Грехи юности
Шрифт:
— У тебя очаровательная жена, — бросил Джоргенсон Джейку, убирая руку с его плеча и взгляд с ее груди. — Она поедет в Напу?
— Боюсь, что нет, Эрик, — ответил Джейк.
— Но в это время года там чудесно, — разочарованно протянул он и повернулся к Джинни:
— Может, передумаете?
Джинни отхлебнула глоток мартини. Хотелось крикнуть:
«Да пошел ты к черту! Меня уже тошнит и от тебя, и от всей этой светской болтовни!», но вслух она сказала:
— Очень жаль, но я не могу бросить свою благотворительную деятельность.
— А какой именно благотворительностью вы занимаетесь? — удивленно спросил он, приподняв широкие брови.
Джинни
— Детьми, — поспешно проговорила она. — В основном детьми.
— Должно быть, вы получаете от этой деятельности истинное удовлетворение, — заметил Джоргенсон.
— Эрик, — поспешно вмешался Джейк. — Вон стоит Раймонд Флинт, наш будущий редактор. Пойдем, я хочу вас познакомить. — Он повернулся к Джинни. — Надеюсь, ты извинишь нас, дорогая?
И Джейк взял Джоргенсона под руку.
— Было приятно познакомиться, — проговорила она и добавила:
— Эрик.
— Если передумаете, буду счастлив показать вам свои виноградники.
Мужчины удалились.
Некоторое время Джинни смотрела им вслед, потом снова взглянула на бармена. Он что-то смешивал в шейкере для коротышки в дурацком парике. Небрежной походкой Джинни направилась к столику с закусками.
Похоже, устроители вечера решили сэкономить на официантах, решила она. Должно быть, в Лос-Анджелесе они совсем недавно, сделала вывод Джинни, осматривая критически столик. И тут же подумала, что придется торчать здесь не меньше часа, прежде чем Джейк предложит ей ехать домой.
Повесив свою изящную сумочку с серебряным ремешком на плечо, она взяла клубнику, обмакнула ее во взбитый йогурт и стала пробираться сквозь толпу к бару. Стоя за спиной человечка в парике, Дженни смотрела на бармена до тех пор, пока глаза их не встретились.
Не отрывая от нее взгляда, он протянул коротышке два бокала. Джинни поднесла клубнику к губам и начала медленно слизывать белый крем — сначала вокруг, потом вдоль ягоды. Бармен улыбнулся.
— Чем могу служить? — спросил он.
Джинни молча взяла своими полными губами кончик ягоды и принялась всасывать ее нежную мякоть, не спуская глаз с лица бармена, хотя ей больше всего хотелось взглянуть вниз, на его брюки, проверить, насколько он возбужден. Потом она вынула ягоду изо рта, облизала губы и медленно высунула кончик языка, тряхнула темноволосой головой. И все это без улыбки, с серьезным видом.
После подобных забав ей почему-то всегда хотелось в туалет. Поэтому она отправилась на поиски ванной комнаты.
Ванную комнату она нашла быстро — просторная, отделанная красным, желтым и оранжевым. Вполне в современном духе. Джинни закрыла за собой дверь и бессильно прислонилась к стене. На лбу выступили капельки пота.
Провела рукой по телу — от крутых бедер до высокой груди — и горделиво улыбнулась. Затем, запрокинув голову, расхохоталась.
Дверь бесшумно открылась. Вошел бармен, закрыл за собой дверь и собрался было запереть ее.
— Не нужно, — задыхаясь, проговорила Джинни. — И давай потише.
Улыбнувшись, он убрал с замка руку и поддернул брюки. Джинни бросила взгляд на ширинку. Так и есть, возбужден до крайности. Он подошел к ней вплотную. Тряхнув головой, она снова выпятила нижнюю губу и медленно подняла юбку. Обхватив за талию, бармен легко поднял ее и усадил на туалетный столик. Джинни с готовностью раздвинула ноги.
Он принялся расстегивать молнию на брюках, но она остановила его, и, приподняв подол своего
шелкового платья, потянула его руку к своим бедрам. Он моментально понял, что от него требуется.Пальцы у него оказались большие, сильные и нежные.
Джинни не сводила взгляда с его глаз. Он осторожно касался средоточия ее страсти. Она сдавленно застонала. Улыбнувшись, он быстро наклонился и коснулся языком того места, где только что находились его пальцы. Джинни едва не закричала от восторга. Она исступленно задвигалась в медленном ритме. Еще, еще… Дыхание прерывалось, во рту пересохло. Он становился все более требовательным, все более решительным. По ее телу прокатилась волна блаженства.
Внутри словно что-то взорвалось…
— О Господи! — послышался вопль бармена.
Джинни глянула вниз. Она описала ему лицо.
Зажимая рот рукой, она принялась хохотать. Вид у него был потешный: на лице недоумение, а по подбородку стекает желтая жидкость.
— Ах ты, дрянь! — закричал он, отталкивая Джинни.
Тщетно пытаясь сдержать смех, она сползла со столика.
— Извини.
Нажав на красную ручку крана, бармен принялся мыть лицо, одновременно ругая ее неприличными словами.
Вытерев оранжевым полотенцем подбородок, он бросил его в раковину и поспешил к двери, выпустив на прощание последнюю очередь площадной брани.
Не переставая смеяться, Джинни глянула на себя в зеркало. «Ну что ж, — подумала она. — Начало положено.
Паршивенькое, правда, могло бы быть и получше».
Внутри нарастала знакомая тошнота. Джинни закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь побороть это ощущение. «Черт бы его побрал, — подумала она. — Нужно просто забыть». Открыв глаза, подкрасила губы и попудрилась.
Гордо вскинув голову, она перебросила через плечо ремешок своей изящной сумочки и вернулась в гостиную.
Она прошлась по гостиной, избегая смотреть в сторону бара. Мужчины продолжали беседовать о чем-то в уголке.
Джинни оглядела комнату оценивающим взглядом: ничто не ускользнуло от ее внимания — ни натянутые улыбки престарелых особ, тщетно пытавшихся вернуть себе молодость косметическими средствами, стоившими целое состояние, ни плотоядные взгляды подвыпивших старичков в сторону немногочисленных юных созданий, ни откровенные позы последних. «Вот на таких сборищах, — подумала Джинни, — которые нельзя проигнорировать и где важен не ты сам, а с кем из сильных мира сего знаком, и вершатся важнейшие дела». Ее мысли прервал громкий хохот, сопровождаемый пыхтением. Джинни обернулась. В укромном уголке сидела пара — молодая особа, поразительно похожая на новомодную актрису, и известный старый развратник. Потрепав девушку за подбородок, он провел пальцем по ее шее, потом спустился ниже — в глубокую ложбинку на груди. Ответом на этот бесцеремонный жест был новый взрыв смеха. Джинни наблюдала за разыгравшейся сценкой и в очередной раз сделала неутешительный вывод: жизнь — сплошной обман.
Она подошла к столу, уставленному закусками, положила на тарелку краба и несколько ломтиков авокадо и направилась к раздвижным стеклянным дверям, попутно размышляя над тем, что никогда не видела, чтобы кто-то ел здесь нормальную еду, хотя живет она в Лос-Анджелесе давно.
Она вышла на веранду и чуть не споткнулась о двух юных любовников-гомосексуалистов, исступленно целовавших друг друга. Это еще раз доказывало, что жизнь — дурацкая штука. Скинув туфли, с тарелкой в руке она спустилась по деревянной лестнице на пляж.