отсюда.

— Держись! — Дейву пришлось перекрикивать шум ревущих моторов и шум битвы, доносившийся через разбитые окна. Он знал, что его предупреждение толком ничего не даст, но он попросту не знал, что еще может сказать.

Итан обливался потом и сходил с ума от боли, так что...

— Да, я держусь, — ответил Миротворец. — И буду продолжать.

Дейв и Оливия оба пристегнулись. «Пустельга» вздрогнула и застонала, приблизившись к земле и подняв облака пыли. Джефферсон подумал, что вряд ли эта птичка сможет вернуться в Белый Особняк. Возможно, здесь, конечно, найдется другой летательный аппарат, который сможет доставить их обратно... но он не хотел думать об этом сейчас. Он был частью команды, поэтому он собирался идти до конца за Итаном. А дальше — будь, что будет.

— Сейчас будет тачдаун! — воскликнул Гарретт через интерком. Голос его звучал с помехами. — Не знаю, какой будет посадка, так что берегитесь!

«Пустельга» продолжала садиться, роторы разбрасывали пыль и песок во все стороны. Пилот демонстрировал свой характер, тщательно сосредотачиваясь на полете.

— Легче легкого, — прошептал... даже, скорее, выдохнул Гаретт. — Прямо в цель, мистер президент.

Двигатели замолчали, роторы остановились, выходная дверь открылась, и опустилась лестница. Первым в пыльную темноту вышел оставшийся солдат, который осмотрелся вокруг, используя очки ночного видения, а затем занял позицию, из которой мог открыть огонь по любой угрозе. Перед тем, как кто-то успел спуститься по лестнице, Дейв остановился и забрал винтовку мертвого морского пехотинца, а пистолет убрал в карман своих джинсов. Дерриман — бледный и дрожащий после изнурительного полета — начал было протестовать, но Бил остановил его:

— Думаю, капрал Суарез одобрит, если еще кто-то из нашей команды будет хорошо вооружен. Я тоже это одобряю, — его лицо вновь исказил сильный нервный тик, но голос президента при этом звучал на удивление твердо. Дерриман вынужден был согласиться. Он направился к выходу, и Уинслетт последовал за ним.

— Обопрись на меня, — обратился Дейв к Итану, но Миротворец ответил:

— Спасибо, но я могу двигаться сам.

Он и в самом деле мог, хотя боль терзала его в дюжине — или больше — участков тела. Тем не менее, он был способен передвигаться самостоятельно, но шел очень медленно. Спустившись по лестнице, Оливия предложила ему руку, и он взялся за нее, только чтобы не потерять равновесие.