Грешки

Вернувшись в Бренфорд, Алекс вошел в фойе и сразу услышал гомерический хохот зрителей, но подавил искушение незаметно проскользнуть в зрительный зал и понаблюдать за происходящим. А вдруг публика смеется не над остроумными репликами, а над самим драматургом?

Алекс взглянул на часы. До конца спектакля оставалось десять минут. Напрасно он пригласил к себе всех участников после премьеры. В старых фильмах нередко показывали, как это бывает: собравшиеся мрачно и смущенно наблюдают за неудачливым драматургом, который напивается и отпускает злобные и плоские шутки.

Последние десять минут тянулись бесконечно долго, и Алекс ходил взад-вперед по коридору. Ничто не нарушало тишину в зале. «Ох, пропади все пропадом, — подумал он. — Значит, » все еще хуже, чем можно было предположить. Пьеса провалилась». Алекс прислушался, ожидая, что из зала донесется свист и топот ног.

И тут произошло невообразимое. Занавес опустился, и раздался гром аплодисментов. Актеры вышли на сцену, и аплодисменты загремели еще громче. Потом публика начала кричать, требуя автора. Алекс как во сне поднялся на сцену. Участники спектакля поздравляли, обнимали и целовали его. Муки и страхи рассеялись.

Пьеса имела несомненный успех.

— Эй, парень, потрясающее зрелище!

— Великолепно, Сейдж, просто великолепно!

— Черт побери, это действительно остроумная пьеса.

Уверен, что Йельский драматический театр тоже захочет поставить ее.

За кулисами, окруженный почитателями, Алекс погрузился в знакомую стихию. Давно уже он не испытывал такого удовлетворения! Ему впервые удалось воплотить свой замысел так, как хотелось.

— Бродвей через пять лет. Договорились? — Рауль Роджерс обнял его.

Алекс рассмеялся:

— Понял. Может, раньше, если мне повезет.

— Не скромничай, Алекс. Тут дело не в одном везении! Главное — талант. — Лидия в черном декольтированном платье, с трудом отделавшись от поклонников, подошла к Апексу.

— Спасибо, Лидия. Мы с Раулем всегда готовы принять тебя в актерскую труппу на Бродвее, — Алекс поцеловал ее. — Однако полагаю, ты окажешься там раньше, чем мы. Твоя игра великолепна!

— А ты откуда знаешь? — спросил Рауль и, наклонившись к Лидии, громко прошептал:

— Алекса не было в зале. У него на нервной почве заболел живот, и он не видел второго акта.

— О чем это ты? Мне просто захотелось глотнуть свежего воздуха, а нервы у меня крепче, чем Форт-Нокс.

Вот Рауль, например…

— А у Рауля в это время так разыгрались нервы, что он порвал за кулисами текст пьесы в клочья, — засмеялась Джуно.

— А я-то считал, что у нас бесстрашный режиссер! А как чувствовала себя наша премьерша? — спросил Алекс.

— Я никогда не отличалась храбростью. Пока не выйду на сцену, не могу ни есть, ни спать. Меня преследует страх, что забуду роль.

— Кстати, работа осветителя — тоже нелегкая, — вставила Джуно. — Держать световое пятно на премьерше и помнить порядок реплик, когда актеры путают текст, весьма напряженное занятие. И что за удовольствие получают люди в театре?

Все дружно рассмеялись и, обменявшись рукопожатиями, торжественно поклялись переключиться на занятия высокой наукой.

В комнате Алекса, которую он снимал вместе с Брюсом Хопкинсом, собрались молодые люди, похожие на хиппи. Слух о вечеринке распространился молниеносно. Кроме юношей и девушек, увлеченных театром и литературным творчеством, здесь появилась самая разношерстная публика, осведомленная о том, что Алекс угощает отличным вином, хорошей «травкой» и отменной закуской. Письменный стол Алекса, обычно заваленный бумагами, освободили, и теперь на нем лежали копченый лосось, хлеб, сыры и холодные мясные закуски, доставленные посыльным из Нью-Йорка с поздравлениями от Кэсси Сейдж-Тревиллиан.

Джуно на вечеринке появилась поздно, и не одна, а со своим приятелем Хоппи Джонсом, студентом факультета искусств и гомосексуалистом. С недавних пор она отлично проводила время с этим безопасным для нее парнем, когда поблизости не было его приятелей.

— Что ж, лучше поздно, чем никогда! — воскликнул Алекс, неся поднос с пластмассовыми стаканчиками и бутылкой вина.

— Нам, рабочим сцены, пришлось задержаться и все прибрать. Ведь знаменитые драматурги этим не занимаются. — Джуно поцеловала Алекса. — Прими мои поздравления. Здесь, далеко от Бродвея, ты всем очень понравился. — Она представила ему Хоппи, и Алекс налил им вина. Хоппи заметил в комнате одного из своих любовников и быстро подсел к нему.

Алекс обнял Джуно.

— Наконец-то ты одна, — улыбнулся он. — Твой приятель к тебе не пристает?

— Не смеши меня, Алекс. Я начала поститься.

— А я-то надеялся, что у нас с тобой намечается интрижка!

У Джуно екнуло сердце, но она сказала себе, что Алекс, наверное, просто в игривом настроении, ибо опьянен успехом и вином.

Кто-то положил руку ей на плечо. Джуно, обернувшись, увидела Макса Милтона и почувствовала смятение. Уже несколько недель Макс чудился ей за каждым углом, и она, выходя на улицу, всякий раз с опаской окидывала взглядом университетский двор, надеясь избежать встречи, если заметит его издали. Зрачки у небритого Макса были расширены.

— Ты последнее время почти недоступна, — не вполне внятно пробормотал Макс. — А я искал тебя.

— Неужели? — Джуно быстро огляделась. К кому бы подойти?

— Да, — продолжал Макс. — Ты все же настоящая сучка.

Девушка видела, что он так же враждебен, как и в тот последний вечер, и боялась, что Макс спровоцирует скандал.

— Думай что хочешь, Макс.. — Джуно направилась прочь, но он грубо схватил ее за плечи. — Возьми себя в руки и оставь меня в покое. Я не хочу сейчас разговаривать с тобой.

— Вот как! — воскликнул Макс. — Ты предпочла бы трахнуться? Ведь в этом деле ты мастак — трахнуться и смыться. — Обычно бледное лицо Макса побагровело.

Между тем собравшиеся уже обратили на них внимание.

Он окинул взглядом гостей.

— Хотите кое-что узнать об этой проклятой амазонке? Она меня использовала… желая получить удовольствие. Она…

— Замолчи, Макс. Это не правда! — Взбешенная Джуно размахнулась и изо всех сил ударила Макса. Стакан с вином, который она держала в другой руке, упал, залив ее лиловый замшевый костюм и ковер. Макс с трудом устоял на ногах — его поддержали два его длинноволосых приятеля, Джуно увидела, что из разбитой губы Макса сочится кровь и он растерянно таращит глаза.

— С ним все в порядке… просто оглушен, — заметил кто-то.

— Давай отведем его домой, — предложил один из его приятелей, с сочувствием посмотрев на Джуно. — Макс ничего не соображает, к утру и не вспомнит, что произошло. Я ему скажу, что он ввязался в драку в «Мори».

Они потащили Макса вниз по лестнице.

Джуно словно приросла к полу. Дыхание у нее участилось, а колени дрожали. Девушке хотелось провалиться сквозь землю, а между тем окружающие похлопывали ее по спине, комментируя инцидент: