Граждане
Шрифт:
— Бронка, сказано тебе — дай полотенце! — рявкнул мужской голос. — Не все равно государству, где я моюсь?
— Нет. Это некультурно! Пусть только вернется Антек — сразу ему расскажу, так и знай!
— Ничего ты, коза, не расскажешь! — с беспокойством пробурчал бас, и опять послышалось фырканье.
Павел прикусил губу, с трудом удерживаясь от смеха. Плеска воды уже не было слышно, в квартире наступила тишина. Он нажал кнопку звонка и стал прямо против двери. Подождал немного и позвонил вторично.
— Бронка! Эй, Бронка! — загремел тот же бас. — Антек звонит, открой!
Из
— Вы к кому?
— К товарищу Кузьнару.
Девушка с любопытством оглядела Павла. Он снял кепку и, войдя, поставил на пол чемодан.
— К отцу? — переспросила девушка, поднимая тонкие брови над круглыми глазами.
— Я — Павел Чиж, — отрекомендовался Павел. — Приехал из П. Я писал товарищу Кузьнару.
Девушка была в теннисных туфлях на босу ногу и зетемповской рубашке без галстука.
— Бронка! — крикнул голос из-за двери. — Это Пав'eлек Чиж. Веди его в комнату, я сейчас выйду.
Павел ощутил в своей руке маленькую, но крепкую руку Бронки.
«Ой-ой, какая же у нее хватка!» — подумал он. Девушка рассмеялась и так тряхнула головой, что черные кудряшки свесились ей на глаза.
— Раздевайся, — сказала она. — Сейчас подам чай.
Павел очутился в комнате, посреди которой стояли овальный стол и стулья, а у стены — высокая дубовая кровать. Здесь все сверкало чистотой, но комната имела нежилой вид. Свет лампы, на которой не было абажура, отражался в натертом до блеска паркете. Над кроватью висела фотография женщины с косами вокруг головы. «Наверное, его жена, — подумал Павел. — Она ведь умерла в Германии, немцы угнали ее туда на работу… Где я буду спать?» Он подошел к окну. Напротив высились еще одетые лесами новые дома. Двора не было, внизу, как неподвижная поверхность пруда, поблескивала известка. Между не убранными еще грудами щебенки и пустотелого кирпича тянулись дощатые настилы и стояли навесы, укрывавшие бревна от дождя; но на площадке уже вырос дом, и в окнах его горели огни, мерцая сквозь просветы между лесами.
— Значит, ты и есть Пав'eлек Чиж? — услышал Павел за своей спиной.
Кузьнар вышел без пиджака, засученные до локтя рукава рубашки обнажали волосатые руки. «Так он был в лагере?» — мысленно удивился Павел, заметив вытатуированный на коже номер.
— Извините, дядя, — начал он. — Вы в письме написали, чтобы я… И вот я подумал…
Кузьнар слушал не перебивая. Засунув руки в карманы, он внимательно смотрел на Павла из-под насупленных бровей. «Бреет усы», — отметил про себя Павел. Что-то скажет ему сейчас этот незнакомый мужчина? Стоит, наклонив вперед большую голову, и его маленькие глазки смотрят не то весело, не то ехидно. Павел остро ощущал на себе их взгляд.
— У меня тут в Варшаве никого больше нет… — сказал он краснея.
— Бронка! — гаркнул вдруг Кузьнар. — Подашь ты когда-нибудь чай?
Он с грохотом отодвинул стул и сел к столу. — Та-та-та! — передразнил он Павла, насмешливо косясь на него. — Разве я не написал тебе черным по белому, чтобы ты приперся к нам
со своими манатками? Приехал — и ладно. Сейчас мы с тобой напьемся чаю. Садись.Павел сел. Он придумывал, что бы такое сказать, его раздражало то, что Кузьнар отнесся к его приезду, как к совершенно незначительному факту.
— Я искал вас на стройке, дядя, — начал он, стараясь говорить солидным басом. — Но мне сказали, что вы уже уехали.
— На стройке? — буркнул Кузьнар с гримасой. — На стройке?.. А откуда ты знал, что я теперь там?
— Я звонил к вам в транспортный отдел и мне объяснили…
— Ага, в транспортный. — Кузьнар нахмурился. — Да, я там больше не работаю. Мне дали новое назначение. Так уж у нас водится, понимаешь, — только что научится человек делать одно, как ему объявляют: ты тут больше не нужен, иди, берись за другое.
— Людей не хватает, — заметил Павел.
— Людей не хватает! — со вздохом повторил за ним Кузьнар и опять глянул на него из-под густых бровей. — А ты, я вижу, мудрец!
Павел только поежился и промолчал.
— Да, людей не хватает, — пробормотал Кузьнар себе под нос. — А ты что будешь делать в Варшаве? Учиться хочешь?
— Меня обещали направить в редакцию какой-нибудь газеты, — сухо пояснил Павел. — Из П. я писал корреспонденции в варшавские газеты.
— Бронка! — крикнул Кузьнар, перебив его. — Неси чай.
— Сейчас! — донесся из кухни звонкий голос. — Успокойся, пожалуйста!
— Чистое наказание с ней! — сказал Кузьнар отдуваясь. — Но способная девчонка, скажу я тебе! Она учится в Медицинском институте. Специализируется по детским болезням. Самых маленьких, козявок этаких, хочет лечить. Бронка! Как у вас это называется?
— Что? — отозвалась Бронка из кухни.
— Да твоя специальность. Как ее там? Педиатрия, что ли? Ну да, педиатрия, — ответил он тут же сам себе. — Сейчас она подаст чай… А Антек в будущем году кончает школу. Жена у меня померла, вот и живем втроем. Дом совсем недавно отстроен, и у нас еще сыровато. Есть вторая комната, поменьше, в ней спит Антек. Как-нибудь вы поместитесь там вдвоем.
— Спасибо, — сказал Павел, впиваясь пальцами в колени. — Я, вероятно, скоро найду себе заработок и тогда расплачусь…
— Да, да, — продолжал Кузьнар, не слушая его. — Ты весь в мать… Такие же темные глаза и овальное лицо… А чахоткой не страдаешь?
— Нет, — ответил Павел с недоумением.
— Это ведь ваша фамильная болезнь. Твой отец всегда кашлял, потом плевал в баночку. А в последние месяцы чахотка его, беднягу, галопом погнала на тот свет. Должно быть, и мать твою он заразил, она после него скоро померла. Как Цецилька, здорова?
— Здорова. В будущем месяце должна родить. Тесно станет в квартире, вот я и решил заранее убраться.
Вошла Бронка с чайником. Павел смотрел, как она расставляла стаканы. Она пододвинула ближе к нему масло и корзинку с хлебом, и все трое молча принялись за еду. «Чем я им заплачу?» — беспокоился в душе Павел. Он был голоден, так как в тот день не обедал и несколько часов блуждал по улицам. «Ведь он даже не родной брат матери, а двоюродный. С какой стати ему меня кормить? Может, он думает, что я приехал только на несколько дней?»