Грехи Матери

Имико никуда не уехала. Напротив, она вызвала настоящий переполох в моей маленькой деревушке. Для начала она откровенно флиртовала с Атаниалом. Она положила руку ему на грудь, запрокинула голову в ужасно фальшивом смехе, от которого взъерошились ее волосы и обнажилась длинная бледная шея, а затем фыркнула. Большинство людей, когда фыркают, издают звук, похожий на хрюканье свиньи, но Имико всегда умела это делать, и это было восхитительно. Это явно возымело желаемый эффект, поскольку Атаниал ухмыльнулся, как волк, радующийся свежей добыче. Мира, молодая женщина, которая бросалась на Атаниала чуть ли не ежедневно с детства, сидела рядом со своим ведром для мытья посуды и смотрела на него с такой силой, что это произвело впечатление даже на меня. Тем временем Грек одел рубашку, что никогда не было хорошим знаком. Он был занят тем, что таскал поленья для рубки и бросал в сторону Имико страдальческие взгляды, как щенок, которого хозяин бросил ради более молодого щенка. Безответная любовь подобна только что сорванной розе; на нее приятно смотреть издалека, но если ты будешь держать ее неправильно, то, скорее всего, получишь маленький укол.

Я подошла к костру и со стоном уселась на бревно. Подошла Цера, положила в миску остатки рагу и протянула ее мне.

— Твоя дочь...

— Выворачивает мою жизнь наизнанку, — проворчала я. Я бросила взгляд на Церу и увидела, что она хмуро смотрит на Имико. — Она делает это нарочно.

— Почему?

— Она хочет, чтобы я уехала с ней, и считает, что лучший способ сделать это — разрушить мою жизнь здесь. — Я закрыла глаза и хотела обхватить голову руками, но у меня была только одна рука, и в данный момент она держала миску с рагу.

— Сильва, — сказала Цера спокойным, но твердым, как кованое железо, голосом. — Заставь ее остановиться. Мне не нравится изгонять людей из деревни, но все видят, что она хочет причинить неприятности. — Она замолчала и вздохнула. — Во всяком случае, все, кроме Атаниала. Мальчик может думать только о том, чтобы замочить свой клювик.

Я открыла глаза и поставила тарелку с рагу на землю, наконец встретив холодный взгляд Церы.

— Она сегодня уедет, — сказала я. — Я позабочусь об этом.

Я обдумала несколько различных подходов к разговору, пока направлялась к Имико, но в конце концов остановилась на резком, сердитом и повелительном. Когда сомневаешься, говори то, что ты знаешь лучше всего.

— Атаниал, — рявкнула я. — Ты пытаешься соблазнить мою дочь. Отвали.

Мальчик побледнел, что было впечатляюще, учитывая его темный цвет кожи, а затем умчался, как заяц из капкана. Имико посмотрела ему вслед, затем повернулась ко мне с насмешливой улыбкой.

— Тебе здесь больше не рады, Имико, — сказала я.

Улыбка исчезла с ее лица, а вместе с ней и молодость. Внезапно Имико стала выглядеть на все свои годы. Я заметила морщинки в уголках ее глаз и на шее.

— Ты правда собираешься остаться? Позволить мне самой найти Сирилет?

— Она уже достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе, Имико.

Имико фыркнула. Не очаровательно, но зло.

— Сири убежала не для того, чтобы побыть одной, и она не гоняется за мокрой промежностью. И, по-видимому, она не ищет тебя. — Она огляделась и обнаружила, что большая часть деревни остановилась, чтобы поглазеть на нас. Они, вероятно, не могли нас слышать, но все равно. — Она целеустремленная, Сильва. Я не знаю, что именно она задумала, но, что бы это ни было... — Она снова замолчала. — С тех пор, как ты ушла, Сири стала хуже. Намного хуже.

— Что уж такого плохого она может сделать? — спросила я, отчаянно пытаясь погрязнуть в невежестве.

— Ты имеешь в виду, кроме того, чтобы причинить себе боль? — спросила Имико. Она нахмурилась, глядя на что-то позади меня. — Может быть, тебе она больше и не дорога, Эска, но мне она дорога.

— Это нечестно, — прошипела я. Я услышала тяжелые шаги по земле позади себя. Услышала, как некоторые из моих друзей начали перешептываться, и на этот раз не обо мне.

