Гравюры на ветре

Он на секунду зажмурил глаза:

— Я рад, что вы здесь. Знаете, иногда бывает тяжело оставаться одному. Я бы угостил вас чем-нибудь… Давайте-ка я сейчас позвоню в ресторан, и они привезут нам ужин, — он стал шарить в карманах, — где-то у меня была визитка одного неплохого заведения…

Я не верила в свое счастье. Мечты, с которыми я засыпала несколько ночей подряд, начали сбываться. Он был слаб, голоден, будто бы неуверен в себе… И при этом разрешал мне быть рядом. Милый Артис. Как я рада… Но только не надо никакого ресторана, позвольте мне отдать вам капельку накопившихся чувств. Макс уже привык к этому, его не особенно трогает моя забота, мои старания вкусно готовить, мои попытки ухаживать за ним. Он принимает все, как должное, но никогда ни за что не благодарит… Может быть он и прав, но все же…

— Артис, пожалуйста… — я вздохнула, стесняясь собственных слов. — Разрешите мне немного поухаживать за вами. Это доставит мне такое удовольствие. А то я всегда только пользуюсь вашим вниманием, да заставляю выслушивать рассуждения о моих проблемах…

Он удивленно посмотрел на меня:

— О чем вы?

— Не звоните в этот ресторан. У вас есть хоть какие-то продукты?

— Что-то было. Там на кухне…

— Вот и прекрасно. Я сейчас пойду и быстро приготовлю ужин. Мы тихонько посидим, я буду вас кормить, и ваше недомогание пройдет. Хорошо? — я улыбнулась. Я знала, что любой мужчина будет раз такому предложению. В сущности, они все как дети, особенно когда болеют. Им хочется тепла и ласки. И все они любят вкусно поесть. — Так вы мне разрешаете?

— Марианна, это так неожиданно. Мне право, очень неудобно вас затруднять. Хотя конечно от ужина я бы не отказался… Проклятье… — я провел рукой по лицу, стараясь выглядеть как можно убедительнее. — Голова просто раскалывается. Я плесну себе коньяка. Это иногда помогает.

Она вскочила и подбежала к столу:

— Я налью вам. Вот, возьмите, — вернувшись, она протянула мне бокал. — Посидите тут. В тишине. А я пойду на кухню готовить. Что вы любите? Какое блюдо доставило бы вам радость?

— Марианна, — я сделал паузу, будто бы подыскивая нужные слова. — Вы избалуете меня. Я холостяк. Ем все что съедобно. Если вам посчастливится хоть что-то найти в холодильнике, то можете смело пускать в ход воображение. Я буду рад всему…

Посмотрев через плечо ей вслед, я беззвучно рассмеялся — хорошо, что мне пришло в голову заранее купить продукты. Теперь минут пятьдесят она будет занята.

Право, забавно. Как она банальна в своей уверенности, что путь к мужскому сердцу лежит через желудок. Марианна, милое доверчивое создание. Она там трудится ради меня, а я… Я совершенно равнодушен к женщинам, умеющим готовить. Как равнодушен и к тем, кто считает постель ключом от всех дверей. Мне нужно другое — некий коктейль из достоинств и милых недостатков, слабости, оттененные женской силой. Мне всегда мало того, что я имею, потому что я все еще жду. Жду и поддерживаю в своем почти разуверившемся сердце маленький огонек надежды на обретение женщины, к которой я смог бы испытать любовь из моих неясных видений…

— Я нашла у вас в холодильнике хорошее мясо, овощи, зелень… Вы любите готовить? — она стояла передо мной в кофейно-белом фартуке, которым всегда пользовалась Клара — старая приятельница моих родителей, раз в неделю приходившая наводить у меня порядок.

