Грешники

Она плавно поворачивается ко мне спиной, какое-то время танцует, томно виляя бёдрами, а я смотрю на неё и ругаю себя за то, что допустил вот это всё, лучше бы с Бархатовой уехал, честное слово! Ведь так же нельзя! Нельзя распалять мужчин и не доводить до конца. А может, она пришла как раз чтобы довести. Судя по её решительному настрою…

От одной только подобной мысли становится жарко.

— Тебе нравится танец? — мурлычет под нос, явно упиваясь моей реакцией на увиденное. К сожалению, удерживать покерфейс не вышло, наверняка по моим глазам легко всё можно прочесть. А остальное… чинно прикрывает одеяло.

— Нравится.

— А я?

— И ты.

Неторопливо обходит кровать, какое-то время танцует, а потом садится на меня сверху, предварительно скинув одеяло.

— Я же красивее той, из клуба? — обвивает мои плечи руками.

— Конечно, красивее.

— А твоей бывшей жены? — движением головы отбрасывает мокрые волосы за спину, открывая доступ к шее. И так хочется коснуться её губами. Невыносимо. Но я держусь.

— И её ты красивее тоже.

Она сидит покачиваясь под музыку на моих бёдрах, касается пальцами спины, медленно, но верно, сводя меня с ума. Мотор стучит так, что готов вылететь к чертям собачьим из грудной клетки, дыхание выходит тяжёлым и хриплым.

— Ты где так накидалась?

— В ванной, — улыбается, гуляя по моему лицу расфокусированным взглядом. — Я думала, что ты не догадаешься.

— Вот почему ты такая смелая, — кладу руки на её талию и пытаюсь если не ссадить с себя, то хотя бы спустить чуть ниже, ведь то, что происходит сейчас — слишком опасная комбинация. Это уже даже не намёк, это откровенный призыв.

Твою же ты мать, Вика, ну что ты творишь.

Внезапно она перестаёт улыбаться и приблизившись почти вплотную к моим губам:

— Поцелуй меня. Как в прошлый раз.

— Как в том твоём сне?

— Это был не сон, и мы оба это знаем.

Она тоже тяжело дышит, на висках блестят бисеринки пота.

И как тут держать себя в руках, когда от поцелуя и всего остального нас отделяют считанные миллиметры и жалкие клочки ткани?

Нет, уже никак.

И я всё-таки её целую. Очень жадно. Гуляю руками под широкой футболкой, а потом вовсе снимаю её, отбрасывая куда-то на пол.

Бывают моменты, когда невозможно контролировать себя, когда тебя накрывает и нет ни единой возможности слиться и дать заднюю. Вот сейчас тот самый момент. Мне надоело бороться с собой и заодно с ней, потому что она осознанно делает всё, чтобы я пересёк границы.

И сегодня я их пересеку.

— Когда я говорила, что люблю тебя, я не врала, Саш, — шепчет она между поцелуями. — Мне не кажется, я знаю точно.

— Вика, пожалуйста, давай не будем сейчас об этом, хорошо?

— Но это ведь правда! — обхватывает мои щёки горячими ладонями и лихорадочно смотрит в глаза: — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Не уезжай, пожалуйста. Оставайся! Я постараюсь измениться, клянусь. Буду бегать с тобой по утрам и есть твою дурацкую овсянку.

— Дурочка, ты думаешь, мне это всё важно?

— Ну ты же правильный такой, а я так… в голове ветер. Но я исправлюсь, обещаю. Скажи, что не уедешь. Поклянись!

Когда красивая девушка задаёт вопросы сидя на тебе верхом полуголая, любой мужчина готов подтвердить что угодно. И я тоже хочу сказать то, что она желает услышать, просто проронить это лживое "конечно, я останусь" — и тут же получить своё. Увы, так делают все. Мужики постоянно врут, чтобы затащить понравившуюся девчонку в постель. Девчонки врут, что он самый лучший, чтобы мужика в этой постели удержать. Мир помешан на сексе и что-то в этом есть.

Я хочу, чтобы Вика осталась сегодня со мной. Да, я ужасно хочу с ней переспать, но врать ей не буду. Ей всего девятнадцать, не хочется быть тем, кто ещё больше укрепит её уверенность в том, что все мужики козлы.

— Прости, но я не могу тебе в этом поклясться.

Она смотрит на меня обиженно, глаза медленно заполняются слезами.

— То есть затащил меня в койку, а потом просто свалишь типа ничего не было? Да? Вот так ты планировал?

Ну вот, о чём я и говорил…

— Ну вообще-то это ты ко мне пришла. И технично соблазнила.

— Ну ты и козёл! — прикрыв грудь рукой, ловко спрыгивает с меня на пол. Отыскав футболку, неверными движениями натягивает её через голову обратно. — Знаешь, что я сейчас сделаю? Я маме позвоню, скажу, что ты меня домогался!

— Прямо-таки домогался?

— Именно!

— Руки распускал?

— И не только руки!

— Угу, ну давай, звони, — провожаю её взглядом до двери и непроизвольно вздрагиваю, когда эта самая дверь хлопает так, что штукатурка с потолка посыпалась. — Спокойной ночи, чокнутая, — кричу вслед.

— Иди в задницу!

Вот точно чокнутая. И причем на всю голову.

А ведь я просил её просто помолчать! Просто. Помолчать. Но ей нужно было заговорить и всё испортить.

Выключаю ночник, пытаясь успокоиться раздражённо поворачиваюсь на бок и не смотря на взвинченное состояние… улыбаюсь.

Дурочка малолетняя.

***

— Эй, хватит дрыхнуть, подъём!

Одеяло каким-то чудом взмывает в воздух, обдавая разгорячённое после сна тело прохладным воздухом плохо отапливаемой комнаты.

Морщусь, открывая один глаз.

Вика.

Стоит напротив: волосы затянуты в тугой хвост, в чёрных обтягивающих лосинах и такого же цвета водолазке.

Что ж ты хорошенькая-то такая.

— Который час?

— Семь утра. Филонишь, дядь Саш. Поднимай зад, на пробежку пора, — сверху на меня комом падает мой спортивный костюм. — У тебя сорок пять секунд, а то я на пары опоздаю, — и уходит, старательно виляя пятой точкой.

Откидываюсь обратно на подушку и ловлю себя на том, что вместо раздражения на её откровенно беспардонное поведение снова давлю улыбку.

Эта девчонка меня точно когда-нибудь с ума сведёт.

Часть 26

Вика

— Это был просто трэш какой-то и музыка полный отстой. Да? — пихает меня локтем в бок Катька. — Вик, Алё!

— А? — оборачиваюсь. — Ты о чём?

— Вечеруха, говорю, тухлая какая-то была. Ни одного нормально пацана, наши только ушлёпки да какие-то старпёры с района. Скукотища.

— Угу, — боже, ну какая ты занудная, Рогачова.