Грешник

Ты имеешь ввиду то, зачем я вернулся.

Это не все, даже если сейчас так и ощущается.

— Я знаю, почему ты сделал это.

Неужели?

— Ты просто сделал это, чтобы говорить «Я — оборотень в Лос-Анджелесе».

Ты всегда говоришь мне, что вещи, которые я когда-либо делал, были для хорошей телепередачи в будущем, или что я говорю что-либо, потому что знаю, что это станет стоящим текстом позже, или делаю что-либо из-за того, как я выгляжу при этом. Ты так говоришь, будто у меня есть выбор. Информация поступает через мои глаза и уши, через мои поры, и мои рецепторы начинают подавать беспокойный сигнал, мои нейроны горят, словно порох, и со временем все попадает в мой мозг и выходит с другой стороны, это все превращается в разные пиксели или каналы, глянцевые или матовые. Я не могу изменить себя. Я — исполнитель, певец, оборотень, грешник.

Просто потому, что я пою это для толпы, не делает это неправдой.

Если мы останемся в живых, я скажу тебе истинную причину. И на этот раз тебе лучше поверить мне.

Я вернулся за тобой, Изабел.

Глава 1

КОУЛ•

f live: Сегодня с нами Коул Сен-Клер, вокалист Наркотики, который дает свое первое интервью после, ну, очень даже приличного перерыва. Два года назад он потерял сознание во время концерта и пропал прямо после этого происшествия. Абсолютно испарился. Копы прочесывали дно каждой реки. Фанатки плакали и создавали алтари. Но шестью месяцами позже была опубликована новость о том, что он находился в центре реабилитации. А после он просто ушел. И, похоже, скоро мы услышим новую музыку от любимого всеми американского рок-гения. Он только что подписал контракт с Бейби Норс.

— Ты любишь собак или щенков, Ларри? — спросил я, повернув голову, чтобы посмотреть в тонированное окно. Слева — ослепительно-белые машины. Справа — чернильно-черные. Скорее всего, мерседес, но, возможно, ауди. Их покрытие отбивает яркий солнечный свет, ослепляя. Пальмы возникают в пейзаже с неравномерными промежутками. Я был здесь. Наконец-таки здесь.

Как жителю Восточного побережья мне больше нравилось Западное. Оно было простым, чистым и неиспорченным ничем, как сама истина.

Мой водитель взглянул на меня в зеркало заднего вида. Его веки тяжелели над покрасневшими глазами. Он выглядел несчастным в своем костюме, который был ему совершенно не к лицу.

— Леон.

Мой телефон был как раскаленное солнце возле уха.

— Леон — не очень подходящий ответ на этот вопрос.

— Это мое имя, — сказал он.

— Конечно, — ответил я тепло. Теперь я уже не думал, что он выглядит как Ларри, приглядевшись. Не тот взгляд. Не тот рот. Думаю, Леон не из Л.А. Леон, скорее, из Висконсина. Или Иллинойса.

— Собаки. Щенки.

Его рот изогнулся, пока он обдумывал это.

— Я полагаю, щенки.

Все и всегда выбирают щенков.

— Почему щенки?

Ларри — нет, Леон! — запнулся, как если бы никогда не задумывался об этом ранее.

— Думаю это потому, что за ними интереснее наблюдать. Всегда в движении.

Я не мог винить его. Я и сам бы выбрал щенков.

— Как ты думаешь, почему они становятся медленнее, Леон? — спросил я. Телефон возле моего уха был очень горячим. — В смысле, собаки. Леон не колебался с ответом:

— Жизнь тянет их вниз.

f live: Коул? Ты все еще с нами?

коул сен-клер: Я вроде как провел психологический эксперимент во время твоего вступления. Только что я спросил своего водителя, кто ему больше нравится: собаки или щенки.

f live: Вступление было долгим. И что же он выбрал?

коул сен-клер: А ты?

f live: Думаю, щенки.