— Кроме того, — продолжила Имико, по-прежнему глядя мимо меня. — Ты хочешь знать, что самое худшее она может сделать? Спроси себя о самом худшем, что ты чуть не совершила. Я отчетливо помню армию монстров, и как ты решила использовать ее, чтобы уничтожить целую империю. — Я тоже это помнила. Я помнила, как Имико оттащила меня от края пропасти, пока не стало слишком поздно. Но теперь рядом с Сирилет не было Имико, так кто же сможет оттащить мою дочь?

— Маршал, — услышала я голос Церы. — Что происходит?

Тогда я отвернулась от Имико, и у меня внутри все сжалось. Мне показалось, что небо потемнело, что Слезы Лурсы грозят пролиться на нас дождем и разрушить все, что я знала, все, ради чего я работала, все, что я создала для себя здесь. Маршал Аракнар вернулся в Райсом, и я уже знала, что он здесь не для того, чтобы забрать своего аббана. За его спиной было множество солдат, все в доспехах, и я могла предположить, что два человека рядом с ним были его коллегами, Хранителями Источников. В них чувствовалось что-то особенное. Странно, но иногда это можно понять, просто взглянув на человека. Это проявляется в том, как они держатся — обособленно, отчужденно и уверенно, из-за в своей силы. Это проявляется и в том, как они смотрят на тебя, оценивая, на что ты способна, сравнивая это с тем, что, как они уже знали, они могли бы сделать.

— Черт, — произнесла я достаточно тихо, чтобы только Имико услышала меня из-за шума. Мои подозрения только подтвердились, когда я пошла к маршалу и его свите, остановившихся недалеко от центра Райсома. Я увидела, как солдаты за его спиной нервно переминаются с ноги на ногу. Невозможно было не заметить, как Хранители Источников разминают пальцы, готовясь использовать свою силу. Под пончо я нащупала собственный мешочек с Источниками и ободряюще сжала его.

Маршал уставился на меня. Исчезли улыбки, с которыми мы глядели друг на друга несколько дней назад. Дружеские шутки, которыми обменивались два человека, которые полагались друг на друга, чтобы выжить в самой сложной ситуации, которую только можно себе представить. Маршал Аракнар уставился на меня стальными глазами, и его челюсть дернулась под идеально ухоженной бородой. Он открыл рот, чтобы заговорить, но я оборвала его, не желая уступать ему эту власть.

— Не делай этого, маршал, — сказала я. — Пожалуйста. — Я могу сосчитать по пальцам — и, напоминаю тебе, у меня только одна рука, — сколько раз в своей жизни я говорила пожалуйста. Некоторые люди так часто бросаются этим словом, что оно теряет всякий смысл. Но не я. Я пользуюсь им так редко, что оно сохраняет свой вес и силу. Пожалуйста. Это не просто просьба, это мольба. Это мольба о пощаде, а я ненавижу просить.

— Они заслуживают того, чтобы знать, — резко сказал маршал. Он оторвал от меня взгляд и обвел им жителей деревни, как пастух свое стадо, чтобы убедиться, что никто не отбился от стада. — Они все заслуживают того, чтобы узнать, какого монстра они укрывают. — А затем он вернул мне злобный взгляд. — И ты заслуживаешь того, чтобы заплатить за свои преступления, Эскара Хелсене.

Его слова поразили меня гораздо сильнее, чем любой удар, и, поверь мне, меня били очень сильные люди. Я пошатнулась от этого удара и погрузилась в тишину, которая прозвучала громко, как раскат грома. Слезы защипали мне глаза, и я закрыла их, чтобы переждать надвигающуюся бурю в темноте.

— Не будь дураком, парень. Это Сильва. — Я узнала этот голос. По, деревенская стражница, которую я научила читать и писать и за которой ухаживала, когда ее покусала дикая кошка. Я готова была расцеловать ее за то, что она заступилась за меня.

— Ага, полная чушь. — Это был Онарон, который был едва ли старше мальчика, когда я его встретила, весь в грязи, и гордо заявлял, что однажды станет солдатом. Я научила его читать. Теперь он был учителем, любителем книг и посвятил себя передаче своих знаний деревенским детям. — У многих людей только одна рука.

— Кто такая Эскра? — Детский голос. Йори, которому я помогла появиться на свет.

— Королева-труп, — сказала мать Йори, Дори, которая, возможно, умерла бы при родах, если бы не я.