Грехи ангелов

— Да в общем ничего плохого, — ответила Анжела, пожав плечами.

Разве и ее собственное самообразование не начиналось подобным образом?

С тех пор, как она вышла замуж за Ллойда Шривера, тот сумел пристрастить ее к чтению, и Анжела стала жадно проглатывать все книги, попадавшиеся под руку. И, возможно, благодаря полученным таким образом знаниям она сумела неплохо распорядиться его деньгами. Она не только преобразилась внешне, но и изменила менталитет. Ее стали интересовать история искусства, предметы старины и художественные ценности. Во всяком случае ее самообразование имело вполне определенную цель… Ну а Дрю… что, интересно, движет им?

— Вот и отстань, — процедил он сквозь зубы и провел ладонью по странице с репродукцией картины «Танец Жизни».

Прекрасная вещь! Если бы художник был еще жив, Дрю с удовольствием пожал бы ему руку. Этот парень Мунк был несчастлив в любви. На картине он изобразил самого себя танцующим с девушкой в красном платье, в которую был влюблен, а за их танцем наблюдали со стороны две женщины — одна в белом, символизирующая юность и чистоту, а другая — в черном, символизирующая смерть.

Дрю показалось, что между Мунком и ним много общего. Художника так же, как и его самого, женщины высасывали подобно вампирам. В случае Дрю это была одна определенная женщина. А именно Анжела.

Когда Дрю перевел на нее взгляд, у Анжелы по спине поползли мурашки. Она ответила ему призывной ослепительной улыбкой. Ее возбуждало его желание.

— Может, расскажешь, что ты там такого интересного вычитал? — лениво проговорила она и, потянувшись, взглянула на свои идеально накрашенные ногти.

Дрю вспыхнул и захлопнул книгу.

— Ну, Дрю, ты ведешь себя как ребенок.

Он сидел неподвижно, ненавидя себя за то желание, которое Анжела разжигала в нем, и за ту власть, которую она над ним имела.

— Настенные лампы… — начал он.

— Ты хочешь сказать — бра?

— Да, бра. Они французские?

— Верно.

— И люстра?

— Правильно.

— А вот и нет!

Дрю встал, и ее глаза жадно пробежали по его обнаженному телу. Желание с новой силой охватило ее. В который раз она недоумевала, размышляя над тем, что же так привлекало ее в нем. Она тихо вздохнула. Увы, это, конечно, не может продолжаться. Очень скоро Дрю придется уйти. Она договорилась провести этот уик-энд с Доджи.

— Да, ты прав.

Он остановился перед очень ценной вазой.

— Модерн?

— Да, — подтвердила Анжела.

— Но не французский.

— Правильно, немецкий. Однако стили очень похожи.

Анжела одобрительно похлопала в ладоши.

— Расскажи мне об этом.

Из ее груди вырвался глубокий вздох.

— Давай сейчас не будем об этом, — сказала она, вдруг почувствовав скуку.

— А я хочу знать! — упрямо сказал он.

— Ради Бога, отстань! Сейчас не время для лекций по искусствоведению!

Дрю нахмурился.

— Но мне это очень нужно, — настаивал он. — Можешь ты это понять или нет?

— Нет, не могу. Я вообще не понимаю, с чего это ты стал всем этим интересоваться?

— Значит, ты все еще держишь меня за неотесанного дурака, у которого нет никакого будущего? Так или нет?

Именно так она к нему и относилась. За исключением того, что страстно его желала. Желала, несмотря на все то, что говорила. Вот и теперь он смотрел на нее и понимал, что она хочет его.

Несколько секунд Анжела молчала и только смотрела на него с едва сдерживаемой яростью. Поскольку он стоял, не двигаясь, она сама встала и медленно подошла к нему.

— Мистер, как вас там… — многозначительно проговорила она. — Ведь ты никогда не открывал мне своего настоящего имени. А, Дрю?

Он улыбнулся. Но это была очень недобрая улыбка.

— Если ты мне расскажешь об этой вазе, я скажу тебе мое настоящее имя.

Она пристально взглянула на него, а потом с улыбкой прикоснулась наманикюренным ногтем к его подбородку и стала медленно опускать палец все ниже — от подбородка к груди, животу. И еще медленнее — к черным курчавым волосам в паху и его восстающей мужской плоти. Дрю перевел дыхание.

— Этого парня, который ее сделал, звали Иоганн Лойц, — тихо сказала она. — Что еще?

— А в каком году?

Анжела обхватила его член ладонью.

— В самом начале века.

— А стиль?

Дрю тяжело задышал, потому что ее рука начала ритмично двигаться вверх-вниз.

— Стиль? — повторила она хрипло. — Ну это совсем просто. Нетрудно запомнить, потому что это все тот же модерн.

Анжела не переставала действовать рукой до тех пор, пока он не застонал.

— Чувственные линии, Дрю, — продолжала Анжела. — Напоминающие женские. Все эти изгибы и округлости. Очень похожи на спелые сочные фрукты. Одна линия плавно переходит в другую…

Она отпустила его. Стараясь сохранить самообладание, он показал пальцем на одну из деталей вазы, словно это могло помочь успокоиться.

— А это?

— Ты прекратишь или нет?

Ее голос стал глухим, и в нем явственно звучали восхищенные нотки.

— А это? — упрямо твердил он.

— О, это излюбленная манера художников того времени. Так называемая «откровенная»… — Когда их взгляды встретились, Анжела замерла. — Пурпурные цветы и тонкие стручки, полные семян. Считалось, что они обладают волшебными свойствами.

— Это имеет отношение к магии, да?

— Ох, Дрю, хватит! — вдруг сказала она.

— Хватит — что?

— Вот это самое. — Она показала на вазу и на книгу. — Это совершенно тебе не идет.

— Какого черта! — с горечью произнес Дрю. — Откуда ты можешь знать, что мне идет, а что нет?

— Ради всего святого… — проворчала она. — Можешь взять эту вазу себе на память. Как прощальный подарок…

— Что ты хочешь этим сказать, черт тебя подери?

Анжела раздраженно покачала головой. — Послушай, раз уж мы начали обсуждать «откровенную» манеру в искусстве… — со вздохом начала она, — самое время и мне поговорить с тобой откровенно. Давай начистоту, определимся раз и навсегда…

— Не хочу ничего слышать! — вдруг воскликнул он и зажал уши ладонями.