Грешный
Шрифт:
На вошедшей в помывочную королеве была надета ночная рубашка, один в один, та туника, в какой я увидел её в фургоне Гурсана. Через пару секунд рубашка упала на каменный пол.
Думал ли я, что так будет? Да, пожалуй, что да. Имел ли что-нибудь против? Нет, не имел.
После случившегося на просёлке это было всего лишь вопросом времени. А времени у нас почти не осталось. Всего только день или два до столицы Мольфрана, а что там случится дальше, и будет ли вообще это дальше… никто в этом мире не ведал…
— Уверена, что тебе это нужно?
— Уверена, — прошептала Ирсайя, прижимаясь всем
Её била нервная дрожь. То ли от возбуждения, то ли от страха.
У неё что? В самом деле, никого ещё не было? И я, получается, первый?
А впрочем, какая разница?
Ведь здесь и сейчас она находилась со мной.
А всё остальное никакого значения уже не имело…
Рассвет я встретил в кровати. Не разлепляя глаз, пошарил сначала спереди, потом сзади…
Рядом никого не было. Только смятые простыни и тонкий запах духов. Ир намагичила их после купальни, проверяя, как действует её волшебство внутри пелены отторжения.
«Такой аромат позволяет мужчине не уставать, — сказала она. — Этот секрет мне достался от Сирты и… — на этом месте бывшая пленница вновь покраснела, — я ещё никогда им не пользовалась…»
Удивительный факт, но смущалась она совершенно искренне. Я это чувствовал. И даже «познание» в какой-то момент рискнул применить. Весьма аккуратно, чтобы по глупости не разрушить то ощущение близости не только телесной, но и душевной, что внезапно сложилось у нас этой ночью.
Такое, как помнится, у меня возникало лишь с Рейной.
Сегодня всё повторилось.
Даже не знаю, как повернулась бы моя жизнь, если бы встреча с Ирсайей случилась раньше, чем с Рей. И что бы случилось с миром, в который попал, тоже не представляю… И это, наверное, к лучшему. Войти в одну реку дважды никому ещё, если верить мудрости древних, не удавалось…
Ощущение дежавю продолжилось, когда я оторвал наконец голову от подушки, протёр глаза и кое-как огляделся.
На улице занималась заря.
Властительница Ларанты, закутавшись в простыню, стояла возле окна и смотрела во двор. Практически так же как Рей год назад в гостинице Сежеша.
Я поднялся с кровати, подошёл к замершей женщине.
Простыня соскользнула с плеч и упала на пол.
Ир медленно развернулась ко мне.
— Я знаю, ты любишь другую…
Я обнял её за талию и притянул к себе близко-близко.
— Но я обещаю, — прошептала она мне на ухо. — Всё, что случилось здесь ночью, здесь и останется.
Вместо ответа я подхватил её на руки и отнёс на кровать.
До завтрака было ещё далёко, а, значит, и наша ночь здесь ещё не закончилась…
Что может спасти смертельно больного кота? Только глоток керосина.[1]
Размеры нашего котика превосходили размеры булгаковского на порядок, поэтому керосина ему требовалось существенно больше. Не глоток, не стакан, не ведро, а целая бочка. Литров на двести, не меньше…
Всё началось на первом привале после гостиницы.
Мы с королевой привычно свернули с дороги, отыскали «нетронутую» поляну и, едва лишь стреножили лошадей, как из кустов выпрыгнул тхаа. Он вёл себя странно. После прыжка припал внезапно к земле и стал водить носом туда-сюда.
Затем вдруг уставился немигающим взглядом на Ир и двинулся к ней «кошачьей» походкой, негромко порыкивая на каждом шаге.«Малыш? Что случилось?» — встал я у него на пути.
Зверь не ответил и попытался меня обойти.
Я шагнул вбок и вновь заступил дорогу. Тхаа оскалился.
«Не балуй», — погрозил ему пальцем.
Малыш на мгновение замер и вдруг заскулил. Как собака.
— Пропусти его, — попросила неожиданно королева.
Я обернулся.
— Пропусти, — повторила женщина.
Пару ударов сердца я молча смотрел на неё, затем отшагнул в сторону и пожал плечами:
— Как хочешь.
Зверь мягко «обтёк» меня и подошёл к королеве. Я напряжённо следил за ним, положив руку на меч. Его поведение мне не нравилось, но моя спутница была совершенно спокойна.
Тигрокот ткнулся ей носом в бок, обнюхал, ткнулся в другой бок, в живот, обогнул её со спины, уселся, вытянул морду вверх, попытался лизнуть…
Складывалось ощущение, что Малыш что-то потерял, и это что-то находится у Ирсайи.
Королева стоически переносила всё, что он делал.
Обнюхивания, обтирания и облизывания продолжались минуты четыре, а затем тигрокот вдруг застыл, будто в недоумении, и в ту же секунду женщина столь же внезапно, схватила его за мохнатые щёки и притянула к себе. Две головы, человеческая и тхаа, столкнулись лбами и окутались зеленоватым сиянием.
Не знаю, из-за чего, но мне показалось: они разговаривают, вот только я нифига не слышу, и даже иммунность не помогает.
Почему их не слышно, я понял, когда пошёл поближе. Малыш и Ирсайя не разговаривали. В зеленоватом сиянии угадывалась лечебная магия, причём, не такая, какая была у жриц или тхаа, а рунная, какую я помнил по амулету-пластинке «исцели себя сам». Красавица-чародейка явно пыталась помочь священному зверю, но ничего, похоже, не выходило. Тхаа сопротивлялся. Извивался всем телом, скрёб лапами, бил хвостом по земле…
Сияние исчезло внезапно и разом, будто его никогда и не было. Зверь мячиком отлетел от Ирсайи и покатился кубарем по траве.
Женщина вытерла выступивший на лбу пот и без сил опустилась наземь.
Малыш же, наоборот, словно бы получив под хвост заряд электричества, начал носиться по всей поляне, каждые пять секунд подпрыгивая метра на три и кувыркаясь, как акробат. Королева устало следила за ним, не пытаясь подняться.
Меня тигрокот подчёркнуто игнорировал и проносился мимо, не поворачивая головы и даже не пробуя скалиться. А когда ему надоело, он просто шлёпнулся рядом с Ирсайей и вновь начал тыкаться мордой и лапами ей то в спину, то в плечи, а то и в лицо, как котёнок, желающий поиграться.
Ирсайя отпихивалась от него, как могла.
Тщетно. Малыша это лишь раззадоривало. Он радостно уворачивался, рычаще мяукал, подныривал даме под руки и лез ей носом под мышки.
Честно сказать, я просто не знал, что делать. Прямого вреда он не причинял и, по всей видимости, не собирался, но…
— Дим!.. Ох… Помоги! — не выдержала королева. — Он сейчас меня… защекочет…
Я попробовал оттащить озорующего за хвост. Кототигр даже не обернулся. Проще было стальной канат оторвать от крюка.