Грешница и кающаяся. Часть I

С трогательным благоговением смотрел Эбергард на каждую вещь в хижине своего воспитателя, в котором он привык видеть отца. Всякий предмет, до которого дотрагивался старик, был для него священным.

Тяжело было Эбергарду уносить эти вещи из старой хижины, близкой к разрушению, но он не мог ничего оставить: все, что находилось там, было ему одинаково дорого, одинаково близко. Похоронив своего верного воспитателя, единственного человека, которого он мог назвать своим, Эбергард взял с собою всю его старую утварь: стулья, шкафы, письменный стол — единственный ценный предмет во всем наследстве.

Мы знаем, что в то время Леона причиняла много горя Эбергарду, обманывая его самым беззастенчивым образом. Но у нее, был его ребенок, которого он не мог отнять, и ради него он перед отъездом из Европы прислал ей как святыню наследство старого Иоганна.

Тщеславная графиня Понинская, в то время носившая еще фамилию фон дер Бург, но хлопотавшая уже о том, чтобы поменять ее на свое громкое родовое имя, конечно, осмеяла грошовую посылку Эбергарда и не сочла нужным беречь ее.

Да и не могла иначе поступить женщина, без угрызений совести отдавшая свое родное дитя чужим людям, чтобы без помех предаться страсти властвовать над людьми. Было бы неестественным, если бы Леона, обманывая мужа, с любовью приняла это воспоминание о днях его юности. Люди, подобные ей, неспособны на глубокие чувства; ради своих эгоистических расчетов они готовы пожертвовать всем и всеми.

Если даже допустить, что Леона действительно любила молодого итальянца, с которым обманула мужа, то и тогда можно утверждать, что эта любовь была только первым проявлением страсти, разгоревшейся позже, после знакомства с камергером Шлеве. Она не столько любила этого итальянца, сколько радовалась, видя его коленопреклоненным перед ее красотой!

Не заботясь о сохранности наследства Иоганна, Леона раздарила стулья и шкафы прислуге, оставив себе только письменный стол, конечно, не на память об отшельнике, которого она знала в юности, а потому, что этот стол своей искусной старинной резьбой обращал на себя внимание всех посетителей салона тщеславной графини. Старая графиня, мать Леоны, к тому времени истратила свое громадное состояние, теперь она была так бедна и так низко пала, что молодая графиня стыдилась называть ее своей матерью.

И когда пропавший без вести Эбергард завоевал себе славу и богатство в отдаленных частях света, приобретая своей энергией и отвагой громкое и благородное имя, Леона, казалось, по стопам матери готова была взяться за суму, расточив последние остатки своего когда-то большого состояния.

Но графиня Леона Понинская, дочь властолюбивого корсиканца, дух которого она отчасти унаследовала, искала и нашла случай удовлетворить свою страсть к господству, а вместе с тем и к богатству.

Когда у нее не стало средств, чтобы блистать в обществе под именем графини Понинской, она решилась пристать перед этим самым обществом в обличье мисс Брэндон, давая не виданные до тех пор представления.

Леона играла со львами, купленными ею на остатки средств, как с котятами. В глазах этой женщины была какая-то магическая сила. Она одним взглядом могла укротить царей пустыни и заставить их смиренно лежать у своих ног.

Распродав все свое имущество, Леона сохранила по какой-то странной случайности письменный стол Иоганна. Она так привыкла к нему, что оставила его у себя даже и после того, как снова разбогатела. Она купила роскошный дворец в столице, где мы уже однажды побывали вместе с принцем и его тенью. Леона и теперь, будучи аббатисой Гейлигштейнского монастыря, владела этим великолепным дворцом.

А письменный стол старого Иоганна, это чудесное наследие прошлых веков, стоял во дворцовой зале рядом со спальней графини Ионинской, убранной с восточным великолепием и роскошью. Это был тот самый салон, где мы уже однажды видели прекрасную Леону, когда она, утомленная танцами и музыкой, полулежала на диване с бокалом шампанского в руках.

Незадолго перед той ночью, когда она упомянула Шлеве об открытии документа, Леона ожидала у себя во дворце приора монастыря. Он должен был доставить ей кое-какие сведения; она желала завлечь его в свои сети, так как он был человеком благородного происхождения, пользовался известным влиянием в определенных аристократических кругах и был в родстве со многими влиятельными духовными лицами в Риме.

Она была почти уверена, что этот приор, господин фон Шрекенштейн, надев рясу, не совсем отказался от своего прошлого и по-прежнему принадлежал к числу тех, кто преклоняется перед красотой.

Ожидая поздно вечером посещения приора, Леона готовилась принять благочестивого брата как можно лучше. И хотя она надела темную монашескую рясу, под нею скрывался обольстительный, хотя и недорогой туалет. Белое шелковое платье облегало ее роскошный стан, соблазнительно обрисовывало высокую грудь, дивные мраморные плечи были обнажены, придавая Леоне неотразимую прелесть. По ее приказанию был сервирован роскошный, изысканный стол. Здесь же, в ярко освещенной зале, украшенной цветами, стоял и письменный стол старого Иоганна.

Леона осмотрела все приготовления и только тогда вышла навстречу монаху, уже догадавшемуся о расположении к нему прекрасной аббатисы. Барон фон Шрекенштейн взялся за поручение к Леоне, как за средство достичь своей цели; он очень скоро сообщил ей все нужные сведения и встал, чтобы откланяться.

Аббатиса пригласила его разделить с нею ее скромную трапезу, и благочестивый брат, конечно, не мог не согласиться на ее предложение, заранее предвкушая удовольствие от ужина наедине с прекрасной аббатисой.

— Я не могла тебе доставить никакой радости в монастырских стенах,— заговорила она, сопровождая свои слова столь же покорным, сколь и кокетливым взглядом,— но здесь я могу доказать, как велико мое желание идти с тобой рука об руку.

— Ты ко мне слишком благосклонна, благочестивая сестра! Признаюсь, мне очень нравится этот светский дом, который ты добровольно сменила на монастырскую келью.

— Пойдем со мной, оставь тут свою рясу, она будет мешать тебе.

— Позволь мне остаться в ней, благочестивая сестра, я сниму только капюшон, но ты не обращай на меня внимания! Если тебе жарко и тяжело в темной рясе, сними ее, я помогу тебе.

Приор галантно помог Леоне снять рясу и с нескрываемым удовольствием осмотрел ее прекрасный стан, освобожденный от некрасивой одежды. Красота Леоны пробудила грешные желания в еще молодом и страстном монахе. Леона провела его в изысканно отделанную залу и пригласила к столу, убранному цветами и плодами в дорогих китайских вазах. Кокетливо одетые девушки подавали изысканные яства и дорогие вина.

Приор с видом знатока хвалил и кушанья, и напитки. Когда же он остался с глазу на глаз с прекрасной Леоной и вино помогло ему отбросить последнюю сдержанность, он приподнял свой стакан, чтобы чокнуться с обольстительной хозяйкой и пожелать ей счастья.

Опытная аббатиса скрыла торжественную улыбку. Она чувствовала, что с каждой минутой приобретала над приором все большую власть: лицо его раскраснелось, глаза сверкали, показывая, как он возбужден. Она была уверена, что теперь может добиться от него всего, чего захочет, и что этот проводивший время в молитвах и, по-видимому, холодный человек будет лежать у ее ног, если того потребуют ее расчеты. Но она хотела неожиданным сюрпризом достойно заключить свое торжество и доставить благочестивому брату еще не изведанное им наслаждение.