коул сен-клер: Ха! Дважды ха. Ларри — Леон — солидарен с тобой. Почему ты выбрал щенков?

f live: Они же такие симпатяги.

Я отодвинул телефон подальше ото рта.

— Мартин из «F Natural Live» тоже выбрал щенков. Мило.

Похоже, эти рассуждения не особо отличались от слов Леона.

коул сен-клер: Леон считает, что они забавнее. И энергичнее.

f live: Это утомительно, не так ли? Я имею в виду, если это чей-то щенок. Тогда вы можете просто понаблюдать, а бардак после щенка уже не ваша забота. У тебя есть собака?

Я был собакой. В Миннесоте я был частью стаи чувствительных к температуре оборотней. Иногда этот факт казался важнее остальных. Это был один из тех секретов, которые предназначены в основном для других людей.

коул сен-клер: Нет. Нет, нет и нет.

f live: Четыре нет. Ребята, да это самый настоящий эксклюзив нашей программы. У Коула Сен-Клера абсолютно никогда не было собаки. Но совсем скоро у него будет новый альбом. Давайте оставим это на потом. Помните, как это было круто, ребят?

В конце его фразы прозвучали первые аккорды одного из наших последних синглов, «Жди/Не жди», чисто и резко. Это было сыграно так много раз, что в итоге мелодия потеряла каждую частицу своего первоначального эмоционального резонанса для меня; это была песня про меня, написанная кем-то другим. Думаю, это была превосходная песня кого-то другого. Тот, кто придумал этот басовый риф, определенно знал, что делает.

— Ты можешь говорить, — сказал я Леону. — У меня вроде как перерыв. Они включили одну из моих песен.

— Я ничего не сказал. — ответил Леон.

Конечно же нет. Он просто страдает в тишине, наш старый добрый Леон, за рулем этого чудного лос-анджелесского лимузина.

— Я думал, что ты рассказывал мне, почему водишь этот автомобиль.

Это вылилось в рассказ о его жизни. Все началось в Цинциннати, когда он был слишком молод, чтобы водить. И закончилось здесь в арендованном Кадиллаке, когда он слишком стар, чтобы заниматься чем-либо еще. Вся жизнь в тридцати секундах.

— У тебя есть собака? — спросил я его.

— Она умерла.

Конечно же, она умерла. Позади нас кто-то посигналил. Черная или белая машина, и почти наверняка мерседес или ауди. Я находился в Лос-Анджелесе тридцать восемь минут, и одиннадцать из них провел в пробке. Мне сказали, что есть такие части Л.А., где не существует клише длительных пробок, но, я полагаю, это потому, что никто не хочет туда ехать. Мне по-прежнему плохо удавалось усидеть на одном месте.

Я развернулся, чтобы посмотреть в заднее окно. Здесь, в море монохрома, лениво плелась желтая ламборджини, яркая, как детская игрушка, на фоне редких пальм позади. И с другой стороны стоял фургон фольксваген цвета воды в бассейне, за рулем которого сидела женщина с дредами. Повернувшись обратно, сползая вниз по кожаному сидению, я увидел, как солнечные лучи отбиваются от складовых крыш, от терракотовой плитки, от сорока миллионов пар огромных солнцезащитных очков. О, это место. Это место. Я ощутил прилив радости.

— Ты знаменит? — спросил Леон, пока мы ползли вперед. Моя песня все еще тихо играла в мое ухо.

— Разве бы тебе пришлось спрашивать меня об этом, если бы я был знаменит?

Правда была в том, что слава, как изменчивый друг, никогда не появлялась, когда нужна, и всегда сваливалась на голову, когда лучше, чтобы ее не было. Правда в том, что я был никем для Леона, и, теоретически, всем, по крайней мере, для одного человека в радиусе пяти миль.

В машине рядом с нами парень в очках-вайфарерах^[1] поймал мой взгляд, устремленный на Калифорнию, и поднял большие пальцы вверх. Я ответил ему тем же.