Греши и страдай

Это было долбаное чудо.

Надеюсь, теперь Клео поймет, почему я никогда не смогу уйти. Когда она умерла, я попытался заменить ее этим — посвятил себя тому, чтобы делать жизнь других людей намного лучше, чем моя когда-либо могла быть. Отдавая все. Отдавая больше.

И пока это не было сделано, я не мог отказаться от этого. Как бы сильно я ни хотел жить простой жизнью. Не иметь забот или сложных планов. Испытывать удовлетворение, а не одержимость. Чего бы я только не отдал, чтобы проснуться утром и думать только о том, в какой позе я возьму свою женщину и как долго.

Но это было глобально. Это было бесконечно. Это был мой долг.

— Да, но ведь это не твоя борьба? Это ответственность...

— Если мы не будем сражаться, то кто это сделает? — спросил я.

Я начал это путешествие, думая о мести как за своего отца, так и за систему, которая позволила ему разрушить мою жизнь. Но со временем мои цели изменились. Я стал менее эгоистичным.

Я хотел, чтобы у других были свобода и правда. И у меня были средства, с помощью которых это могло произойти. Глобальная система была настолько хрупкой, что ее легко испортили те, кто заботился только о себе. Вот почему я был экспертом по торговле иностранной валютой. Все, что требовалось, — это одна вводящая в заблуждение новость, или упоминание о войне, или неопределенность на рынке политиком в карманах какой-нибудь мега-конгломерации, и доллары колебались как сумасшедшие, позволяя знающим людям ворваться, зачерпнуть неисчислимые миллионы в торговле, а затем уйти. Инсайдерская торговля была широко распространена — и не только на валютном рынке, но и на всем, что известно гребаному человеку.

Акции. Топливо. Изменение климата. Недвижимость. Медицина.

Всем этим руководили кукловоды, у которых не было моральных ориентиров.

Продажные.

Мир был чертовски коррумпирован.

Клео так и не ответила на мой вопрос, поэтому я сделал это за нее.

— Если никто не будет бороться, будет только хуже. Наш долг — встать сейчас… пока не стало слишком поздно. Люди в отчаянии — точно так же, как я был до того, как Уоллстрит помог мне. Но я это изменю. Если я смогу.

Клео переводила взгляд с меня на Самсона.

— И ты хочешь быть в центре внимания? Ты хочешь быть... кем? Политиком?

Моя головная боль усилилась.

— Нет, я не хочу этого. Мысль о том, что я могу стать объектом насмешек и скандалов, — это последнее, чего я хочу.

— Тогда зачем? — наморщила лоб Клео. — Зачем выставлять себя напоказ? Зачем делать то, чего ты не хочешь, когда ты через столько прошел?

Я мягко улыбнулся.

— Я начал это, когда мне было нечего терять. Я посвятил свою жизнь помощи другим, надеясь найти ценность для себя, поскольку у меня больше не было тебя.

Она ахнула.

— Я планировал это годами, Лютик. Несмотря на то, что теперь у меня есть все, что я когда-либо хотел, я не могу отвернуться от того, что помогло мне пережить те самые мрачные дни. Я не могу отказаться от помощи другим обрести счастье и равенство. — понизив голос, я спросил: — Ты понимаешь?

Ее зеленые глаза заблестели. Любовь, сиявшая в них, была бесконечной, снова разрушая мое сердце.

— Я… я понимаю, — расправила плечи Клео. — Я с тобой на каждом шагу. Чем я могу помочь?

Моя душа наполнилась благодарностью. Мне чертовски сильно захотелось поцеловать ее.

— Пока ничем. Я просто хотел, чтобы ты знала, что нас ждет в будущем. Уоллстрит скоро выйдет. И тогда это будет во всех новостях.

Самсон прочистил горло, избавляясь от жестокой честности и меняя тему на менее серьезную.

— Ты не против, если я дам знать Дункану и Спирс, чтобы они начали?

Я кивнул.

— Вперед.

Разглаживая брюки, Самсон встал. Он поморщился, когда его ноги хрустнули.

— Что ж, в таком случае, я возвращаюсь на вечеринку. Не думаю, что нам нужно что-то еще подтверждать, но если это так, я пришлю тебе зашифрованное письмо.

Я встал и пожал руку сенатору, с которым Уоллстрит сказал мне связаться. Мои наставления не закончились, когда меня выпустили из тюрьмы — они только начались. Я приехал из штата Флорида, презирая судебную систему и все, что связано с бюрократами, но через Самсона и Уоллстрита я познакомился с мужчинами и женщинами, которые тоже хотели перемен — они просто не знали, как это сделать.

— Оставайся и общайся. Привлеки на свою сторону еще несколько пиявок, — Самсон засмеялся и наклонился, чтобы поцеловать Клио в щеку. — Приятно познакомиться, мисс Прайс.

Клео встала, выглядя грациозно, как гребаная балерина на своих каблуках.

— Спасибо, сенатор. Не могу передать, какое облегчение, наконец, получить ответы на некоторые вопросы.

Взгляд Самсона смягчился.

— Совершенно никаких проблем. И, пожалуйста, зови меня Джо. Думаю, мы все общаемся по именам.

Подойдя и встав рядом с Клео, я спросил Самсона:

— Ты поговоришь с другими членами кабинета? Расскажешь им про Уоллстрита?

— Первым делом в понедельник я пройдусь по тому, что мы обсуждали, и начну кампанию. Первая реклама выйдет в эфир в прайм-тайм, и тогда мы возьмемся за дело, — открыв дверь, Самсон снова оглянулся. — Как только у меня появятся дополнительные средства, все системы заработают на полную мощность.

— Хорошо.

Самсон быстро отсалютовал нам и исчез.

В тот момент, когда он вышел из комнаты, воздух наполнился вопросами — и все они исходили от Клео.

Схватив ее за запястье, я сказал:

— Я знаю, нам многое нужно обсудить. Но прямо сейчас мне нужно кое-что сделать.

Мой член запульсировал в брюках, как это было на протяжении всего собрания. Моя головная боль усилилась до такой степени, что я не мог ясно мыслить, а алкоголь не улучшил моего затуманенного зрения.

Мне требовалось обезболивающее, и я знал, как его получить.

— Что сделать?

Я прижал ее к себе.

— Я имел в виду то, что сказал раньше. Я хочу, тебя здесь.

Она задрожала в моих объятиях.

— Тут, наверное, повсюду камеры, — пытаясь отстраниться, она с трудом выдавила улыбку. — Ты не можешь подождать, пока мы вернемся домой?

Я зарычал и укусил ее за шею.

— Без шансов. Не сейчас, когда ты в этом невероятном платье, а твои волосы просто умоляют, что я сжал их в кулак, пока я вбиваюсь в тебя.

Она замерла, ее кожа вспыхнула от жара.