Перед глазами поплыл желеобразный туман — в моей квартире стоит молодая женщина в накрахмаленном фартуке с широкими завязками, которая хочет меня за что-то отблагодарить… Водопад видений прогрохотал в моем мозгу картинами неузнанного прошлого: девушка, фартук, мое негодование, пачка денег, черное платье, спокойствие, кожаные кресла, коньяк… Приступ закончился также неожиданно, как пришел. Я снова посмотрел на Марианну:

— Готовить?… Да, пожалуй, порой я этим занимаюсь…

— Ой, да вам совсем плохо. Я сейчас принесу чай, — она обеспокоено и несмело приложила ладонь к моему лбу. — Артис, у вас на самом деле температура. Вам нужно быстренько поесть и прилечь отдохнуть. А я тихо, тихо посижу рядом.

Она снова убежала. В комнату стали прокрадываться запахи мяса, специй и семейной жизни, которую я всегда гнал от себя, как угрозу чумы. Начала кружиться голова — порой ложь способна породить правду. Теперь мне стало по-настоящему плохо…

— Я сделала салат, заправила его бальзамиком… Нашла у вас на полке. Это дорогой хороший уксус… Я себе не позволяю такой покупать… — мне хотелось много говорить, чтобы как-то отвлечь его от плохого настроения. — Посмотрите, помидорчики, огурчики, два вида листового салата — как хорошо, что у вас такое разнообразие. Вот, попробуйте, я положу вам на тарелку. А потом мясо. Я приготовила отбивные. Вы не против гарнира из жареной картошки? Нет. Тогда прекрасно. Пробуйте, пока горячее.

Я смотрела на то, как он ест, и понимала, что испытываю к нему усиливающееся чувство какой-то странной влюбленности. Что это? С Максом было иначе — все тихо и как-то чинно. Порядочная беспорочная связь, увенчавшаяся законным браком. А больше, пожалуй, и сравнивать-то не с кем. Разве только с тем моряком, который ухаживал за мной во время нашего короткого курортного романа? Тогда после первого курса я поехала на море с подругами и думала, что встретила любовь. Только спустя месяц, уже дома, плача в расшитую васильками бабушкину подушку, я поняла, что ошиблась.

— Вам вкусно, Артис?

— Да, это великолепно. Вы возвращаете меня к жизни. Но почему же вы сами ничего не едите? — он встал и подошел к винному шкафу. — Может быть, немного выпьем? А? Чего бы вам хотелось?

— Да я не особенно разбираюсь. Знаю только, что люблю все полусладкое. А так… Мне все равно…

— Тогда, может быть, доброе итальянское речото? — он быстро откупорил бутылку и поставил на стол бокалы.

Я сделала несколько глотков:

— Такое вкусное вино. Я никогда не пила ничего подобного… Артис! Что с вами? Вы так побледнели.

— Не беспокойтесь. Все прекрасно. Я просто вспомнил одну вещь. Не обращайте внимания. Лучше расскажите, кто вас научил так готовить.

Она говорила, улыбалась, о чем-то рассказывала, а у меня в ушах снова и снова, как покалеченная пластинка крутились ее слова: «Такое вкусное вино. Я никогда не пила ничего подобного». Эти фразы, только произнесенные на каком-то ином языке, полутемная комната, освещенная тонкими свечами, ужин на двоих и та женщина, в глазах которой переливались расплавленным золотом страх, любовь и что-то еще… Я снова силился вспомнить. И снова забывал, так и не поняв, что вижу. Этот вечер был странно похож на что-то такое, что я когда-то пережил, однако мелькающие фрагменты никак не складывались в единую историю. Собственный образ казался мне столь противоречивым, что рассыпался неловкими осколками. Я посмотрел на прядь ее волос, выбившуюся из прически:

— Как это странно, Марианна, что вы работаете в школе. Учительница… Что может быть возвышеннее этой профессии.

Она рассмеялась каким-то детским заливистым смехом:

— Мой муж говорит, — она весело скопировала его интонацию, — когда же ты наконец бросишь свою школу и займешься делом.

— А что вы ему отвечаете?

— Что не хочу этого, — я развела руками. — Это мое призвание. Зачем же изменять себе.

На мгновение он стал серьезен:

— Как это вы правильно заметили. Зачем изменять себе. Марианна, — он закурил и сделал глоток вина, — а разве вы остаетесь верны себе, когда вновь и вновь шепчете Максу слова любви?